– Хм… Интересно. Вижу, Вы отлично поработали над домашним заданием. Пожалуй, начнём с психотравмы под названием «Щеколда».
Внутри как-то всё съёжилось. Никогда никому не рассказывала. Ну что же, пора освобождаться… Набрав в лёгкие воздух, я начала.
– Мама с папой познакомились на фронте. Точно не знаю как, но, вроде бы, папа её спас. Маму зовут Неонилла Кирилловна, отец, покойный – Тимофей Георгиевич. По маминому имени, наверное, можно очень многое понять. У неё всегда был характер стойкий, нордический. Поэтому, когда она говорит, что её «спас» папа, я сильно сомневаюсь.
Ну, она так рассказывает. Вроде бы, бежали они от немцев, спрятались в школе, затем их рассекретили, и часть людей побежали в одну сторону, а они с папой – в другую. Это их и спасло. Почти всех людей из села расстреляли, а они выжили. Так и зародился их роман. Потом они переехали в другую деревню и там уже и жили. Всё моё детство проходило там. В маленьком домике с зелёным деревянным крыльцом. А у входа росли красивые яблони. Ой, я так всегда любила весну. Это было моё самое лучшее время в году. Я начала себя помнить рано. Как только расцветали сады, у меня на лице появлялись веснушки, папа приходил с работы и дарил мне конфету. Помню, мне было года четыре, он пришел и, как всегда, подарил мне конфету, а моему старшему братику – новый сачок. Мама пекла пироги. Папа поцеловал меня в щечки и назвал
«Кнопка». А ещё нежно пальцем потрогал за носик и сказал, что я самая красивая девочка на планете после мамы. А потом он её даже обнял. Антоша, мой старший брат, помчался по комнате, радостно играя с этим сачком. Ему было шесть. Он так хохотал, а мама всё переживала, что он разобьёт чехословацкую люстру этим сачком. А папа всё улыбался: «Не боись, ни один чехословацкий хрусталь не стоит детского смеха». Помню даже, как мы с Антошкой в саду бабочек ловили. Такая умора была. Мне так эта картинка въелась в память.
Мы с Антошкой были не разлей вода. Однажды мы сильно пошалили. Антошка стал на четвереньки, я забралась сверху, и мы закрыли щеколду на засов. А папа с мамой остались на улице. Ой, сколько было крику-то. А мы испугались, пытались её открыть, но ничего не получалось. Папа влез в окно и очень сильно нас ругал. И мама тоже. Нам сказали, что так делать нельзя, мы семья, и шалить друг над другом мы не можем, так как любим друг друга. Мы всё поняли и, конечно, больше так не делали, были послушными и жизнерадостными. Играли в войнушки, придумывали палочкам названия, чтобы собрать свою роту. Помню, Антошка сильно мечтал о собаке, рисовал её постоянно, хотел назвать Дружок. И папа обещал купить, но мама была против. Однажды, в конце лета, он пришёл домой с осипшим голосом. Мама отругала его, что он где-то шлялся. Он был какой-то бледный сильно и как-то странно дышал. Наши кроватки стояли рядом. Он тихонечко ко мне подполз и попросил никому не говорить, что ему не хорошо, иначе его мама убьёт, так как он ходил за огород лакомиться ягодами. Я, конечно же, никому ничего не сказала. Мне были хорошо известны истории про партизанов, и сдавать соратников было не хорошо. Антошка уснул и крепко спал. Мама говорила, что со сном уходит болезнь. Вечером пришёл папа и принёс мороженое. Антошка не просыпался, ну и родители его не будили. Я съела своё мороженое и уснула. Проснулась рано, Антошка всё ещё спал. «Вот дрыхля» – подумала я и полезла его будить. Уже было пора вставать. Когда я залезла к нему в кровать, то поняла, что что-то не так. Он был как восковая фарфоровая куколка, мне такую девочка Клава на улице показывала. Я начала его трясти, а он не реагировал. Я побежала к родителям, но в комнату заходить было нельзя, а сквозь щель была видна возня под одеялом и стоны. Я подумала, что маме тоже плохо и начала сильно кричать и плакать. Первым выбежал папа и стал меня трясти. Потом мама выбежала, запахивая халат. А потом я всё плохо помню. Помню крики и тельце Антошки, свисающее с рук папы. Там я призналась, что он ел ягоды, но боялся, что мама отлупит и просил ничего не говорить. Мама стала сильно кричать и говорить, что это я виновата. Помню, она меня сильно ударила. И всё. Дальше ничего не помню. Потом проблеск: люди в чёрном по дому ходят, мама постоянно плачет, и папа сидит, понурив голову, и стопку держит. Белладонна убила не только Антона, ещё и нашу семью.
Больше папа не приносил конфет за веснушки, и я стала как будто изгоем. Мама винила меня в смерти Антона, папа – маму… Но жить мы продолжали все вместе. Папа сильно пил. Ходил на работу и каждый день приходил пьяный. Работал трудовиком в школе. Мама – бухгалтером в магазине. Она частенько приносила гречку и консервы. Думаю, воровала. Так мы и жили. Мне было очень грустно. Об Антошке в нашей семье было запрещено говорить, а я сильно скучала. Папа часто плакал. А мама меня всегда во всём упрекала и говорила, что лучше бы ягод наелась я.
Мама меня часто бьет. Папа не приходит домой. Если приходит, то пьяный. Мама закрывает на ночь дверь на щеколду, специально, чтобы он в дом не попал и остался спать на улице. Я не сплю по ночам, чтобы, когда он придёт, открыть ему дверь. Конечно, учеба из-за этого страдает. Мне постоянно днём спать хочется. Я, если честно, почти разучилась улыбаться. Всё как-то безрадостно.
Следующее яркое воспоминание. Я сижу с мамой на крыльце, чищу картошку, мне около девяти лет. К нам во двор забегает незнакомая мне женщина и кричит:
– Неонилла, там твой Тимка с нашей биологичкой в подсобке раз- влекается. Стыд и срам, всей школе видно.
Мама бросает картошку, хватает меня, и мы бежим в школу. Мама за- бегает в подсобку и видит, как сидит наш папа пьяный и с ним какая-то женщина в неглиже, тоже пьяненькая. Мама давай кидаться на них, я – разнимать, в итоге, папа целился в маму, а ударил меня. Кровь хлынула на пол из носа. Муторно и очень неприятно. Мама кричит. Мне больно и обидно. Женщина тоже кричит. В общем, какой-то ужас. Папа разбивает бутылку и орёт, что всех сейчас зарежет. Мне очень страшно. Папу на пол валит физкультурник, возникший из ниоткуда.
Спустя время, я сижу в своей комнате. Вечер. Нос сильно болит, кровь уже не течёт. Мать врывается в комнату и начинает орать, какая я сволочь, и как я похожа на своего отца. Что отец тварь, и его увела биологичка. Что я убила Антона, и что меня стоило не рожать.
– Ублюдок твой отец и ты! Всё, теперь он тебя бросил!!! Ты ему нахер не нужна! Тварь! Как мы теперь жить то будем….
Мама рыдает, а я уже даже плакать не могу. Просто делаю вид, что занимаюсь уроками и беззвучно вою. Я уже привыкла. Ей виднее.
В моей жизни единственная радость – это река. Где-то в трёх кило- метрах от дома есть река. Там пройти через лес нужно, и открывается удивительная красота. Река живет своей жизнью. Она колыбель, и в ней есть свои жители. Я чувствую, что я не одна. Смешанный лес душевно склонился над рекой, как будто приветствуя её, став на одно колено и склонив голову: «Растекайтесь, Королева Река, струитесь, благодаря Вам мы живем, Вы нас питаете». В шуме ветра и листвы я успокаиваюсь. Они меня поддерживают и это место моей силы. Наверное, я бы давно умерла. И я много раз мечтала уснуть и не проснуться, как Антоша, но у меня не получилось так. Думала тоже съесть белладонны, но честно – страшно. Я помню Антона и его лицо, ему реально было плохо. А я боюсь, что если не умру, мама меня убьёт.
После того случая папа с нами не жил. Мама отрывалась на мне.
Била почти каждый день. Друзей у меня не было. Поэтому приходилось сбегать к реке. Там была защита. Как-то никто со мной не хотел дружить в классе, даже за партой не хотели сидеть. Так я и жила.
Однажды, мама пришла домой вечером и сказала, что нам нужно серьёзно поговорить, что я могу спасти нашу семью и она очень просит моей помощи. Конечно, я была готова на всё. Она меня взяла с собой и повела к дому, где жила биологичка. Она позвала папу, и я, по плану мамы, стала на колени и начала просить папу вернуться. Это было посреди улицы. Почти все соседи сбежались на мамины вопли: «На кого ты нас оставил?!!». Я просто стояла на коленях и просила папу вернуться: «Пожалуйста, папуличка, пожалуйста». Хотя, если честно, я знала, что папе там лучше. Он не пил и хорошо выглядел. Мы с ним редко пересекались в школе, но видно было, что он переживает за меня. Я бы была очень счастлива, если бы они с мамой развелись, и папа остался жить с биологичкой. Самое же главное, это чтобы он был счастлив. Я тысячи раз прокручивала в голове, как я приду и скажу ему на его свадьбе, что я рада, что он вырвался и перестал быть с мамой. Она его не любила. Сколько себя помню – они существовали. А я хотела, чтобы папа был счастлив.
