Алексей, слегка ошарашенный моей открытостью, сдержанно молчал, изредка отвечая на мои вопросы: я узнал о его младшей сестре, с которой ему приходилось водиться, или что у него в первой четверти тройка по алгебре (мы посмеялись по поводу финансово-экономического факультета) и что книга в газетной обложке – это учебник английского языка (он всерьёз готовился к международным спортивным турнирам). Мы даже с жаром поспорили, стоит ли разрешать сноуборд на одной трассе с горными лыжами из-за его разрушительного действия на снежный покров (в то время сноуборд, которым я грезил, ещё не включили в олимпийскую программу).
За этой приятельской болтовнёй нас застал тренер, который, видимо, собирался отчитать своих подопечных за конфликт на лыжне и не до конца убранный снег, но, увидев, что мы помирились, покачал головой и с усмешкой проговорил:
– Марш в душ и отдыхать! И чтоб больше такого не было.
На улице стемнело. Мы пошли по переходу в другой корпус переодеться, и в комнате, обнаружив сохнувшие на веревке полотенца и майки ребят, я осознал, что все уже помылись после тренировки и нам с Алексеем предстояло очутиться в душевой вместе.
Взбудораженный, я медленно спускался вниз по лестнице в конце длинного коридора на цокольный этаж, где размещалась душевая, намеренно отодвигая во времени момент, когда мне придется раздеться в его присутствии. Нет, я не комплексовал по поводу своего тела: спортивная фигура досталась мне от природы и стала только лучше благодаря ежедневным тренировкам. Тревожило, что возбуждение, которое во мне вызывал этот парень, выйдет из-под контроля, – от мысли, что я увижу его обнажённым, меня пробивала дрожь.
Душевая состояла из двух помещений: одно – квадратный «предбанник» со скамейками, вешалками и свежевыкрашенными трубами горячей воды вдоль стены, другое – освещавшаяся тусклой лампочкой длинная комната, по обеим сторонам которой друг напротив друга располагались около десятка открытых душевых секций, от пола до потолка отделанных белым кафелем. Если раздевалка отапливалась, то в самой душевой держался лютый холод, так что перед тем как помыться, мы обычно, по подсказке опытных ребят, во всех душах включали горячую воду, которая быстро нагревала комнату, наполняя её густым паром.
Судя по глухому рокоту воды, раздававшемуся из подвала, Алексей был уже там. Я немного постоял на лестнице, безуспешно пытаясь утихомирить пульс, потом глубоко вдохнул, открыл дверь и вошел внутрь.
Алексей стоял спиной к входу, босой, в одном тёмно-синем трико, его белый торс с широкими опущенными плечами и узкой талией мгновенно заполнил поле моего зрения. Он повернулся вполоборота, кивнул мне и продолжил неспешно складывать одежду. Стараясь не смотреть на него в упор, я бросил полотенце и пакет с вещами на скамейку и начал быстро раздеваться, фиксируя боковым зрением каждое его движение. Кожа покрылась мурашками то ли от холода, то ли от волнения, когда я заметил, что он снял штаны. Оглянувшись, я удивился беззащитной, без каких-либо следов летнего загара, белизне его тела, розовый отпечаток резинки от плавок внизу спины делал его фигуру какой-то бесхитростной и домашней.
Я заспешил в душ, где клубились полупрозрачные облака пара. Алексей развернулся лицом ко мне и правой рукой забросил полотенце себе на плечо. Не хотелось, чтобы он застукал, как пристрастно я на него смотрю, поэтому мой взгляд, избегая интимных мест, скользнул по его лицу и голой груди, неотчетливо приметив в области паха линии фасций с темной дорожкой волос между ними. В его статной фигуре и в том, как согнутая в локте рука поднималась к плечу, соединялись зрелая мужская сила и какая-то едва уловимая детская несуразность, которая сообщала телу Алексея фантастическую привлекательность.
Мне было пять или шесть лет, когда мама впервые привела меня в Пушкинский музей. Помню, как застыл на месте, увидев грандиозную пятиметровую скульптуру обнажённого молодого человека. Мимо нас проходили другие посетители музея, а я долго, задрав голову, стоял у Давида, увлеченно и беззастенчиво рассматривал его гипсовые черты. Мама терпеливо ждала рядом и не прерывала моего восхищения. Спустя какое-то время она присела рядом со мной на корточки.
– Нравится?
В ответ я что-то промычал и кивнул головой. Мама задумчиво взяла меня за руку и приоткрыла рот, собираясь ещё что-то спросить, но через мгновение передумала, словно ответ на незаданный вопрос нашёлся сам собой или стал безразличен. Улыбнувшись, она поднялась, крепко обняла меня сзади и поцеловала в макушку. Потом мы пошли дальше, а я не сводил глаз со статуи, пытаясь лучше разглядеть её, пока поднимался по лестнице Итальянского дворика.
Волнение, вызванное завораживающей наготой моего нового друга, достало из памяти это воспоминание. Детский восторг от пластической красоты искусства пророс сквозь то, что я сейчас испытывал к этому парню, но его исказила взрослая стеснительность, которой и в помине не было тогда в музее.
Скрытый плотным паром, я прислушивался к хаотическим всплескам в одной из соседних кабинок, а в моменты, когда звук воды сливался в общий гул, оглядывался в иллюзорный полусвет душевой и воображал неясные очертания Алексея, приближающегося ко мне, но каждый раз ошибался. Казалось, что время остановилось, и в этом состоянии ноющего ожидания страх и неопределенность боролись с влечением и не спадавшим возбуждением, которое я прятал, стоя лицом к белой, в ржавых подтёках, стене.
Потом я услышал, как Алексей выключил воду в нескольких кабинках напротив.
– Ты ещё долго? – прокричал он мне откуда-то издалека. Его голос гулко разносился по подвалу.
– Уфф… Я ещё побуду. Не жди меня, мне водолазку надо постирать. Воду сам выключу!
Я надеялся, что он уйдет и мне не придется снова проходить испытание раздевалкой. Действительно, через несколько тягостных минут хлопнула входная дверь. Немного подождав, я перекрыл в секциях горячую воду, насухо вытерся полотенцем, затем торопливо оделся и пошёл в комнату. Там, к счастью, никого не оказалось: следующий день был свободным от тренировок, и ребята собрались в видеозале посмотреть кино. Мне никого не хотелось видеть.
Глава 3
Весь следующий день я старательно избегал людей, хотя было непросто найти уединение в здании, на три этажа набитом школьниками, которых оставили без присмотра. Пока мои соседи по комнате проводили своё свободное время в спортзале, я побродил по территории лагеря, а потом устроился в коридоре, в нише на «окошке свиданий» – единственном окне, выходившем на площадку перед главным входом. Рядом с окном на парковке стоял фонарь, ярко освещавший и улицу, и коридор внутри, так что по вечерам, особенно после отбоя, здесь встречались влюблённые парочки. Изредка, чтобы сбежать от ребячьего гвалта, я тоже приходил сюда посидеть на подоконнике с книжкой или альбомом для рисования.
В тот день, взяв новенькое издание «Убить пересмешника», я только делал вид, что читаю, потому что из-за моей растерянности слова романа не складывались в понятный текст. Степень возбуждения от каждой мысли об Алексее пугала: мое влечение к нему казалось ненормальным, с точки зрения рассудка, оно как бы заранее предрекало мне неисчислимые страдания. В тот момент я впервые думал об общественном мнении, поэтому сама идея рассказать кому-то, что со мной творилось, была невозможной. Я верил, что никогда не стану объектом насмешек и презрения, остаток моей жизни пройдет в скорби и печали, а эта взрывоопасная тайна умрёт вместе со мной.
Самоистязания сменялись грёзами о том, что могло бы ждать нас впереди: мне виделось, как мы стоим посреди городской площади и держимся за руки без всякого повода или как едем вместе в автобусе и он спит, положив голову мне на плечо. Простые, смутные мальчишеские мечты не обрастали подробностями – так приблизительно и наивно я представлял тогда идеальные отношения двух близких людей.
Утром, после бессонной ночи, в умывальной комнате я разглядывал себя в зеркале, вспоминая его тело: широкую спину, выпуклую грудь и элегантную бледность. В отличие от него я был смуглым и крупным с мощными дельтовидными мышцами и бицепсами – он даже в своей широкой фланелевой рубашке выглядел худым. Мы стали бы идеальной парой, двумя колеями одной лыжни, которые, хотя и не пересекаются, никогда не расходятся.
