Думаю, у меня были и есть для этого все предпосылки. Еще в младшей школе я стала писать стихи: довольно примитивные, если честно, но любовь к сочинительству уже дала себя знать. Начиная с седьмого класса, я писала заметки в нашу местную газету «Smalltown times», благодаря чему мне иногда удавалось отлынивать от таких смертельно нелюбимых мной предметов, как математика или физика: учителя меня отпускали домой, чтобы я успела анонсировать какое-нибудь очередное спортивное мероприятие, концерт, театральное представление, дабы заманить в школу побольше вечно занятых родителей, и заодно продемонстрировать им свою работу с детьми. Теперь я учусь в выпускном классе и пишу для души небольшие рассказы и детские сказки.

Свои сочинения я порой читаю маме. Она от них приходит в восторг, но лично я к маминым словам отношусь с достаточной долей скептицизма, и не потому, что я не доверяю ее вкусу: во-первых, в маме говорит ее чисто французская импульсивность, а, во-вторых, практически все родители не в состоянии оценивать своих детей объективно и нередко возносят их на вовсе незаслуженный ими пьедестал. Конечно, за исключением бабушки и дедушки с папиной стороны. На мой взгляд, они чересчур строго отнеслись к папе, когда он принял решение продолжить свою карьеру.

Нет, без их наследства и он, и мы с мамой, разумеется, проживем! Без проблем! Однако не общаться с родным сыном в течение почти пятнадцати лет – это, по-моему, слишком! Ладно, мы – невыездные, но пару-то строк можно было б черкнуть на почту! Так размышляла я, лежа в постели, когда в мою комнату вдруг заглянула мама.

В надежде, что, если я буду лежать с закрытыми глазами, мама примет меня за спящую и выйдет из комнаты, я не шелохнулась. Но мама подошла к моей кровати и весело сказала:

– Софи, я знаю, ты не спишь: у тебя ресницы подрагивают. Пора вставать! Доброе утро, дорогая, и с праздником!

Mamma mia, сегодня же – День благодарения! Я подскочила с постели, как подстреленная. Мама улыбнулась:

– Девочка моя, ты не умеешь притворяться.

– Ну, конечно, я же не француженка!

– Француженки не притворяются, они играют, либо кокетничают, – парировала мама. – А ты у нас чересчур прямолинейная.

– Как все американцы, – пробурчала я, пытаясь босыми ногами нащупать на коврике шлепанцы.

– Или русские? – мама безмятежно улыбнулась. – В тебе ведь, детка, есть еще и русская кровь.

– Короче, смесь бульдога с носорогом, вот как это называется!

Я не выдержала и расхохоталась. Невероятное смешение кровей, которые текли в моих жилах, в нашей семье было предметом добрых шуток. Нет, я, конечно, понимаю, что американцы – самая многонациональная нация в мире, если так можно выразиться. Однако такой набор предков или генов, как у меня, нужно, знаете ли, еще поискать! Так, родители моей мамы являлись французами, причем как по происхождению, так и по духу, но одна моя прабабушка была русской, а другая – итальянкой. У папы дела обстояли еще круче: в его предках значились англичане, немцы, испанцы и даже был один индеец из небезызвестного племени чероки, вождь которого создал в XIX веке индейскую азбуку, а потом стал выпускать первую индейскую газету. В итоге, я с полным правом могла называть себя «человеком мира», чем, собственно, иногда и пользовалась, когда родители (довольно редко, если честно) в сугубо воспитательных целях пытались указывать мне на те или иные мои недостатки. В ответ я обычно пожимала плечами, дескать, не виновата я, это все гены!

– Кем бы ты себя, дорогая, ни считала, но сегодня – наш национальный праздник!

– Прежде всего, он – государственный, – возразила я, наконец, вставая с постели, а потом решила на всякий случай уточнить:

– Ведь вы с папой сегодня отдыхаете, мамочка?

Мама отвела взгляд в сторону.

– Видишь ли, Софи, я не хотела тебе с утра портить настроение. Думала, скажу чуть позже…

– Что случилось, мама?

Мама попыталась улыбнуться.

– Ничего страшного! Просто папы сегодня с нами не будет за праздничным обедом. Он получил письмо от своих родителей с приглашением на празднование Дня благодарения.

– Круто!

– Письмо на днях доставил сюда с земли папа Мерил, но мы не хотели тебя, детка, расстраивать.

– Да ну?! Выходит, папа Мерил видел наших родственников? – я удивилась. – А почему они нас с тобой не пригласили? Я бы не отказалась посмотреть на бабушку с дедушкой. Но, главное, конечно, – увидеть землю!

– Приглашение прислали всем, но нам нельзя покидать базу, дорогая. Папа еле договорился, чтоб его отпустили. Все-таки почти пятнадцать лет он не виделся с родителями.

– Папа так долго не видел своих родителей, а я ни разу не видела землю. Во всяком случае, я не помню, как она выглядит? – уныло сказала я в ответ.

Очевидно, мама была к подобной реакции готова, потому что тут же быстро продолжила:

– Пожалуйста, не расстраивайся сильно, Софи! Наша жизнь в Smalltown – временное явление. Вот увидишь, мы еще вернемся на землю! Папа говорит, что наши исследования подходят к концу. Ты ведь понимаешь, как он серьезно относится к своей карьере?

– Я это все слышала уже сто раз! Зачем нужна эта карьера, если ради нее приносятся такие жертвы?

– Но папа старается для нас, – возразила мама. – Ему тоже нелегко здесь приходится.

Моя мама всегда защищала папу. Можно сказать, папе с женой невероятно повезло. Нет, я тоже не могу пожаловаться на родителей! Они у меня очень хорошие, любящие, заботливые. Но мне уже до чертиков надоел Smalltown! Я не спорю, внешне он выглядел очень благопристойно, даже по сравнению с такими мегаполисами, как New-York или Chicago, куда, несмотря на их загазованность, чрезмерную многолюдность, пробки и еще множество всяческих неудобств, мечтают попасть люди со всех уголков планеты, включая и меня. Но только мой случай – особый. Ведь в первую очередь я хочу попасть вообще на землю. А New-York или Chicago мне интересны, потому что эти два города я не раз видела по телевизору и в фильмах. Теперь хотелось бы посмотреть на них вживую.

Компактный, застроенный симпатичными домами и общественными зданиями, окрашенными в теплые, приветливые тона, благодаря чему не слишком бросалось в глаза почти полное отсутствие зелени на его улицах, чистенький до безобразия, напичканный видеокамерами и оборудованный самой современной электроникой, Smalltown носил гордое звание «Самый умный город», о чем в каждом своем выступлении старался упомянуть наш мэр, мистер Стивенсон, правда, при этом не уточняя, а кто ж присудил это звание секретной базе? Ничуть не сомневаюсь, что если б Smalltown находился на земле, а не под нею, он мог бы легко составить конкуренцию, пусть не New-York, но, к примеру, Miami, который в 2008-ом году был признан журналом «Forbes» «Самым чистым городом Америки», а в 2009-ом году компания «UBS» назвала его самым богатым городом США.

В нашем Smalltown царит такая чистота, что глазам больно, и тайных миллионеров, я полагаю, у нас, как собак нерезаных: сотрудники базы хорошо зарабатывают, а тратить деньги им негде. Кроме того, здесь, как и в Miami, протекает своя подземная речка, есть еще другие реки, но они текут под нашей базой, местный порт тоже вечно загружен под завязку грузами, которые переправляют с земли, и, наконец, немалую часть жителей тут также составляют кубинцы. Короче, разница между двумя городами только в площади и в численности населения. Однако Miami известен всему миру, а о Smalltown знаем лишь мы, его обитатели, в силу обстоятельств, специфики профессии, или иных каких-то причин вынужденные жить на базе.

– Да, мамочка, я все понимаю.

Я вздохнула и, в свою очередь, попыталась улыбнуться.

– Здорово, что папа увидит родителей! Может, они, наконец, помирятся?

Услышав эти слова, мама просияла и порывисто меня обняла.

– Какая же ты у нас умная и добрая, детка! Вот увидишь, все в нашей жизни образуется! Просто на решение каких-то вопросов требуется время.