Что тем временем происходило дома: войсковому атаману Самаренину удалось не отпустить (силой, как он сообщал в Москву) Василия Уса с отрядом на Волгу — от царя пришла за это похвала. Но недолго длился покой. В марте 1669 года Унковский сообщал (из сводки 1670 года): «Приехали де з Дону на Царицын черноярские стрельцы Мишка Титов да Васька Поляк со товарыщи и сказывали. — Слышали де они на Дону у казаков, хотят де на Дону в верховых городках казаки збиратца на Волгу на воровство многими людьми, а ждут они из войска к себе промышленников, войсковых казаков Ивашка Жопина да Исайки Рота. А говорят де те казаки, которые хотят идти на воровство — Стенька де Разин и Серешка Кривой с товарыщи на Волгу мимо Царицына прошли смело, а они де и лутче того учинят». Интересно, дошли ли до Дона слухи о том, сколько «зипунов» добыли разинцы? Почти наверняка дошли — любая информация тогда распространялась на диво широко, хоть и не споро.
К Самаренину полетела очередная грамота из Посольского приказа (Крестьянская война. Т. 1. Док. 97): не пускать казаков никуда; в ней же сообщалось, что «да на Царицын же приехав з Дону, стрельцы Артюшка Минин с товарыщи сказывали. — Ездили де они Доном и Хопром в Тамбов для покупки хлебных запасов, и говорили им на Хопре в Ызотове городские казаки Минька Кривой да Пашка: ходили де они, Артюшка с товарыщи, для поиску за Серешкою Кривым с товарыщи, а они де, Минька с товарыщи, не так учинят, как Стенька Разин с товарыщи: на Волгу прошли мимо Царицына смело, а пойдут прямо на Царицын; и хотели тех царицынских стрельцов побить. Да на Дону ж де и на Хопре во многих городах похваляютца казаки, что они нынешнею весною однолично пойдут на Волгу многими людьми». Весёлый у казаков был год; будет и ещё один весёлый...
Зимовать разинцы обосновались на полуострове Миян-Кале: он тянется с востока на запад на 55 километров, образуя естественную бухту — Горганский залив. Минимальная ширина полуострова — 800 метров, максимальная — 3700 метров. Часть его, прилегающего к суше, была, по некоторым данным, охотничьими угодьями шаха, то есть там должны были быть деревья, плоды, звери и птицы. Шарден: «Он изобилует оленями, кабанами, газелями из породы ланей... пресной водой и всем, что нужно для жизни, поселение на нём очень удобно». (Там сейчас птичий заповедник). Если так, казаки сделали хороший выбор. Но как персы им это позволили — после ужасов Ферабада и Астрабада, после съеденных собаками послов? Есть версия, что шах таки выделил казакам эту землю. Она не подтверждена документами, более того, впоследствии персидский посол официально заявил царю, что никакой земли казакам не давал. Но политики могут сказать и неправду, а надёжных документов о персидском походе нет вообще никаких. Может, теперь шах хотел выиграть время, собирая войско, и потому разрешил казакам жить на полуострове? Или всё ещё раздумывал: стоит ли их прогонять, не принять ли их к себе на службу?
Казаки — рабочей силой у них были пленные, свои и чужие — вырыли громадный ров, возвели земляной вал, на него установили пушки, внутри возвели деревянный городок — об этом упоминал в сводке 1670 года «толмач Ивашко». Далее опять все друг другу противоречат. Шарден: «Это было как раз то, что требовалось персам: как только они узнали, что казаки укрепились в этом месте, в конце этого года... они отправились в поход против них и, так как они были сильнее, разбили их, взяли обратно почти всех своих пленных, принудили их погрузиться в барки, которые обогнули весь полуостров и достигли на самом отдалённом краю полуострова более выгодного пункта, защищённого болотом». По Кемпферу же, казаки просто провели зиму без всяких сражений.
А. Попов: «Казаки, разгромив Ферабат и Астрабат, укрепились близ Ферабата на узкой косе, глубоко вдающейся в море. Ближайшая к берегу часть этой косы покрыта лесом, где казаки и начали строить городок... Персы, проведав про их намерение, напали на них в значительных силах, разбили и отняли почти всех пленных. Казаки сели в свои суда и отошли далее в море, к песчаной оконечности той же косы, отделённой от лесной её части болотом. Здесь они провели зиму. Голод и болезни значительно уменьшили число казаков во время зимы на безводном острове, окружённом морем и болотом. У них не было наконец хлеба и они ели лошадей...» А. Н. Сахаров: «Многие казаки больны, лежат в лихорадке, харкают кровью: от дурной воды, гнилой ествы и грязи немало людей маются животами, по телу идут чирьи. Мука заплесневела, сухари, крупы, толокно, взятые ещё из Яицкого городка, отсырели и покрылись гнилью; помыться негде, от казаков идёт тяжёлый дух, прорывается сквозь дорогие кафтаны».
Пришла весна — пора двигаться. А они всё сидят. Чего дожидаются? Писатели предлагают версии. С. П. Злобин: «Они стояли на этом проклятом острове десять недель. Сухая, толчёная или свежая рыба, кишмиш, курага, сушёная алыча — и ни крошки хлеба. Зной. Солнце в полдень стоит почти отвесно над головой. Сотни вёрст солёной воды вокруг, а по ночам — комары... Разинцев мучили жажда и лихорадка. Месяц назад три десятка казаков, не выдержав, бежали в челнах. Каждую ночь стало умирать человека по два. Казалось бы, надо покинуть этот гнилой остров и, сберегая людей, уходить подобру от беды. Но Разин упорно держал ватагу на острове... Несмотря на общие мучения всей ватаги, со злобным упорством он ждал, когда астаринский хан предложит размен пленных».
А. Н. Сахаров: «Идти домой — нет, об этом он не мог даже подумать... Разве мог он, победитель московских воевод, гроза боярских и воеводских прислужников, освободитель всех людей, забытых богом и судьбой, вернуться в Астрахань, а главное — в свои верховые донские городки в таком обличим? А сейчас что может показать он с этими отощавшими, измученными людьми, которые и в глаза-то не могут взглянуть. Кто потом пойдёт за ним, если приведёт он с собой такое войско?»
Изобретательный Чапыгин на сей раз никакой версии не предложил. А нам что думать? Может, казаки не теряли надежды на переговоры с шахом? Может, никак не могли прийти к единому мнению, что делать дальше? Может, хотели ещё пограбить побережье? А может, Кемпфер не прав и никакого нападения персов на казаков на Миян-Кале не было, и казаки там вовсе не умирали от голода и болезней (в русские земли они вернутся страшно истощёнными, но до этого побывают ещё в одном месте, гораздо хуже Миян-Кале), а просто жили в своё удовольствие, строя планы?
Но, похоже, им всё-таки жилось неважно. Молока не было. Хлеба тоже. Болезни наверняка были. (Хоронили умерших по обычаю в море, не снимая с тела золотых и серебряных украшений). Разин (а может, Сергей Кривой или ещё кто-то) предложил идти на восточный берег Каспийского моря — в «Трухменскую» (туркменскую) землю. А. Н. Сахаров: «...отъедимся, оденемся в тёплое и снова ударим по Мазандерану» (так называлась прибрежная область Персии, к которой относился Миян-Кале).
Когда именно этот набег состоялся — неизвестно. Разграбили туркменские кочевья, взяли, надо полагать, в основном лошадей, овец и коз. А. Н. Сахаров: «Врывались в кибитки и шатры, вырезали воинов, хватали женщин, волокли с собой шерсть, войлок, кожи, тёплые малахаи, отгоняли прочь скот, забирали вяленое мясо; в шатрах тамошних князей мели подчистую — богатую рухлядь, золотые изделия, сдирали с коней дорогую конскую сбрую...» Одна из самых неприглядных страниц в разинстве; чтобы героя оправдать, Злобин, к примеру, придумал, что на туркмен напал по собственной инициативе Иван Черноярец.
Михаил Гаврилов, астраханский стрелец, бывший в отряде Разина, ушёл от него и потом давал показания (сводка 1670 года), в частности: «...да и товарыщ де Стеньки Разина Сергушка Кривой убит же в Трухменях». А. Н. Сахаров: «Совестью его был Сергей и любил его, и перечил, но не к худу перечил, а к добру». Насчёт совести очень сомнительно, а что перечил — правдоподобно. Версию о том, что Кривого «убрал» Разин, никогда в жизни не выдвигал никто из его самых лютых врагов — а меж тем нам кажется, что полностью исключить и её нельзя...
