– А господин Иль давно у вас работает? – наконец решил закинуть удочку он. Разумеется, Джу знал, что Иль не из Первой префектуры. Джу думалось, он из Городского управления, а ученика взял, чтобы скуку гонять и не дать себе жиром заплыть. Но вдруг и Мур что любопытное скажет.

– Это который? – поинтересовался Мур.

– Ну, как – который? Сначала он со мной на крыше сидел, а потом всеми внизу командовал.

– А, понял. Он вообще не из наших. Он бывает только по очень важным делам. И обычно нам работать не мешает, только смотрит. Даже удивительно, чего он в этот раз в драку полез. А что тебе до него?

– Он мне жизнь спас, – сказал Джу. Это было правдой, только относилась правда к делу о золотой контрабанде.

– Ну, такому, как Иль, твоя благодарность не нужна, – махнул испачканной в соусе рукой младший помощник префекта. – Он заправляет делами поважнее, чем чья-то глупенькая жизнь. Сдается мне, он и вообще не из сыска. Он человек Царского Города.

– Почему это тебе так сдается?

– Его рапортов нет в столичном архиве. Мои есть, твои есть, а его идут прямиком куда-то наверх.

– Ты проверял, что ли? – удивился Джу.

– Эх ты, – вздохнул Мур, удрученный тем, что вынужден разъяснять очевидные вещи. – Ты приказную карточку на денежное вознаграждение прочел? Или ты ничего, кроме суммы, на ней не увидел? Так вот, там было написано: «По рапорту префекта войска Порядка и Справедливости Первого столичного округа выдать такому-то столько-то денег…» Соображаешь, к чему я? Расписался префект, рапорт составил префект, хотя префектом там, на Монетном, близко в тот день не пахло. Это чтоб по казначейству деньги провести и, случись проверка, легко выяснить, кто отдавал распоряжения, почему и как. А господин Иль свой рапорт сдал в такое место, что нашим казначеям и во сне не приснится.

Джу прищурился. Мур даже в подпитии соображал неплохо. Поэтому Джу решил перевести разговор на другое:

– А как преступник? – спросил он. – Дает показания?

Господин Мур почесал черенком соусной ложки в затылке.

– Ты, друг, видать, здорово ушибся, когда с крыши упал, – покачал головой он. – Если б он сейчас показания давал, мы бы с тобой не по сорок ларов получили, а по полтысячи. Преступник, когда его связанного вели через мост, вырвался и в канал нырнул. А вынырнул только сегодня с утра, в шлюзе, когда возле Запрудного воду сквозь решетку пропускали. Да и что с него были бы за показания? Кто Первого министра нанят убить, тот показаний следствию не дает, хоть пытай его, хоть озолоти. Дело такое либо личным бывает, либо убийца разума лишен.

Ближе к ночи, когда с церемониями, поздравлениями, праздничными выходами и прочими обязанностями Справедливого Государя было покончено, император Аджаннар вернулся из Царского Города в Ман Мирар, явился в свой личный кабинет и сел за письменный стол.

Столичные новости были краткими и весьма обычными для такого дня, как новолетие. Конечно же, несмотря на государев указ, без драк, пьянства и безумных выходок в городе не обошлось. Публичные увеселения были под запретом, но всякий, кто в самом деле хотел развлечений, устраивал их себе самостоятельно.

В Портовом округе случились беспорядки на улицах – перевернулась целая телега с пирогами и перегородила проезд. Патруль, подоспевший на место происшествия, стал разгонять сбежавшихся к бесплатному угощению бездельников. В толпе под парой плеточных ударов вспыхнула идея о том, что кира Энигора, известного в Столице своими ортодоксальными религиозными взглядами, зарезали иноверцы. И лишь с большим трудом удалось избежать погрома в соседних торговых кварталах, где проживали иноземные купцы.

В Приречье некто справил большую нужду на алтаре Хранителей Города, воздвигнутом на месте массовых захоронений времен Солдатской войны. Задержанный за этим делом негодяй сознался, что совершил кощунство на спор. Совсем ничего святого у людей не осталось.

Там же, в Приречье, у северной заставы Иш, был затеян бой между кулачными бойцами. Через площадь возвращался из гостей домой окружной судья. Заметив собравшийся поглазеть народ, он вспомнил, что увеселения запрещены и стал уговаривать людей разойтись. А поскольку его не слушали, добросовестный, но изрядно выпивший чиновник выбрался из паланкина, залез на дерево и стал кричать государев указ оттуда. При этом некоторые личности, сновавшие в толпе, говорили так: куда, дескать, катится этот город, если сам судья округа сидит на дереве?..

Ознакомившись с новостями дня, государь вместе с ними спихнул в сторону придворные сплетни и положил перед собой тяжелую папку, со всех сторон опечатанную сургучом и воском.

Две желтые печати принадлежали киру Энигору, тяжелая сургучная специальной дворцовой канцелярии при почтовом ведомстве, зубастая красная – человеку по имени Домовой, шефу Тайной государевой службы.

Государь перерезал витой шелковый шнур и переломил хрупкие печати. Порядок документов в папке должен был сохраняться тот же, что подготовил для себя покойный кир Энигор. Открывая папку, государь надеялся разгадать, что имел в виду Первый министр, когда в свои последние минуты говорил о принце Ша.

Сверху в папке лежал анонимный докладец, писанный на дорогой бумаге, грамотно и хорошим слогом. В нем сообщалось, будто бы новый наместник Ияша, едва оказался назначен, стал брать взятки и спешить наживаться. За этой бумагой следовала другая такого же толка – про то, что в Шаддате ближайший советник саврского князя, будучи оскорблен правителем, бежал во Внутреннюю Область с секретными бумагами и большим количеством драгоценностей. В следующем докладе было сказано, что правительство савр-Шаддата несостоятельно, новый князь подозрителен и глуп, едва умеет разобрать по слогам подписи под государственными бумагами, что по пограничным землям бродят идеи об отпадении от Таргена, а грабежи на дорогах, лживо называемые «сбором налогов», препятствуют торговле.

Листок за листком государь просмотрел всю папку. Надежда увидеть что-то о Ша не оправдалась. Все до единой бумажки имели отношение к Ияшу, Шаддату, саврскому князю и Внутренней Области.

Зато по материалам этой папки вполне оправданным действием было бы выволочь сейчас кира Наора из постели, поставить пред государевы очи и надавать ему пощечин за то, что важная информация хранится в тайнике. Хороши дипломаты, которые таким вещам не придают значения и не ставят о них в известность государя. Ну, с Наором все понятно, он хоть на четверть, но савр, наверняка в этой куролесице замешан какой-нибудь его родственник. Одним кандидатом на пост Первого министра становится меньше…

Государь стал листать бумаги заново.

Внутренняя Область располагалась в правом верхнем углу шелковой карты, висящей на стене его кабинета. Чуть ниже, то есть к югу от нее, лежал подчиненный Таргену савр-Шаддат, сверху красной ниточкой проходила граница Эн-Лэн-Лена. На западе располагался Ренн, на востоке – безлюдные Запредельные Высоты.

Самостоятельным княжеством Область сделалась в те времена, когда тарги были заняты войной внутри своей страны и не обращали внимания на отделившиеся окраины. А Внутренней называлась потому, что представляла собой немалое количество плодородных долин, окруженных со всех сторон непроходимым крутогорьем. Перевалы, соединяющие Внутреннюю Область с остальным миром, можно было перечесть по пальцам одной руки. Тайные тропы контрабандистов – по пальцам другой. Испокон веков в таком месте гнездился лихой народ – разбойники, незаконные торговцы, преступники всех рангов и мастей, изгои, беглецы и мятежники. Один из прежних таргских императоров, озаботившись наличием осиного гнезда у себя под боком, удосужился-таки навести во Внутренней Области порядок. Но Солдатская война освободила эти земли от вассальной зависимости и, вдобавок, пополнила их население тысячами таргских эмигрантов.

Во Внутренней Области в городе Эш с попустительства местного князя эти люди организовали когда-то даже таргское правительство в изгнании, которое просуществовало еще лет десять или пятнадцать после установления в Тарген Тау Тарсис республики, а потом мирно почило в бездействии и за полной своей бессмысленностью.