Отец Эвана называл новое поколение докторов «приростками технологий».

В их памяти больше ничего не откладывалось. Они полностью полагались на волшебные очки, которые выведут всю необходимую информацию, даже дадут на выбор предполагаемые диагнозы. Осталось только выбрать, и вот — ты врач.

У Марка Дэппера выживали люди с минимальными шансами на успех, ведь отец Эвана — великий хирург, хоть и говнюк. Скоро этого не будет. Если процент успешности лечения будет меньше 20 %, значит, пациент скорее мёртв, чем жив, в спасении не нуждается. Врача отправят к другому больному.

Эвана бы сейчас отправили к другим пациентам.

Пульс слабый. Дыхание прерывистое. Девочка ещё жива, но у неё практически нет шансов.

Эван вытащил из кармана шприц, единственный, который прихватил с собой из аптечки фельдшера. Обезболивающее. Всё остальное пришлось бы перебирать с мыслями «а вдруг понадобится не это», но обезболивающее — универсальное лекарство, «помогающее» при любой травме.

При падении Эван распорол себе руку, от удара об железяки разбил голову, под порванной рубашкой виднелись кровавые подтёки, и обезболивающее понадобилось бы ему самому. Но он быстро прислонил шприц, больше напоминающий упаковку жвачки — такой же маленький и прямоугольный, — к обожжённой коже девочки, в неё впилась тонкая иголка и впрыснула спасительное средство.

Шансов мало, но они есть.

Она ещё поборется.

Словно в доказательство мыслям мужчины, девочка всхрипнула и, не открывая глаз, выдавила-выплюнула:

— Кики.

Эван быстро сел рядом, осторожно придержал её за затылок.

— Тихо-тихо, не шевелись.

Ему хотелось спросить, что случилось, где её родители, как она выпала из окна, но он понимал, что она ничего ему не скажет. Он даже не был уверен, понимает ли она его.

— Кики, — прошептала девочка одними губами. — Мой брат.

Эван напрягся, прислонился ухом ко рту ребёнка и отчётливо различил:

— Мой брат.

— В квартире был ещё кто-то?!

Девочка замолчала, её губы сжались в одну пересохшую и потрескавшуюся полоску. Она снова отключилась. Эван никогда не был так рад, что пожертвовал чем-то ради кого-то — что бы было, если бы она пришла в себя без обезболивающего?!

Мужчина неосознанно содрогнулся.

Девочке было лет двенадцать, но это не помешало Эвану представить, что на её месте лежит Эрин — её лицо покрыто ожогами, кожа на щеках обуглилась, дыхания почти нет. Он стиснул зубы, мысленно сказал: «С ней всё хорошо, за полчаса с Эрин ничего не случится. Ни-че-го. Она ни во что не вляпается». Эвану на секунду захотелось побиться головой о железные перила, — видимо, расквашенного затылка было недостаточно, — от того, насколько тупым ему показалось самоубеждение. Эрин может вляпаться в неприятности, даже если её засунуть на необитаемый остров.

Он посмотрел на свои дрожащие руки, стиснул кулаки.

Когда он увидел её, зажатую плитами, ему показалось, что он смотрит на её труп. Такого ужаса он не испытывал, наверное, никогда. Потом уже осознал, что она жива, даже может орать на Юргеса. Только после этого Эван нашёл в себе силы развернуться, позвать спасателей.

Но эти секунды показались худшими в его жизни.

— Ты мне мешаешь, Эрин, — злобно выплюнул он, тряхнул головой, собираясь с силами, и взглянул ввысь, решая, что делать дальше.

Он ещё не знал, что бывает намного хуже.

Спасателей внизу не наблюдалось. Эван разозлился ещё сильнее, поняв, что, скорее всего, они тупо не прислушались к фельдшеру. Очевидно было, что она новичок, а своё мнение отстоять наверняка не смогла. Если уж «чувак в костюме» сходу вынудил её себе подчиняться, то…

Эван выставил видеофон на голографический аварийный сигнал, он должен был мигать с балкона и теоретически привлечь к себе внимание. Сам мужчина засучил рукава, но те быстро распались обратно висящими огрызками — рубашка была порвана в клочья. Не обратив на это внимания, он пошагал (пытался бежать, но сил не было) по пожарной лестнице.

К тому моменту, как он добрался до нужного окна, с него ручьём лил пот, спина и подмышки покрылись мокрыми пятнами, с волос срывались гигантские капли. Этаж был вовсе не двадцатым, не меньше тридцатого — точно. Эван различил мигалки пожарных машин снизу, но останавливаться не стал — глупо залезть так высоко, а потом спокойненько спуститься, будто просто на спортзал денег не было.

Эван взбирался по пожарной лестнице, на которую они упали вместе с девочкой. Теперь от нужного окна его разделяло приличное расстояние. Стекло в нём было разбито, за осколки зацепился сдувшийся детский батут, раскачиваясь на ветру, словно флаг.

— Кики? — осторожно позвал Эван, чувствуя себя немного дебилом.

На этой высоте отчётливо воняло палёной резиной, но почему — было непонятно, вроде бы никакого дыма не наблюдалось.

Мужчина раздражённо вздохнул, взглянул вниз, ужаснулся высоте, пообещал себе больше не смотреть и уже собирался разбить ближайшее к нему окно, влезть в квартиру и проверить её на наличие других пострадавших.

Но тут из дальнего разбитого окна с батутом высунулась светлая детская головка.

— Кики? — опешил Эван.

Ему не ответили, в детских глаза вообще не было понимания ни что произошло, ни что за дядька тут лазает, ни где его, судя по всему, старшая сестра.

— Кики, уберись обратно. Отойди на шаг, ладно? Давай, дружок, чуть-чуть дальше от окна, хорошо?

Эван очень удивился, когда мальчик послушался и скрылся от солнечных лучей за занавесками.

— Ладно. Кики, это твоя комната, да?

Светлая головка кивнула, настороженно разглядывая «супермена», заляпанного грязью и кровью.

— А эти окна — это кухня? — допытывался Эван, жалея, что не может перепрыгнуть на другую пожарную лестницу. Хотя и от неё до нужного окна было далековато.

Кики кивнул.

— Сможешь перейти на кухню? Откроешь мне окно?

Мальчик отрицательно закрутил головой.

Эван вздохнул. Уговаривать зажравшихся миллиардеров купить новый артефакт он умел, а вот детей… как с ними разговаривать вообще?!

— Кики, я хороший дядя, — глупо сказал он и чуть не выругался матом — да что он несёт?! — Я тебя не обижу, — настойчиво продолжал говорить Эван, не понимая, что мальчик не двигается с места вовсе не из-за странного дяди.

Насторожился мужчина только в тот момент, когда услышал свистящий звук, будто откуда-то спешно сдували воздух. Сперва он решил, что это батут, но внезапно почувствовал убийственный запах жжёной резины. Кики вжался в занавеску.

— Слушай, — осенило Эвана, — у тебя есть видеофон? Он при тебе?

Мальчик испуганно кивнул.

— Ладно, сними на камеру, что там у тебя в комнате. Сможешь?

Управляться с современными гаджетами мальчик умел явно лучше, чем разговаривать с людьми.

Спустя несколько мгновений Кики вывел голограмму, на которой отразилась комната детей, в которой посередине валялся скукоженный кусок разбившегося лайнера.

Эван в ужасе уставился на картинку.

Он не знал, из какого именно материала делали современные лайнеры, но хорошо помнил, один из владельцев авиапарка рассказывал о новой супертехнологии. Любая взрывоопасная деталь самолёта делалась с автоматической системой сдерживания взрыва. Если датчики указывали, что самолёт потерпел крушение, и появилась опасность возгорания, деталь покрывалась изоляционными щитами. Они на 100 % предотвращали возможность взрыва.

Правда, было два смущающих конструкторов момента.

Первый — если система даст сбой и при абсолютно нормальных условиях полёта покажет «крушение», то самолёт развалится в воздухе, так как все основные его детали свернутся в кокон.

Второй — если внутри кокона возгорание уже произошло, то пластины сдержат взрыв, но сами начнут плавиться. Как этого избежать, конструкторы пока не придумали. А зря.

Судя по всему, взрыв в комнате детей уже произошёл, и сейчас плавящиеся пластины разжижали ни в чём не повинный пол, образуя в нём дыру размером с кратер. Кики стоял сантиметрах в пятидесяти от лавы.