Раскатом в XVII веке называли любое высокое сооружение; считается, в данном случае речь идёт о церковной колокольне (чтобы символичнее и кощунственнее выглядело), но на самом деле не установлено, откуда именно был сброшен Прозоровский. Широко известны обстоятельства его казни. Костомаров: «Часов в восемь утра явился Стенька судить. Он начал суд свой с Прозоровского. Он взял его под руку и повёл на раскат. Они стали рядом наверху; все видели, как атаман сказал воеводе что-то на ухо, но князь вместо ответа отрицательно покачал головою. Что говорил ему Стенька на ухо — это осталось тайною между ними. Тотчас после того Стенька столкнул князя головою вниз...» Мифотворцы-романисты никак не могли не обыграть такую сцену. Шукшин:

«Принесли шубу. Ту самую, что выклянчил воевода у Степана. Степан и хотел ту самую. Спектакль с шубой надо было доиграть тоже при всех, последнее представление, и конец.

— Стань, боярин... — Степан помог Прозоровскому подняться. — От так... От какие мы хорошие, послушные. Болит? Болит брюхо у нашего боярина. Это кто же ширнул нашему боярину в брюхо-то? Ая-яй!.. Надевай-ка, боярин, шубу. — Степан с помощью казаков силой напялил на Прозоровского шубу. — Вот какие мы нарядные стали! Вот славно!.. Ну-ка, пойдём со мной, боярин. Пойдём мы с тобой высоко-высоко! Ну-ка, ножкой — раз!.. Пошли! Пошли мы с боярином, пошли, пошли... Высоко пойдём!

Степан повёл Прозоровского на колокольню. Странно: атаман никогда не изобретал смерти врагам, а тут затеял непростое что-то, представление какое-то».

А. Н. Сахаров:

«Первым наступила очередь Прозоровского. Разин вытолкнул его вперёд, и сразу же завопили в ярости тысячи людей: “Смерть злодею! На раскат его!” Кто-то бросил в воеводу гнилым яблоком, кто-то попытался ударить его палкой. Разин прикрыл собой воеводу, поднял руку, успокоил людей. Потом подтолкнул воеводу, показал ему вверх. И вот они стоят на краю раската — предводитель повстанцев-казаков, холопов, крестьян, посадских, работных людей и пленный, поверженный государев воевода, гроза южной российской окраины, вымогатель и тиран. Степан что-то говорит воеводе. Тот качает головой. Рассказывали потом разинские товарищи, что то ли сжалился Разин над воеводой, то ли хотел, как и Львова, таскать за собой в обозе, — только предложил он боярину перейти на сторону казаков. Но отказался Прозоровский. Совсем легонько подтолкнул Степан воеводу, и тот полетел с огромной высоты головой вниз. И сразу стихла толпа на площади».

Наживин:

«Около восьми утра к соборной церкви подъехал атаман со своими есаулами. Все они были уже пьяны. Заметив раненого воеводу, который лежал, закрыв глаза, под раскатом на окровавленном ковре, Степан приказал ему встать и следовать за ним на раскат. Воевода едва передвигал ноги, и по грязной каменной лестнице за ним тянулся мелкими красными бусинками кровавый след. Степан поддерживал его под руку. И все снизу, задрав головы, смотрели, что будет дальше.

Они остановились под колоколами, в пролёте, откуда открывался такой широкий вид на рукава Волги и степь.

— Ну, старый хрыч, что скажешь теперь?.. — сказал Степан. — Присягай казачеству, тогда оставлю в живых...

Теряя последние силы, князь отрицательно покачал своей ушастой головой. Степан вспыхнул и толкнул его с колокольни. Вся площадь ахнула в ужасе: грузный воевода мелькнул в воздухе и разбился о камни.

Степан спустился вниз. Его ноздри раздувались, и глаза горели мрачным огнём. Вспыхнуло в душе видение полей далёкой Польши и эта виселица, на которой качался, неподвижный и длинный, его брат. Вспомнилась вся неправда, что видел он по Руси. Он мрачно оглядел своих пленников.

— Кончай всех!.. — крикнул он пьяно».

Хотелось бы обсудить с вами героизм воеводы Прозоровского и предложения, которые ему делал Разин. Но, увы, на самом деле не установлено даже, кто именно воеводу столкнул: в документах о любых убийствах, совершённых разинцами, зачастую писали, что их совершил «Стенька», — как пишут, что Сталин умертвил миллионы людей или Ленин совершил переворот. Даже всезнающий Фабрициус пишет: «Воеводу, т.е. правителя города, князя Ивана Семёновича Прозоровского сбросили с высокой башни»; вряд ли, если бы Разин столкнул воеводу лично, Фабрициус упустил бы столь живописную деталь. (Стрейс ничего об этом знать не мог — он бежал из Астрахани за несколько дней до её падения). А вот и более конкретно — из «расспросных речей» в Малороссийском приказе казака Н. Самбуленко (Крестьянская война. Т. 1. Док. 184. 29 сентября 1670 года): «...боярина взяли, и был положен он под раскатом. А после того немного спустя велел де ево, боярина, Стенька Разин казаком убить. И того ж дни, как взяли Астарахань, боярина с роскату бросили». То есть какие-то казаки по приказу Разина убили воеводу, и не было никакого тайного разговора? Из показаний в Посольском приказе подьячего Н. Колесникова (Крестьянская война. Т. 1. Док. 183): «И боярина князя Ивана Семёновича Прозоровского ранена велел он, Стенька, спихнуть с роската...»

Похоже, в деле о гибели Прозоровского мы столкнулись с чрезвычайно распространённой и живучей, но — легендой. Откуда она взялась, сказать невозможно, но происхождение её давнее, так как её воспроизводит автор анонимного «Сообщения...»: «Говорят, будто прежде чем сбросить его, Стенька прошептал ему какие-то слова на ухо, в ответ на что князь покачал головой. Итак, будучи, несомненно, прельщаем изменником передаться на его сторону и ответствовав на то отказом, князь принуждён был совершить с вышины своей роковой прыжок».

Переходим к митрополиту Иосифу. Из якушкинских сказаний: «[Разин] такой еретик: всю Астрахань прельстил, все за него стали; один только архирей. Архиреем в Астрахани быль тогда Иосиф; стал Иосиф говорить Разину: “Побойся ты Бога! перестань, Стенька, еретичествовать!” “Молчи! — крикнет Стенька Разин: — молчи, батька! Не твоё дело!” Архирей опять Стеньке: “Трехъ большой еретичеством жить!” А Стенька знай своё твердит: “Молчи, батька! не суйся, где тебя не спрашивают! Сражу, говорит, тебя, архирея!” Архирей своё, а Стенька своё! Архирей опять-таки Стеньке Разину: “Вспомни про свою душу, как она на том свете будет ответ Богу давать!” Стенька мигнул своим, а те подхватили его да в крепость, да на стену; а со стены-то и бросили козакам на копья!.. Туть архирей Иосиф Богу душу и отдал». В другом предании рассказывается, что Иосиф потребовал от Разина покаяния: «Ладно, — говорит, — покаюсь. Пойдём со мной на соборную колокольню, я стану перед всем народом и принесу покаяние. Как взошли они на колокольню, Стенька схватил митрополита поперёк и скинул вниз. “Вот, — говорит, — тебе моё покаяние!”».

На самом деле Иосиф был жив и здоров. Из цитированной выше отписки головы московских стрельцов Лаговчина: «...а преосвященный Иосиф, митропалит Астраханский и Терский, в целости, и никакова ему, государь, дурна не учинили...» А вот ещё интереснее — из показаний (также цитированных нами выше) подьячего Колесникова: «Да он же, вор Стенька, на имянины благоверного государя царевича и великого князя Феодора Алексееича был в гостех у митрополита, а с ним было ясаулов и казаков человек со 100 и больши». Из «расспросных речей» в Тамбовской приказной избе московского стрельца И. Алексинца (см. выше): «А боярская де жена и всяких начальных людей жёны все живы, и никово де тех жён он, Стенька, не бил, и у митрополита де он, Стенька, был почесту...» И, наконец, допрос под пыткой Фрола Разина: «Как де брат ево Стенька Астрахань взял, и в то де время взял з Бухарского двора 9 тай з дорогами, с шолком, сафяны и киндяки и отдал на збереженье астараханскому митрополиту, и ныне у него».

Львов был также жив, здоров и благополучен, как явствует из августовской отписки коротоякского воеводы М. Ознобишина в Разрядный приказ (Крестьянская война. Т. 1. Док. 172. Август 1670 года) и иных документов. Артамон Матвеев: «Как воевал и ходил на море впервые вор Стенька Разин и разорение учинил Персидскому царству, и пришёл в Астрахань и познался с князем Семёном Львовым, назвались меж себя братьями, и не исходил из дому его и пил, и ел, и спал в доме его; и на то братство и дружбу свидетельство: как вор второе пришёл под Астрахань и Астрахань взял... ево, князь Семёна, за братство и дружбу от убийства сохранил и животов его не грабил...* Из показаний Лаговчина следует, что и имущества Львова (и других бояр) не тронули: «Да боярина ж и воевод князь Ивана Семёновича Прозоровского и князь Михайла Прозоровского да князь Семёна Львова семьям и домам никакова дурна им не учинили...»