Что хочу тебе сказать? Перестань сниться. Пожалуйста. Я так живу, как будто тебя уже больше нет. Пожалуйста. Прекрати меня тревожить. Дай мне пожить хоть немного перед смертью. Хотя знаю, что не услышишь. Тебе всегда было всё равно, что я говорю. Попробую сказать «прощай».

Прощай, мой родной и самый ужасный монстр…

Я очень надеюсь, что мы больше никогда не встретимся. Ни в одной из жизней.

Прощай.

– Мария Фёдоровна, Вы прочли письмо? – спрашиваю, а у самой внутри всё предательски трясётся. Конечно, эмоции захлёстывают. Я впервые так прямо и открыто говорю о своей жизни. Обо всех житейских неурядицах и о нём. С одной стороны, стыдно очень, с другой, а куда уже хуже? Вот, правда, куда? Одной ногой была в петле – хуже уже некуда. Но, появилась надежда. Эта ласковая, опьяняющая раненую душу, надежда.

– Прочла.

Она медленно положила письмо на стол и очень пристально на меня посмотрела. Мне стало дискомфортно от того, как она смотрела на меня, точнее, не на меня, а внутрь меня. Я опустила голову и покраснела. Мне хотелось закричать и завыть от душевной боли, но вместо этого я начала неуверенно потирать руки. Это была наша вторая встреча.

Первая оказалась спонтанной и очень вовремя. Там, на приёме у гастро- энтеролога, наверное, тридцатого по счету, мой голос очень меня испугал, ведь эхом по кабинету разнеслось: «Я не хочу больше жить». Очень странно, но даже белые стены не смогли поглотить хоть немного звука.

Старая доктор в накрахмаленном халате с вырезом, обнажающим морщинистую загорелую грудь, протяжно и с презрением молвила:

– Милочка, Вы так загремите в дурдом. Ну, болит тело, шо ж теперь – в петлю лезть? Но Вам бы к психиатру не помешало сходить. Это уж точно.

Я села и, как будто, скукожилась от этих слов и боли. Мне шестьдесят лет. Жизнь уже прошла. Внутри – пустота, и единственное, что я могу ощущать – это боль в груди, животе и женских органах. Женщина-врач мне была неприятна. Она вечно кричала и говорила, что я притворяюсь. А я внутри уже давно умерла… Давным-давно. И только боль в теле напоминала мне, что я ещё существую. Физически. Хотелось бы в один миг лечь и не проснуться, но смерть выбрать по заказу невозможно… Было бы неплохо заказывать смерть как в Макдональдсе: «Вам остановку сердца с инсультом или дабланевризму?»

С этими мрачными мыслями мне пришло решение – психиатр Мария Фёдоровна Ромашкина. Я долго решалась пойти, как вдруг мне позвонила моя дочь и сказала, что она нашла мне врача. Я была вне себя от удивления, когда дочка назвала имя: «Мария Фёдоровна». Наверное, это судьба.

– Вы сейчас выпиваете?

Вопрос, как гром среди ясного неба. Внутри предательский тремор и снова боль.

– Нет, Вы назначили мне препараты, и я прекратила приём алкоголя.

– Как Вы себя чувствуете? – как-то мягко и очень заботливо спросила Мария Фёдоровна.

– Честно, лучше, – и по щеке потекла слеза. Внутри, про себя, добавила: «Верёвка и мыло уже не в руке».

– Я вижу, глазки немного повеселели. Вы – умничка!

Мария Фёдоровна встала и подошла к креслу, обняла меня и заботливо добавила:

– Я знаю, что Вам пришлось пережить. Верите, не каждый автор сможет в книге описать такой сюжет, как Ваша жизнь, но, Вы уже на пути к исцелению. Прошу Вас, не сворачивайте. Жизнь есть! Вы уже стали испытывать меньше боли в теле, душу мы с Вами починим. Я Вам обещаю! Слёзы душат меня. Она сидит рядом и я ощущаю тепло её ладони.

Она другая. Я бы побоялась быть такой. Она резкая и сильная. Я слабая и боязливая. Мне страшно жить. Страшно и стыдно – кредо. Однако, как-то я прожила. Больше не хочу!

– Вы достойны всех благ мира. Всех!!! – эта фраза заставила меня резко перестать плакать.

– Я?

– Вы! Мы все! Вы – свободный человек, красивая внешне и внутренне личность. Единственная клетка, которая сдерживает Вас – так это Ваш ум. Осталось чуть-чуть для освобождения.

– Мне уже поздно.

– Пока Вы дышите – не поздно. И лучшего времени, чем сейчас, не будет. Всё вовремя.

– Время… Да, я его слишком много упустила.

– Зато ещё сколько впереди приобрели!

– Верно.

– Вот и отлично.

– Отлично, – эхом отозвалась я.

Мне было перед ней жутко неудобно и стыдно. Стыдно за свои эмоции. Про слёзы Мария Фёдоровна говорила, что «это проявление эмоций, а не слабости». В общем, она мне нравилась. И уже в течение десяти дней мне стало немного легче. Однако мысли из головы никак не уходили.

– Как часто Вас бил супруг?

– Вы лучше спросите, как часто он меня не бил.

– Поняла.

Доктор сидела напротив меня и долго что-то писала в папочке под названием: «История болезни».

Я рассматривала её кабинет. Очень светлый и просторный. Белые стены, картины, книги Ремарка. Очень странно для психиатра. Глаза у неё уставшие, но в душу смотрят так, что сложно что-то утаить. Когда я впервые к ней пришла, то думала не говорить про коньяк. Ведь только он хоть немного снимал боль в теле. Она сразу спросила: «Пьёте?», а я сразу ответила. Ей хотелось доверить себя. Она была строга, но очень сопереживательна. Добрая и справедливая. Какая-то она другая.

– Я Вас прошу, принимайте терапию в полном объёме.

– Буду. А подскажите, какой мой диагноз?

– У Вас депрессивный эпизод средней степени тяжести с соматическим синдромом.

– Поняла.

– Ну, уже хорошо. Не могли бы Вы, пожалуйста, на следующий раз, написать мне тезисно все психотравмирующие ситуации, которые вспомните.

– Могу, но, мне кажется, здесь и огромного ватмана не хватит, – как- то коряво попробовала пошутить я.

– Любовь Тимофеевна, не переживайте. Нам с Вами всего хватит.

– Сделаю. Знаете, первое, что пришло на ум, это мама. Ради продления её жизни я укоротила свою. Ну и муж, конечно....

Одобрительно кивая, она произнесла:

– Жду Вас через неделю.

– Благодарю. До встречи.

– Мам, пожалуйста, я приеду, но не сейчас. Сейчас не могу. Ты же знаешь, я лечусь, ну… Огород ещё не начался… Я буду. Обещаю!

Сердце выпрыгивает, наверное, опять снаружи пунцовая. Прекратив разговор, виновато смотрю на Марию Фёдоровну.

– Как же неудобно. Простите, что заставила Вас слушать. Она не понимает, что я могу быть занята. Если сброшу или не возьму трубку – такое выгребаю. Мама, как всегда, в своём репертуаре. Ей нужно, чтобы я принадлежала, безапелляционно, исключительно ей. А я так не могу .

Даже сейчас, говорю ей, что я у врача, а она в трубку кричит, что лучше на огород и я не пойми куда деньги ношу… Ой, простите…

Как же неудобно. Такое говорю, – сижу, потупившись, ну что за кретинизм такое доктору говорить. Да и она всё это слушает, а разговор прервать не могу – перед мамой я, как кролик перед удавом.

– Простите.

Мария Фёдоровна внимательно смотрит на меня. Изучающе. Затем с улыбкой говорит:

– Всё в порядке. Не тревожьтесь. Родственники очень часто предвзято относятся к психиатрам. Раз так пошло, давайте начнём нашу сегодняшнюю встречу с экскурса в историю Вашей семьи. Домашнее задание принесли?

– Конечно, – я протягиваю вспотевшей от волнения рукой свою тетрадь. Вижу, у неё на безымянном пальце очень красивое кольцо с огранкой, я такое только в кино видела. «Интересно, а её когда-нибудь бил муж?» и сразу виновато осекаюсь. Навряд ли. Такие женщины – редкость, они сами по себе. Но, если есть кольцо – значит, у неё есть любимый. Её голос отрывает меня от размышлений.