- Кэлу нужен отец.

- Я подвел тебя.

- Нет. Если бы я не была в тебе уверена, я бы не подпустила тебя к нему.

- Ты могла бы быть матерью детей Стайлза. Все тогда было бы по-другому.

- Да. Но я мать твоего сына, и если бы меня заставили выбирать, я снова выбрала бы мятные лепешки в бардачке порше Тео, спать с тобой и рожать детей-мексиканцев. Потому что ты любишь меня. А Стайлз не любил. Потому что рано или поздно мы развелись бы из-за глупости вроде ароматических свечек, которые я терпеть не могу. Или резиновой орущей курицы. Он забрал бы приставку и свою служебную собаку и ушел к Лидии, а я к тебе, потому что мы были друзьями, но страдал бы от всего этого ребенок.

- Я никогда бы не отдал тебя ему, даже если он мой лучший друг.

- У тебя была Кира.

- Но если бы меня заставили выбирать, я снова выбрал бы тебя. Потому что ты мать моего ребенка. Потому что о большем я и просить не мог.

- Любая бы родила тебе ребенка.

- Но не любая была бы со мной в горе. И в бедности.

- Пока смерть не разлучила бы вас.

- Нас. Пока смерть не разлучит нас.

========== В Гаване ждут снега ==========

Бобби и его девочка ничего не имели, они были беглецами,

Которые так любили друг друга, что все, чего они хотели, была боль, и они нашли ее.

В свой двадцать четвертый день рождения Малия поняла, что у нее задержка. Они были в Миннесоте уже месяц, она вертела в липких после детской фруктовой каши руках упаковку «тампакс», сидя на бортике обклеенной резиновыми осьминогами ванны, и думала о том, что знает о детях-погодках, материнстве и Скотте. Тогда вышло, что о Скотте она не знала больше ничего.

В двадцать они были на побережье Атлантики, Скотт держал ее за руку, пока они лениво плелись по желтому пляжу с оставленными на песке детскими лопатками и забитыми пустыми упаковками крабовых чипсов мусорными баками.

- Хочу уехать, - сказала она ему, когда Скотт остановился у повозки с сушеными кальмарами, чтобы взять пиво.

- Мы не можем. Мы нужны им, - он ободряюще гладил указательным пальцем ее ладонь. - Ни одна война не длится вечно. Кто-нибудь должен победить, и это будем мы. Главное, что мы вместе. Все остальное не важно.

«Нет, важно», - хотелось добавить ей, но она промолчала. Они были в типичном южном хостеле с мокрыми пластиковыми стульями и пересушенными пальмами на заднем дворе в паре миль от мексиканской границы, когда она сказала ему, что беременна. Они ничего не знали о том, как быть родителями. Они работали на полставки в сетевом общепите, выжимали сцепление на полосе «без декларируемых предметов» на американской стороне пропускного пункта таможни США между Сан-Диего и Тихуаной и снимали жилье в латинских кондоминиумах с каучсерферами и миссионерами-баптистами из Панамы. Это не были условия для ребенка. Они взяли перерыв и собирались перебраться в Ривербэнк, в Калифорнию. Сейчас Малия думает, что уже тогда все началось.

Сегодня Рождество: заваленный снегом Мус-Лейк пахнет мандаринами, вишневым глинтвейном и распродажными рождественскими елками.

- Здесь мы в безопасности, - сказал Скотт, когда они заехали на территорию округа и свернули за указателем «добро пожаловать в Миннесоту», обогнав «фольксваген» с вымазанными молочным шоколадом детьми на заднем сидении. В округе их прикрывает армейский друг Брэйден - коп-янки, которого все зовут по фамилии и который ненавидит младенцев и женщин, не воевавших в Афгане. Он торчит у них пятничными вечерами за жаренными крыльями с горчицей и бейсболом и дает ей советы относительно прожарки и положения жены в семье.

- Он помогает нам, мы должны быть благодарны. Ты привыкнешь.

Кэл в толстом зимнем комбинезоне засыпает в рюкзаке-кенгуру, пока Малия вталкивает обмороженные руки в карманы и вспоминает семью, забивающую минивэн лыжами и рождественской едой в контейнерах у дома с надувными пингвинами, мигающей гирляндой и омелой над крыльцом. На них были санта-клауссные шапки и одинаковые свитера с оленями. Они обсуждали каникулы во Франции, поющего о приключениях Мэкки-Ножа Фрэнка Синатру и игры в дороге.

Малия заходит под горящий неоном козырек автомастерской и ныряет в желтую полоску света между дверью и косяком с метриками. Внутри пахнет сыростью, пенорезиной и эспрессо, по висящему в углу телеку транслируют бокс. Кроме Скотта, никого нет. Он стоит спиной у грузовика под откинутым вверх капотом, копаясь в движке, на футболке под влажной смуглой шеей расплылось мокрое пятно. Он оборачивается, когда Малия останавливается возле него.

- Я ждала тебя, - говорит она, попутно обнимая Кэла и стараясь найти в себе силы, чтобы выдержать взгляд Скотта. В лучшие дни они втроем собираются за завтраком: Скотт, пододвинув ногой складной табурет к стульчику для кормления и опустившись на него, самолетиком ведет ложку с морковным пюре в рот хохочущему Кэлу. Тогда на его покрытой щетиной и несмываемым южным загаром щеке ненадолго выступает ямочка того мужчины, которому она отдала все, что у нее было.

- Я должен закончить с ремонтом. Амортизаторы сильно износились, нужно больше времени.

- Прямо в Рождество? Тут работы еще на пару часов.

- Мне не приходится выбирать, Малия, - раздраженно обрывает он. - Нам нужны деньги, и я не могу пренебрегать любой лишней работой. Только не сейчас.

- Потом может быть уже поздно, - она разворачивается на пятках отсыревших от снега демисезонных ботинок и бросает на сабвуфер упакованный в бумагу подарок. Это магнитола в его новый-старый пикап с авторынка машин с пробегом. Малия спиной ощущает, что он на нее смотрит. - С Рождеством. Подумала, тебе понравится.

Утром у нее поднимается температура. В Мус-Лейке буря из разряда тех, что показывают в новостях, когда из снега торчат крыши автомобилей с застывшими стеклоочистителями, а дети катаются на санках прямо посреди проезжей части с обмотанными вокруг лиц шарфами. Электронный градусник показывает 104.1, Кэл на хрустящем коврике с Симбой пытается одновременно запихнуть в рот кулак и пластмассовый кубик. Скотта нет: у дома расчищенная подъездная дорожка, в кухне нетронутая яичница с горчицей и запах его тела. Малия опирается на столешницу с рассыпанными по ней шоколадными шариками «Коко попс» для Кэла и скользит ладонью к животу.

- Мы справимся, - говорит она и заставляет себя в это поверить.

Она решается через пару недель, когда живот начинает округляться и майки натягиваются над маленьким бугорком снизу, оголяя полоску бледной кожи. Малия оттягивает вниз один из свитеров Питера для гольфа и наклоняется к Кэлу, чтобы вытереть ему рот.

- Нам пора взять паузу, - она достает Кэла из стульчика и облизывает его ладошки, когда Скотт отрывается от тарелки с жареной фасолью и поднимает на нее глаза. Они все покраснели от сварки, концентрации бензина в помещении автомастерской и ночной внеурочной работы.

- Хочешь уйти?

- По-моему, это ты хочешь, чтобы я ушла.

- У меня нет времени на ссоры, Малия, - Скотт устало трет переносицу и поднимается со стула, проскоблив пластиковой ножкой по полу. От него пахнет мускусом, сигаретами «Голливуд» и чем-то таким, от чего Малии хочется разреветься. Чем-то вроде соленого запаха его волос или нагретого под термобельем тела.

- К чему все это? Мус-Лейк, попытки сделать вид, что мы можем жить нормально после всего, что с нами было? Типа мы среднестатистическая американская семья, такие же, как сотни других. Но это полная херня, Скотт, ты сам в это веришь? Здесь мы не то что не семья, мы даже не можем быть собой!

- Здесь есть те, кто сможет защитить тебя и нашего сына, если меня не будет рядом. Это то, что меня волнует.

- Мне не нужна чья-либо защита, ясно? Хватит все время говорить мне об этом. Мне не нужны безопасность и водительские права на новое имя. Мне нужен ты.

Кэл на ее руках начинает хныкать, и Скотт берет его к себе. Малия отворачивается, складывая руки под грудью.

- Посмотри на меня. Малия, - зовет он, прижимаясь ладонью к ее боку и разворачивая ее к себе. - Это все еще я. Ты можешь рассказать мне.