Она молча подошла к столу и, насупившись, протянула мне уже вскрытый, судя по клочьям бумаги с одной стороны, длинный белый конверт.

– Что это? – спросил я.

– Письмо, как видишь.

– Письмо? Кто сейчас вообще пишет письма? Оно доставлено с на́рочным или голубиной почтой?

– Очень смешно. На конверте написано: «Директору», поэтому почему-то положили мне на стол, но внутри указано твоё имя. Я не уверена, надо ли тебе его вообще давать.

– Ну, так не давай. Какая разница, кому адресовано? Реши сама как-нибудь.

– Тут… тут всё же тебя касается. Ты знаешь, кто такой Константин Посажин?

– Первый раз слышу.

– Тренер лыжной команды из спортшколы в Подольске.

– Не помню такого тренера. Наверное, из новых кто-то. А что ему надо?

– Приглашает на лыжные соревнования.

– Последние лыжные соревнования в моей жизни были сто лет назад. Зачем я ему?

– Вот именно! Он просит связаться с ним, там указан телефон школы, но я не думаю, что тебе надо звонить.

– Почему?

– Не нравится мне это.

– С чего бы?

– Не знаю. Интуиция.

– Не вижу ничего страшного. Позвоню и всё выясню.

– Тогда звони с офисного телефона.

– Зачем?

– Чтобы я могла подслушивать.

– Уймись!

Кроме формального приглашения, в тексте не содержалось подробностей, а имя автора, конечно, мне ни о чем не говорило, хотя упоминание лыж подсказало, что это письмо из моей почти профессиональной лыжной юности: я с раннего возраста до поступления в институт занимался в детско-юношеской спортивной школе и побеждал на различных областных первенствах. Тренеры прочили мне олимпийское золото, но я, поступив учиться на архитектора, забросил соревнования – к радости мамы-художницы и огорчению отца, чья карьера гимнаста в своё время не сложилась из-за травмы. Жизнь без лыж и сноуборда для меня немыслима даже спустя почти тридцать лет – правда сейчас это дорогостоящее хобби, спорт высоких достижений заменила работа в собственной архитектурной мастерской, став другим испытанием, счастливым, но которое вряд ли можешь вообразить в детстве, когда срисовываешь в тетрадку причудливые планировки замка Шамбор с найденной в библиотеке старой французской энциклопедии.

– Павел? Добрый день! Спасибо, что позвонил. Рад слышать! Ты меня, наверное, уже не помнишь? Мы в одну спортшколу ходили, я на три года младше, – незнакомый человек на другом конце телефонной линии говорил сбивчиво, с едва заметными паузами и придыханием, свойственным людям, которым слова даются нелегко.

– Добрый день, Костя! Врать не буду, честно, не помню. Давно всё это было. И я перестал тренироваться почти сразу после школы, так что…

– Да, знаю. Поэтому нашёл тебя через интернет. Контакты твоей фирмы. Ты известный, оказывается! – мой собеседник смущенно засмеялся.

– Широко известный в узких кругах, – отшутился я расхожей фразой.

– Павел, а я тебя как раз помню: очень здорово ты на лыжах бегал, был одним из лучших. Жаль, что бросил. Никто от тебя не ожидал тогда. Да. Как сам-то? Женился? Дети есть?

Ох, как же меня бесили такие вопросы раньше! Когда я навещал нашу старую квартиру в Подольске, соседки по дому первым делом, едва успев поздороваться, интересовались именно этим, а не тем, например, кто я по профессии или какие дома спроектировал. Поначалу я раздражался: «Как только женюсь, вы узнаете об этом первой», а позднее, чтобы не хамить, загадочно улыбался в ответ, потому что мнение посторонних людей стало мне безразличным.

– Я с офисного телефона звоню, неудобно на личные темы говорить.

– Понял, извини. Сразу к делу тогда. Я сейчас в нашей школе тренером работаю. Мы собираем выпускников разных лет, кто на сборы ездил в девяностые, ребят из Подмосковья. Помнишь лыжную базу в Сосновом Бору? Там в феврале будет большое мероприятие к юбилею лагеря и турнир, кубок Московской области. Я в оргкомитете. Из наших тренеров почти никого не осталось, но многие ребята из разных городов приедут. Ты же был там? В каком году?

– Д-да… Был, кажется… Всего один раз… В одиннадцатом классе, – медленно проговорил я, почувствовав, как в груди что-то начало сжиматься.

– Вот! Это как раз, наверное, девяносто второй год и был. Мы тогда там, считай, последними тренировались. После нас на базе долго сборов не проводили, всё потихоньку разваливалось. А сейчас лагерь отремонтировали, ну, знаешь, нацпроекты и все дела, теперь на его базе – спортивный центр. Губернатор хочет его продвинуть, вот и решили пригласить известных выпускников разных спортшкол. СДЮШОР наша выделит автобусы, нас привезут-увезут. Ну, и на базе тоже организуем: еда, спортинвентарь – всё будет! Знаешь, какую там классную трассу сейчас проложили! Покатаемся с ребятами. Ты как? В деле?

– Ну, наверное. А когда это будет? Февраль, говоришь? – я с трудом подбирал слова.

– Последняя суббота февраля. Точная программа будет известна чуть позже. Запиши мой мобильный и набери меня после нового года. Записываешь?

– Да, спасибо.

Я взял стикер из ящика стола и записал номер. Потом по привычке к порядку дописал ниже: «Константин. 29 февраля. Сосновый Бор». Почерк был как будто не мой.

– Многие приедут, кому я звонил. Давно не виделись. Кого куда жизнь разбросала. Валерка Сизов будет, помнишь его? Серебро с Европы привез. Сейчас тренер в сборной. Игорь Коломиец – он сейчас тоже тренит в Челябинске. Сашка Котов, Андрей Печерин – российские призеры наши. Витька Смоляков – тоже, наверное, помнишь, такой белобрысый чёрт, в Москве сейчас живет. Юрка Север подтвердил, он вроде бы с вашего года. Чемпион приедет…

Я сглотнул и сразу закрыл глаза. Вместо темноты в них ударил солнечный свет, усиленный искрящимся снегом, на фоне которого блёклым силуэтом проступила фигурка юноши с лыжными палками в руках. Чемпион… Пока Костя называл тех, кто приедет на встречу выпускников, передо мной возникали смутные, почти забытые лица ребят, ещё школьников, увлеченных лыжами. Но Чемпион… слово, которого я и ждал, и боялся. Этого мальчика с черной густой шевелюрой и огромными карими глазами никто не называл по имени, «Чемпион» – ему дали такое прозвище, и откуда оно взялось, неизвестно. В парне угадывалась какая-то внутренняя пружина, как будто сжатое и удерживаемое внутри беспокойство – то, что некоторые принимали за решительность и целеустремленность, а некоторые – ошибочно – за высокомерие. Как бы то ни было, кличка намертво к нему приросла, и все верили, что он, действительно, будущий чемпион.

Напоминание о лыжной базе в Сосновом Бору застало меня врасплох посреди рядового рабочего дня и сильно взволновало. Я попрощался с Константином, пообещав перезвонить, отложил телефон и уставился на квадратик стикера. Записанное на бумажке нещадно стряхивало пыль с того, что многие годы пряталось, как на дальней полке в архиве, где-то очень глубоко внутри меня. Берту, знавшую обо мне всё, интуиция не подвела, неожиданный телефонный звонок воскресил кусок прошлого, о котором я теперь не мог не думать: то, что раньше причиняло боль, потом стало забытым фактом биографии, как давно прочитанная книга, – ты знаешь, что когда-то читал её, но детали сюжета от тебя ускользают, и половины героев уже не помнишь. Чем для меня стало первое романтическое чувство, вспыхнувшее в ту не слишком холодную зиму в Сосновом Бору, что оно со мной сделало и почему трепещет жёлтая бумажка в непослушных пальцах?

Не знаю, правы ли англичане, когда говорят: пусть прошлое останется в прошлом – не уверен, что это возможно. Мы взрослеем, мудреем, избавляемся от иллюзий и детских страхов, отвергаем случайное и, помуслякав палец, хладнокровно переворачиваем страницу с неразгаданным ребусом. Время нельзя удержать, как воду в кулаке, когда зачерпнул ее из набежавшей на берег волны, – в руке остаётся лишь песок с обломками раковин, окаменелых останков простейших, живших миллионы лет назад. Вода, которая вынесла их к твоим ногам, упрямо стекает, возвращаясь в изменчивое море. Нельзя управлять и прошлым. Оно не меняется вместе с нами, хотим мы того или нет, и это происходит со всеми людьми: кто-то своё прошлое несёт как знамя, кто-то кладёт в карман и забывает надолго, кто-то с трудом тащит за собой, кто-то прячет, кто-то делает вид, что его вообще не было. Прошлое нельзя отменить, оно не исчезнет, подобно ребусу, для которого мы пожалели интеллектуального усилия.