Я навел бинокль туда же, куда она. На том берегу пауки сидели на кустах гроздьями и, похоже, ничего не делали, просто ждали. Шелковистая нить, повисшая в воздухе, вспыхнула искрой, и я разглядел еще несколько, завивавшихся в петли. Больше ничего не происходило, но вот один паук побежал по нити. Она, как видно, вела на наш берег ручья, и он бежал быстро и не колеблясь. Как только он (или она) переправился, за ним побежал другой. После того, как ручей перешло семь или восемь штук, стало видно, что «мост» стал намного толще. Теперь пауки шли через него по трое-четверо разом и укрепили его так, что он мог уже выдержать целую дюжину. Интервалы между переходящими группами делались все короче, а мост все крепче. Мы смотрели, пока не переправилась вся стая из четырехсот-пятисот пауков. Когда они собрались в кучу, Камилла сказала:

— Замечательный материал, шелк. Вот вам и непроходимая полоса Чарльза.

Да, тут было о чем подумать.

Перед выходом из зараженной зоны я сделал еще одно открытие, заметив клочок меха между стеблями у прорубленной нами тропы. Разведя листья, я увидел приличных размеров крысу — вернее, бывшую крысу: от нее остались только шкурка да скелет, обглоданный дочиста. Мы молча постояли над ней.

Вечером мы переговорили сначала с Уолтером и Чарльзом. Чарльза обеспокоил наш рассказ о переходе пауков через ручей, но от своей пограничной полосы он все же не отказался.

— Для перехода надо еще, чтобы ветер дул в нужную сторону, — указал он, — а ветры здесь в основном восточные. Если задует с запада, усилим охрану.

Камилла кивнула, но чувствовалось, что она сомневается.

— Всё зависит от количества, — сказала она. — С несколькими бродячими отрядами мы еще справимся — хорошо бы что-то вроде огнемета изобрести, — но если вдоль периметра выстроится многотысячное войско, мы за каждым ярдом не уследим. Слишком нас мало.

— Значит, надо очистить землю на той стороне от кустов и деревьев, — заявил Чарльз. — Тогда им не с чего будет перекинуть свою паутину. Кстати, об огнемете… У меня появилась мысль выжечь участок земли со стороны леса. Насколько это будет эффективно, нельзя сказать, но все-таки сдержит их на какое-то время и многих убьет. Тут как раз пригодился бы западный ветер. Если проложить линию огня правильно, пожар мог бы выжечь всю зараженную половину острова. Мадейра, которую колонисты зажгли случайно, полыхала целых семь лет.

— На Мадейре было много субтропических деревьев, — сказала Камилла, — здесь такого не будет. Хотя попытаться стоит. Огонь должен отпугнуть пауков, даже если угаснет.

Решено было, что завтра мы с Камиллой пойдем намечать линию, с которой начнется пожар. Замысел был такой: пойти по тропе, прорубленной нашей погибшей группой, и примерно милю спустя — не доходя в любом случае до места, где погибшие встретились с пауками — повернуть налево и начать прокладку новой тропы параллельно берегу, а позже протянуть ее вправо.

— Сожалею, что помощь вам выделить пока не могу, — сказал Чарльз, — но главное сейчас — достроить столовую. Когда у нас появится надежное убежище, это успокоит людей. Половина даже спать не ложится, боясь проснуться в окружении пауков. Вот достроим укрытие, и будут у вас помощники. Сейчас все равно штиль, а пожар без благоприятного ветра незачем начинать. Работайте себе потихоньку, пока время не пришло.

— Чарльз хочет сказать, — с легкой улыбкой внесла ясность Камилла, — что никто не хочет даже близко подходить к паучьей территории без крайней необходимости. Люди как боги, да-да. А вы что скажете, Арнольд?

— Утром, признаться, я несколько раз чуть не завопил во всю глотку, но в плане изучения врага это был очень познавательный день. Я, конечно же, пойду с вами.

Рано поутру мы отправились, снаряженные так же, как и вчера. Прошли ярдов двести по берегу и повернули на тропку наших предшественников. Те расчистили ее минимально, только чтобы пройти. Нас обступали деревья и кусты, чьих названий я не знал, кроме разве бамбука; видно было всего на фут или два вбок и примерно столько же вперед. Не место для человека, склонного к клаустрофобии. Из-за этого трудно было судить о пройденном расстоянии: мы просто шли, пока нам не стало казаться, что мы здесь уже проходили. Но дорога оставалась ровной, хотя ей полагалось бы подниматься в гору, и ни одного паука мы пока не заметили.

— Сколько еще? — спросил я.

— Я бы сказала, больше половины уже прошли, — сказала Камилла.

— Ну-ну, — отозвался я, и мы зашагали дальше.

Еще через полчаса на кустах стали попадаться нити паутины. Я хотел сказать об этом Камилле, шедшей впереди, но мне не пришлось. Она задела плечом пальмовую ветку, и с нее тут же посыпались пауки, а сверху вообще обрушилась целая гроздь. На миг они почти полностью покрыли голову и плечи Камиллы, но сразу же начали отваливаться: инсектицид им пришелся по вкусу не больше, чем другим их сородичам. Они падали на землю и разбегались.

Камилла огляделась, но густая листва не позволяла разглядеть, есть ли там другие скопления.

— Вот она, их граница, — сказала она. — Дальше лучше не ходить.

Я охотно согласился, представив себе, что может ждать нас в ближнем подлеске.

Мы решили вернуться немного назад и через двадцать минут, если позволит растительность, начать прокладывать нашу огневую черту на север. Этого интервала, рассудили мы, будет достаточно, чтобы оторваться от пауков.

Удача распорядилась так, что через двадцать минут нам встретились кусты хоть и колючие, но не слишком густые.

— Годится, — выдохнула Камилла, присев на поваленный ствол.

— Начало неплохое, но дальше мы неизбежно упремся в чащу, — заметил я. — Работа затянется надолго.

Она достала пачку сигарет и предложила мне. Я взял одну и сел рядом с ней.

— По вашему тону я заключаю, что план Чарльза не слишком вас вдохновляет?

— Да нет, мысль хорошая, но я не видел еще всего этого, когда он ее излагал. Вдвоем мы не сильно продвинемся, как по-вашему?

— Попытаемся. Линии ведь не обязательно быть прямой. Будем прорубать там, где легче, лишь бы общее направление соблюдалось.

Некоторое время мы молча курили.

— Знаете, — сказала Камилла, — мне думается, что проблема гораздо серьезнее, чем нам представляется. С этими пауками что-то произошло. На вид пауки как пауки, но есть в них что-то, чего нет в других пауках.

— Вы сказали примерно то же самое, исследовав первого.

— Верно, но тогда я не думала о возможных последствиях. А ночью я вдруг вспомнила, как хорошо они адаптируются и пользуются доступными им ресурсами. Предполагается, что первоначально шелк служил паукам в качестве кокона для яиц. Но когда насекомые научились летать, пауки нашли ему новое применение и стали плести сети для ловли. Потом у них появились специализированные шелка для различных целей. Они сооружают гнезда с дверцами, ткут большие полотнища, а самые продвинутые виды изобрели шарообразную паутину. Нитями связывают добычу, сшивают листья для постройки жилищ, приклеивают листья к паутине, чтобы за ними прятаться — даже мосты из шелка наводят и летают на нем, как мы вчера видели. И если они достигли всего этого с одним умением вырабатывать шелк, то чего они могут добиться, научившись объединяться? Даже подумать страшно. Они уже — похоже, очень успешно — очистили остров от всех других форм животного мира. С нами тоже вступили в конфликт, и первая кровь осталась за ними. Может быть, то, что мы видим, — это начало революции, начало захвата власти…

— Ну, это уж просто страшные сказки. Захват изолированного островка — одно дело, но на материке с ними быстро разделались бы.

— Как, например? Нельзя же сжечь все леса на планете. Вид выживает, размножаясь свыше пределов, которые ставят ему естественные враги. Отсюда и возникла иллюзия «природного равновесия». Как только естественные враги исчезают, размножение принимает ужасающие размеры. Посмотрите, что случилось с нашей собственной популяцией, когда несколько болезней было побеждено. Найдите способ победить естественных врагов, и у вас останется единственный ограничитель: наличие пищи. Наши пауки нашли такой способ и плодятся почем зря, находя все новые источники пищи. Пока они их находят и продолжают размножаться, я не вижу, как их можно остановить.