Наши взгляды с Машей скрещиваются, а в груди ёкает что-то. Никто ещё не смотрел на меня так же, как она: с жалостью, в которой я не нуждаюсь.

Когда Яков приносит мою сумочку, Воронцов сверлит меня своим жгучим взглядом, а я не решаюсь достать телефон и позвонить при нём.

Во-первых, я понятия не имею, как можно оправдать то, что сегодня не приду домой. Я всегда возвращалась во время и никогда не оставалась ночевать у подруг. Да мама ведь не поверит в мои отговорки и будет волноваться.

Во-вторых, я не могу разговаривать в его присутствии. Сама не знаю почему, возможно, не готова раскрывать свою душу перед ним, показывать истинные эмоции.

— Ну что ты на меня смотришь? Набирай номер!

— Может, выйдешь?

— Чтобы ты вызвала сюда наряд полиции, и мне пришлось расставаться со своими кровными, чтобы откупиться от них? Ну уж нет! Звони при мне.

Мне не нравится происходящее. Я не собираюсь оставаться пленницей в доме человека, который один раз уже разбил моё сердце.

— Значит, я не стану звонить, — заявляю я. — Если я не вернусь домой, мама поднимет на ноги полицию. Интересно, как быстро они смогут увидеть на камерах машину Якова?

Ящер недовольно фыркает, а Воронцов злится. Он стискивает зубы и продолжает смотреть на меня, как на врага народа. Ну а у меня просто нет другого выхода. Если он действительно хочет выйти на диалог, то отпустит меня домой, а если нет, придётся повоевать.

В конце концов, это оплодотворение незаконно с самого начала.

— Яков, выйди, — командует Воронцов, и его помощник поступает как послушный пёс, готовый на всё ради похвалы хозяина. Впрочем, я понимаю его, ведь он подневольный человек. Это всего лишь его работа.

— Чего ты хочешь, Мышка? Хочешь, чтобы я потерял контроль и сделал с тобой то, что не сделал три года назад?

Я начинаю дрожать всем телом от страха, но продолжаю уверенно смотреть в глаза своего прошлого.

— Хочу открытый диалог, а не твоё «хочу». Ты не слышишь меня, а я не готова услышать тебя. Если тебе на самом деле нужен этот ребёнок, то ты должен считаться с моим мнением. Или будет лучше, если я расскажу прессе, что миллионер Воронцов воспользовался услугами суррогатной матери, но при этом оплодотворили не ту?

Кожа на лице мужчины бледнеет, и я понимаю, что пора притормозить. Доводить его до точки кипения я не планировала, поэтому продолжаю смотреть в глаза Ворона и ждать ответ от него, а язык приходится легонько прикусить, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Ладно! Хочешь домой? Проваливай! Но если ты посмеешь избавиться от ребёнка или сказать что-то не тому человеку, то горько пожалеешь об этом. Не смотри на то, кем я был три года назад, Мышка. Тогда ты меня совсем не знала. Я другой человек, хищный кот, который терзает мышь и лишает её жизни в пару укусов.

Мне ещё страшнее, но я держусь. Из последних сил, потому что он не должен видеть мою слабость, не должен почувствовать страх.

— Мои люди будут за тобой следить. Если я выясню, что ты работаешь на кого-то, то ты…

— Горько пожалею, — перебиваю Воронцова я, закончив его угрозы за него. — Я это уже поняла, не утруждайся. Есть ещё какие-то условия?

Никита смотрит на меня и ухмыляется. Похоже, раньше его никто не ставил на место, и лучше бы, чтобы ему не понравилось моё поведение, потому что нескончаемые споры только сильнее усугубят наши непростые отношения.

— Есть. Завтра с утра поедешь в медицинский центр и сдашь все анализы. Я хочу убедиться, что беременность протекает хорошо, и ты не родишь какого-нибудь урода.

Сердце больно режут слова Воронцова.

Он хотя бы понимает, что говорит о собственном ребёнке?

Кажется, что нет…

Я даже начинаю задыхаться и молю Бога, чтобы это не было очередной панической атакой. Обычно они не повторялись у меня чаще одного раза в неделю.

— Ладно, — выдавливаю из себя, а сама продолжаю думать, зачем мужчине так срочно потребовался ребёнок.

На смертельно больного он точно не похож.

Хорош собой, в самом расцвете сил.

Как сказала бы бабушка: «в самом соку».

Нет…

Там что-то другое, но я осознаю самое главное — малыш не нужен своему отцу. Мне становится больно за ребёнка, который только-только начал зарождаться, но оказался ненужным своим родителям. Я пока даже не представляла, что мне с ним делать, а Никита… Вероятно у него были на этого младенца не самые хорошие планы.

Главное поскорее выбраться из его дома, а дальше я уже разберусь, решу, как мне повести себя в виду сложившейся ситуации.

— Яков, — рычит Воронцов, и дверь в очередной раз открывается. Охранник открывает и ждёт дальнейших поручений. — Отвези её домой.

— Домой? — удивлённо переспрашивает мужчина.

— Домой! Вроде бы я ясно выражаюсь. Запиши адрес и позвони мне с её телефона, чтобы сохранился номер. Утром отвезёшь её в медцентр, чтобы проверила своё здоровье.

Яков кивает и смотрит на меня. Лёгким кивком он даёт мне знак, чтобы не медлила и поспешила уйти, пока «царь» не передумал.

Я покидаю дом Воронцова, понимая, что пока должна буду играть по его правилам. Он показал, что ему плевать даже на собственного ребёнка, поэтому он вряд ли станет жалеть меня, девушку, которая никогда и ничего не значила для него. Мне важно собраться, а потом уже думать, как поступить с ним. Я бы могла попытаться сбежать, но что это даст? Со своими деньгами он легко найдет меня, и что дальше? Посадит в клетку, пока я не рожу, а он не отнимет у меня ребёнка?

— Зачем вашему боссу нужен ребёнок? — спрашиваю у Якова, когда он останавливает машину на красный сигнал светофора.

— Нужен, — сухо отвечает мужчина.

Ну просто настоящий ящер. Словно я и без этих слов не знала, что нужен, но для каких целей нужен?

— Не хотите говорить? А если я избавлюсь от ребёнка? — Яков зло смотрит на меня, но так как светофор мигает жёлтым, он возвращает всё внимание к дороге.

Решаю, что говорить дальше нет смысла, поэтому просто отворачиваюсь в окно и в тишине еду до дома.

Думала ли я, что в свои двадцать окажусь беременной, но даже не успею познать, что даёт близость с мужчиной?

Думала ли, что отцом ребёнка окажется моя первая любовь?

Да и последняя пока.

Я так и не смогла кого-то полюбить после расставания с Воронцовым…

Не смогла кому-то довериться, раскрыть душу.

Яков останавливается около моего подъезда и несколько секунд сверлит меня взглядом, словно пытается понять, насколько откровенна я была в своём предположении, что могу избавиться от ребёнка.

— Не забывай, что завтра тебе нужно будет пройти обследование. Утром ничего не ешь и не пей.

Ничего не говорю ему в ответ, просто выхожу из машины и спешу спрятаться от зоркого взгляда за подъездной дверью. Открываю дверь в квартиру и тут же сталкиваюсь взглядами с мамой. Она стоит в коридоре, скрестив руки на груди, и принимается осматривать меня.

— Маша, где ты была? Почему не предупредила, что задерживаешься? А что с твоим телефоном? Почему он был недоступен?

Наверное, Яков выключил его?

Вспоминаю, что он должен был позвонить с него Никите, но не сделал этого, и представляю ярость своего бывшего. Ему не составит труда заполучить мой номер, он найдет его легко, если захочет, но всё равно чувствую маленькую победу — хоть что-то вышло не по его.

— Мам, ты только не нервничай, ладно? Пойдём на кухню, я тебе всё расскажу.

Мы уходим на кухню.

Отец пока на работе, поэтому я могу спокойно поговорить с мамой. Не уверена, что стоит и отца посвящать во все детали, ведь тогда он совершит необдуманный поступок, за который окажется в тюрьме. В том, что Воронцов упрячет его туда, я даже не сомневаюсь.

Присаживаюсь за стол и пытаюсь собрать мысли в кучу.

У мамы проблемы с давлением, поэтому нужно преподнести все новости осторожно, чтобы не случился приступ.