– Ты не сидишь, – не согласилась Валка, и выражение ее лица смягчилось. – Ты был на мостике.

– Да, – огрызнулся я, – без дела. Где мой меч?

Я оставил его на кровати, когда переодевался. Казалось, что оставил.

– Паллино справится не хуже тебя.

– Паллино не знает вражеского языка. – Я прекратил рыться в куче одежды. – Черт побери! Где мой…

Меч появился у меня перед глазами. Валка протянула его мне навершием вперед.

Я принял его так, как принимал от сэра Олорина много лет назад, в начале своего пути.

– Спасибо.

Ее пальцы остановились в считаных миллиметрах от моей груди, там, где на черной керамике были выгравированы трезубец и пентакль – мой герб.

– Мне не хочется, чтобы ты бросался в бой. Ты можешь погибнуть, – сказала она, положив руку мне на грудь.

Я не чувствовал ее тепла, лишь легкое давление.

– Не погибну, – выдавил я улыбку. – Меня невозможно убить, разве ты не слышала?

Но Валка была у озера в Саду Кхарна Сагары. Она знала все лучше других.

Ее золотистые глаза не улыбались.

– Мне тоже не нравится сидеть здесь без дела. Не нравится, что ты уходишь.

– Это мой долг, – ответил я, накрывая ее руку своей. – Если не я, то кто?

Корабль тряхнуло. Должно быть, щиты отразили выстрел. Мы разошлись, отпустили друг друга. Этого было достаточно, чтобы я вернулся в боевой режим.

Терминал зазвенел, и я включил рацию:

– Марло.

– Сэр, мы почти готовы, – раздался из динамика голос Паллино.

«Сэр». Он обращался ко мне так, только когда предстояли важные дела.

– Вас понял. Иду, – ответил я, еще сильнее погружаясь в ощущение нереальности происходящего.

Подняв глаза, я увидел в зеркале свое отражение, черную блестящую броню. Я выглядел так, как в видении – видении ли? – в Ревущей Тьме. Демон в черном. Доспех был другим, но в остальном сходство было налицо… на сердце легла тень.

– В чем дело? – спросила Валка, почувствовав мое замешательство.

Оглянувшись, я немного удивился, что она была еще здесь.

– Извини, – ответил я. – Мне пора. – И развернулся, но, положив руку на дверной косяк, добавил: – Когда мы покинем корабль, запрись здесь. Так ты будешь в безопасности, если сьельсины прорвутся.

– Черта с два!

Ее резкость и ярость поразили меня. Я обернулся. Она уже была на полпути ко мне.

– Я не собираюсь запираться. Адриан, ты не заставишь меня залезть в ящик.

– Прости. – Я осознал, что и кому сказал, и разом почувствовал себя глупо. – Я не это имел в виду. Просто я волнуюсь.

– Волнуешься? За меня? – усмехнулась она. – За меня?!

«За кого же еще?» – хотел сказать я, но решил, что это перебор.

Вдруг меня осенило.

– Может, пойдешь на мостик? Аристид будет слишком занят координацией атаки, а мне нужно, чтобы кто-то за мной приглядывал.

– Я…

– Ты не будешь сидеть без дела, – перебил я, криво улыбаясь. – Ты будешь на мостике.

– Ненавижу тебя, – процедила она сквозь зубы, но взяла мою руку и снова ее сжала.

– Не верю!

Золотистые глаза встретились с лиловыми, и Валка поцеловала меня. Почему я так отчетливо помню именно этот поцелуй? Я не в первый раз оставлял ее, отправляясь в бой. Не в последний. Это был не наш первый поцелуй на борту «Мистраля», не поцелуй ветреной ночью на Беренике. Не тот, которым я наградил ее, когда она укладывалась в фугу при возвращении в Колхиду под черными парусами.

Но я помню его. Помню ее руки в моих волосах, вкус ее губ и дрожь палубы под ногами. Помню, как прижимал ее к себе, а в голове тонкий голосок шептал: «У тебя мало времени».

«У тебя мало времени».

Каждый абордажный запуск – это проверка удачи.

Ты цепляешься за ограничительную сетку у стены шаттла класса «Сорокопут», радуясь, что подкладка скафандра впитывает пот с твоих ладоней, перегоняя его в воду. Дышишь сквозь зубы и молишься, чтобы выбранный навигатором и пилотом курс проходил вдали от вражеских истребителей и орудий. Ты бессилен что-либо изменить. Бежать некуда, делать нечего; остается лишь надеяться, что в итоге ты попадешь куда надо, но и в таком случае ты остаешься по уши в дерьме. У тебя впереди битва. Битва, из которой не отступить, и единственный способ победить – захватить вражеское судно.

Я делал это десятки раз, но легче не становилось.

Молиться всегда нелегко.

Облаченный в скафандр и шлем, обтянутый всепогодной тканью, я слышал лишь свое ровное дыхание и воинственный ритм, отбиваемый сердцем. Быстрее. Быстрее. Мы падали в пустоту. Меня окружали двадцать солдат в красно-белом, а где-то рядом в сторону сьельсинов двигались еще несколько десятков таких же, как наш, кораблей.

Тысяча человек. Тысяча ирчтани. Против император знает скольких Бледных. Следом за нами готовились к забросу солдаты с «Кирусина», но до тех пор мы оставались без подкрепления. Возможно, Валка была права. Возможно, я был безрассуден.

В тускло-красном свете шевелились мои соратники. От них буквально веяло волнением. Копья и плазмометы перекладывались из одной руки в другую. Шептались молитвы. Энтоптика моего скафандра проецировала интерьер кабины прямо мне в глаза, создавая ощущение, что на мне вовсе не было ни шлема, ни маски. С одной разницей: проекция была более яркой и насыщенной, чем то, что я мог увидеть собственными глазами в таком слабом освещении. Я смотрел на безликих легионеров, те смотрели на меня сквозь гладкие керамические маски без глазниц и прорезей.

Все молчали. Все без слов знали, что должны делать.

Сиран, в форме первого центуриона, ободряюще кивнула мне. Ее маска была красной, в тон тунике, а на нагруднике сияли три золотые медали. Она молча проверила настройки подвешенного на кронштейне сложенного энергокопья и, удовлетворившись результатом, прижалась головой к сетке.

– Волнуешься? – спросил я по частному каналу, чтобы не тревожить остальных.

– А ты? – ответила она по тому же каналу, повернув ко мне закрытое безликой маской лицо.

– Как обычно.

Но я не мог допустить, чтобы мое волнение заметили.

Шаттл тряхнуло; что-то задело щиты. Несмотря на супрессионное поле, предназначенное для снижения перегрузки при резком ускорении, внутри меня все перевернулось и осталось в таком положении. Я порадовался, что солдаты не видят сейчас моего лица, и медленно, глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Посмотрел в сторону выхода, мысленно пожелав, чтобы он скорее открылся. Все было лучше, чем бессильно ждать.

– Тридцать секунд до контакта, – сообщил пилот.

Пальцы сжались на ограничителе, и я вместе с несколькими солдатами склонил голову – то ли в молитве, то ли защищаясь, то ли все сразу.

– Двадцать секунд! Приготовиться к столкновению!

В шаттле не было иллюминаторов, и корабль сьельсинов оставался для нас невидим.

– Пятнадцать секунд! – сообщил пилот.

Шаттл замедлился, выпустив тормозные ракеты, но скорость по-прежнему оставалась высокой.

– Десять! Пять!

– Держитесь! – крикнула Сиран.

Я расставил колени, прижав их к стенкам своего отсека, и сгруппировался. Толчок был резким, и я все равно ударился головой об ограничитель.

– Контакт! – воскликнул сзади пилот.

Почти сразу же заработали плазменные резаки; я услышал сквозь шлюз, как они завыли и закашляли.

Мы мигом освободились от портупей. Солдаты взяли на изготовку энергокопья и плазмометы, напоследок проверили экипировку. Несмотря на витавшее в воздухе напряжение, все действовали строго профессионально, готовые выполнять свою работу.

С другой стороны круглой двери вращались два плазменных резака, глубже и глубже вгрызаясь в корпус сьельсинского корабля. Вокруг отверстия закрылись герметичные зажимы, накрепко присосав «Сорокопута» к кораблю. Я протиснулся в носовой отсек шаттла, чувствуя себя так, будто вновь оказался с мирмидонцами в лифте, поднимающемся на смертоносную арену Колоссо. Как будто бы ничего не изменилось.