***

Казалось,  что они шли целую вечность.

Торонта,  усталый от постоянного напряжения и недосыпа,  двигался,  словно в тумане:  ноги шли, будто сами по себе, а перед глазами четко видна быда только линия горизонта,  и ему было все безразлично,  кроме как достичь ее наконец , такую далекую и прозрачную… Ворланд прилетал совсем рядом,  но, видя,  в каком состоянии находится приятель,  не позволял сеюе уже никаких шуток по поводу встречи с незнакомкой, потому как чувствовал: еще немного – и возможны нервный срыв и даже серьезная ссора…

В километрах шести или около того от Охотничьего Привала (там,  где и содержали зверей в вольерам,  в том числе и нашего героя) располагалось изумительно красоты Синее Озеро. С наступлением весны сюда можно было приходить и любоваться серебристыми рыбками,  полескавшимися в воде и буквально выпрыгивающими торт своей обители,  наслаждаться цветущей ивой, ветви которой живописно оформляли берег, а также послушать мелодичнык трели птиц.  Ныне же оно представляло собой нечто ледяное и зеркальное,  покрытое уже в некоторых местах тонкими,  словно волоски пшеницы,  трещинками,  под коими можно было еще увидеть милых красноперых окуней, снующих подо льдом в поисках пищи.

На противоположном от наших путников берегу не так давно была открыта  пещера , уже сильно заросшая камышом, мхом и другой растительностью,  коей так полюбилась влажность Синего Озера. Друзья недолго полюбовались прекрасным пейзажиэем,  открывшимся их взору,  но наконец Ворланд тихо произнес:

– Она часто сюда приходит. – Уловив внимательный и пристальный взгляд Торонты,  он осторожно продолжил – Садится на берегу, смотрит на воду,  поет свои песни, а в теплые дни поедет венки из одуванчиков. Даа… За ней редко сторожа просят наблюдать: она никуда сбегать не собирается.  Да и куда она пойдет? Тут,  можно сказать,  ее спасение.

Торонта внимал мудрому птаху , не перебивая его и лишь  напрягая слух, дабы не пропустить ничего,  что бы могло оказаться четким фактором,  кой мог бы пригодиться в поиске Мишель.

Наконец он спросил:

– Спасение? Почему?

Ворланд усмехнулся:

– У нее тут никого нет. Пока.  Мишель привезли,  можно считать,  из заграницы.

Островитянка она.  Притом редкий вид. Как обычно,  размножить хотят. Кроме нее,  ни одного голубого перца (по крайней мере,  здесь) не встретишь уж точно. Так что в её случае,  лучше спокойно жить, тем более она не совсем здорова.  В отличие от тебя,  альтруиста,  – В этом месте Торонта улыбнулся – Она никуда боле не выходит,  так , только прогулки ей необходимы,  но чтоб рваться на дикую свободу – это не по нее.

Сердце слабое. Имей, кстати,  это в виду.

Торонта отошел немного назад и принялся разшагивать по снежной равнине,  оставляя отпечатки,  которые тут же успевали исчезнуть,  благодаря поднявшемуся ветру и стелящейся поземке.

Ворланд добавил,  присаживаясь на толстую ветвь мохнатой сосны:

– Имей это в виду,  Тор.  Хочешь новых знакомств – добивайся. Но Мишель – довольно хрупкий и нежный цветок для этих грубых человеческих краев, и просто так сорвать его с твоей стороны будет жестоко и неразумно....

Не успел ворон договорить последнюю фразу,  как Торонта неожиданно развернулся,  схватил ту самую ветвь. на который сидел его приятель,  притянул ее к себе,  решительно при этом посмотрев прямо в глаза ошарашенному птаху:

-Запомни раз и навсегда одну вещь, Вор.

Я никогда не позволю себе забрать что-то с чужой земли. А раз я сказал так,  значит,  я верен свои словам и принципам. Разрушать чью-то жизнь – Не в моих правилах. И еще кое-что… – С ними словами лис отпустил ветку,  и Ворланд чуть было не потерял равновесие. – Будь уверен,  я всегда буду прислушаться к твоим советам -до тех пор,  пока они не нарушают мои личные границы. Пошли.  Или ты намерен замерзнуть среди снега и скал?

***

Друзья договорились,  спустя некоторое время, вновь посетить Синее Озеро.

Несмотря на риск быть выслеженными браконьерами,  Торонта с Ворландом предприняли несколько вылазок на территории соседних вольеров.

Деятельный черный лис занялся тем,  что начал по-тихоньку изготовлять различные виды железных отмычек для скважин в тяжелых замках,  пользуясь информацией,  предоставленной ему вездесущими грачами.

Да и Ворланд не терял времени зря.

Облетев несколько раз над городскими окретностями, он со вниманием,  свойственным лишь его зорким очам,  осмотрел примерно с десяток вольеров,  похожих на клетку,  в которую поместили его друга, проверяя главное – замки и скважины на решетках заключенных.

Наконец,  обойдя стороной иные,  ворон заметил один небольшой ,  стоящий чуть поодаль от остальных,  домик-вольер.  На железных дверях висел ,уже местами тронутый ржавчиной, тяжелый замок с вырезанными инициалами : "М. П."

Читатель,  возможно догадается,  обладателю сего походного "зоопарка ", куда были помещены отловленные звери,  крайне необходимы были надписи на замках или вывешенные таблички (однако ж выцарапывание букв На замках было куда более надежным методом – ведь тяжелый металл не был подвержен погоднымиусловиями условиям) : они помогали различать информацию о пленниках.  Первая буква обрзначала имя заключенного, вторая же – под,  к коему тот относился. В данном случае все было так : "Мишель. Песец."

Подозревая,  что Торонта возгорит желанием найти ее как можно быстрей,  Ворланд тщательно запоминал дорогу назад…

***

Не теряя надежды встретиться с Голубой загадкой, Тор часто навещал каменные изваяния, величественно  стоявшие посреди холодного,  разреженного воздуха.  Он продолжал свои чертежи,  но не уже не на темном полу своей тюрьмы,  а именно на притягивающим своим дыханием камнем. Да,  читатель не ослышался, ведь эти камни, действительно, были способны дышать. Три гигантских великана стояли,  словно высеченные из стали – такими ледяными и неподвижными они казались непосвященным наблюдателям на первый взгляд. Однако Торонта Уже не единожды бывал тут : ему близки были эти таинственные идолы,  совсем не похожие на округлые минеральные сфероиды,  которые обычно встречаются внутри горных пещер. Торонта становился спиною к каждому из троих изваяний и слушал,  слушал, закрывая глаза и входя во временную прострацию. Ему нужны были эти моменты: тогда приходили ответы на вопросы в непонятных ситуациях,  с охлаждающим шерсть каменным дыханием…

А Мишель Голубой Лед все еще виделась ему во всех местах,  где бы Торонта ни бывал.  Он рисовал чертежи на скалах – она, словно птица, пролетала сквозь них, он брел меж стволов тонких белоснежных берез – и она шла,  в пяти шагах от него,  он садился у замерзшего озера,  и чувствовал, будто она сидела не противоположном берегу… Но недосягаема до сих пор была для него эта загадка,  образ Мишель,  такой ясный и четкий в его сознании,  был похож на воздух,  призрак, не обладавший объемом и телесной плотью.