Он замер, с недоумением поднял глаза, потом спохватился и быстро замотал головой.

– Нет-нет, я сам виноват, – пробормотал он.

Я понял, что между нами всё в порядке, хотя Алексей сидел, снова понуро опустив голову.

– Кстати, там на подъёме, с середины горки, на самом деле, довольно узко для обгона. Если придётся обгонять, то надо это делать прямо внизу, – осторожно предположил я.

Он пытливо на меня посмотрел.

– Ты про двадцатьпятку?

– Ну, вообще про разные дистанции. И про неё тоже.

– Ага. Если не выгонят. Слышал, что сказали?

– Вряд ли, иначе сразу бы отправили в спальный корпус, а тут наказание. Скорее всего тренер поорёт и вернет на тренировку. Тем более завтра всё равно день отдыха. Может, забудется?

– Может, – он сосредоточенно разглядывал вилку в руке.

– Это всего лишь сборы. И вообще, мало ли чего не бывает на трассе.

– Нет, – Алексей озабоченно покачал головой. – Надо потерпеть, надо нормально пробежать полумарафон. Нужен результат.

– Он же здесь всё равно не идёт ни в какой зачёт. Какая разница?

– Разница в том, чтобы получить рекомендацию в областную сборную и попасть на общероссийское первенство в этом году, а через год я уже в юниоры по возрасту прохожу.

– Ну, если ни тебя, ни меня не допустят, то кто здесь выйдет на полумарафон? Человек пять-шесть, не больше, – попытался ёрничать я.

– А тебе не важно, попадёшь ты на первенство или нет? – Алексей нахмурился.

– Важно, конечно! Но я не буду убиваться, если не попаду.

Алексей, который всё время разговора смотрел в основном куда-нибудь в сторону или вниз, поднял на меня глаза и с интересом задержал взгляд.

– А ты уже бегал двадцать пять километров?

– Конечно, – почему-то соврал я. – А ты?

– Тоже, – ответил он после краткой заминки и снова отвернулся.

Я ходил с отцом на длинные дистанции, но редко на скорости. Папа следил за моей физической формой и дополнительно тренировал меня, по мере своих собственных возможностей уделяя внимание именно выносливости. На региональных межшкольных соревнованиях я дважды участвовал в забегах на пятнадцать километров и один раз занял первое место. Умея правильно распределять силы на знакомой трассе, я не сомневался, что и полумарафон на сборах смогу пройти без особенных затруднений.

Наше общее молчание казалось теперь значительным и осмысленным, я впервые мог смотреть на Алексея свободно и почти без фальши. Представилось, что мы давние близкие друзья, которые понимали друг друга без слов – мне понравилось это новое распределение воображаемых ролей, при котором можно проявлять сердечность и участие. Я видел, как его что-то изводит и он раздумывает, стоит ли со мной откровенничать. Наконец Алексей решился и неуверенно спросил:

– Ты же в одиннадцатом классе?

– Да.

– Значит, тоже в этом году школу заканчиваешь. Куда будешь поступать?

– На архитектурный. В Москву. А ты?

– Погоди, на архитектурный?! Ты серьёзно? А как же тренировки, соревнования?

– В теории, это возможно совмещать. Там даже своя команда лыжная есть, мне папа сказал. Думал сначала про заочку, но родители хотят, чтоб я очно учился, тогда можно ещё военную кафедру пройти. Ну, не получится со спортом, значит не получится. Зато будет профессия.

– Ясно. Предки заставили.

– Ничего и не заставили. Я сам выбрал, куда буду поступать. А ты куда пойдешь?

В выражении его лица появилось что-то жёсткое. Он ответил не сразу.

– Не всё ли равно.

– Конечно, всё равно, – я старался не обидеться. – Тем более, если это такая тайна. Не хочешь, не говори.

– Не в этом дело. Ты не так понял. Просто… – он замешкался, – я пока не решил, куда буду поступать.

– Вообще-то уже январь на дворе.

– В курсе. Я хотел в институт физкультуры, тоже в Москве.

– Нормально!

– Тут есть сложность, – он вздохнул, а спустя несколько секунд молчания безрадостно продолжил. – Отец хочет, чтобы я поступал в университет на финансово-экономический факультет. Я с октября с репетиторами занимаюсь.

– Ну, ты мог бы заочно учиться и тренироваться. И это твоя жизнь. Почему он должен за тебя решать? И почему именно финансово-экономический?

– Чтобы заниматься бизнесом. Он считает, что за частным бизнесом будущее. А спортом на жизнь не заработаешь. Должно быть своё дело, которое приносит прибыль. У нас своя фирма, уже давно, отец ещё с кооператива начинал. Мебель там всякая, двери, окна… Я не говорю, что не хочу на экономфак, просто пока ещё не решил.

В моем сознании парень с румянцем, проступившим на его щеках, и смятыми от шапки волосами никак не связывался с какой-то мебелью и вообще «бизнесом». В самом этом слове, которое недавно все подряд стали употреблять, звучало что-то притворное, ненастоящее. Алексей страстно увлекался лыжами и спортом: я видел с каким азартом он катался и как радовался, когда ребятам по вечерам вместо отдыха разрешали поиграть в волейбол или настольный теннис. Почему он должен доказывать родному отцу, что чего-то стоит в жизни? Я не знал подобных забот: родители проще относились к моему выбору и никогда ничего не навязывали, в нашей семье всё решалось как-то само собой.

– Надо же. Мой папа мечтает, чтобы я стал спортсменом, – сказал я. – Он сам спортивной гимнастикой в молодости занимался.

– Занимался? А сейчас?

– Сейчас… – я замялся.

Папа рано лишился надежды на спортивное будущее из-за травмы, долго работал в обычной подмосковной школе учителем физкультуры, а в самом начале девяносто первого года уволился и пошел в бригаду отделочников, чтобы содержать семью, при этом никогда не жалел себя из-за того, что жизнь пошла не так, как он планировал. Я любил отца и никогда не стеснялся его непрестижной работы, но сейчас перед Алексеем, мальчиком из состоятельной семьи, мне снова захотелось соврать, придумать для папы какую-нибудь более важную должность.

– Когда он ещё молодой был, после армии, в аварию попал, колено разбил. Сейчас тренер в спортшколе.

Мне сразу же стало стыдно за своё малодушие, но признаться в лжи я не мог. Алексей положил локти на стол.

– А почему ты не пошёл в спортивную гимнастику? Мог бы с отцом тренироваться.

– Мы с папой и так вместе занимаемся. У меня всё детство в гимнастическом зале прошло. Но вообще я лыжи люблю. И зиму. У нас есть дом в деревне, я раньше все зимние каникулы там проводил, когда бабушка ещё жива была. Мне первые лыжи как раз она подарила.

– Зимой лыжи – понятно, а летом-то что ты делаешь? – спросил он.

– Летом в основном тоже в деревне.

– Там же скучно.

– Там вообще не скучно! – возразил я с чувством. – Мы с папой на рыбалку ходим, за грибами в лес, на сенокос, на речку купаться. Правда, река мелкая, там в основном малышня барахтается, но в ней есть омуты, очень глубокие, и вода в них такая тёмная и ледяная, потому что на дне бьют ключи. Когда я был маленький, боялся в них заплывать. Ты плавал когда-нибудь в реке, когда течение сильное?

– Нет, – застеснялся он. – В море только. Мы раньше часто в Сочи ездили.

– Раньше? А сейчас что же?

– Ну… прошлым летом не ездили, я работал.

– Ух ты! Здорово! Кем?

– В разных местах, – сказал он нехотя. – В основном курьером и на складе. В фирме отца.

– Здорово! – я восхитился и почувствовал лёгкий укол совести за то, что в отличие от Алексея в свои каникулы загорал и читал книжки.

– Да. Жаль, что на тренировки мало времени остаётся, только выходные, чтобы в парке побегать.

– А что твоя мама думает по поводу поступления?

– Не знаю, – произнёс он быстро и стал перекладывать столовые принадлежности с одного места на другое. – Она с нами не живёт.

– Ой. Извини, – пробормотал я, сконфузившись.

Алексей избегал моего взгляда, а я чувствовал, что задавать лишние вопросы бестактно.

Мы ещё долго сидели друг напротив друга в пустой столовой. Внутри меня будто прорвалась плотина, и я говорил про всё подряд: про школу, про тренировки, про свои вылазки в лес на выходные, про то, как мы с родителями ходили в Большой театр, про книги, которые я читал, – словом, нёс бессвязный подростковый вздор. С одной стороны, мне хотелось как-то сгладить свой неделикатный вопрос про его маму, с другой, нагромождая перед ним случайные подробности своей жизни, я хотел, чтобы он лучше узнал меня. Но о чём бы я ни рассказывал, всё выходило не то, всё это был не я, а какой-то другой, нескладный и глупый человек. Я совершенно не знал, о чём надо говорить с ним, видимо, потому, что не привык общаться с малознакомым сверстником, с которым нечаянно оказался один на один.