- Мы должны похоронить их. Потом уедем.

Скоро у Иззи не остается сил, чтобы брыкаться. Он выскребает сгрызенным до мяса ногтем имя брата и плачет на песочной могиле в розовое пустынное утро. Мальчику восемь, и Скотт говорит ему об охоте и о том, что он родился в рубашке, раз все еще жив. Малия замечает, что это не счастливое стечение обстоятельств. И не смотрит в сторону Скотта.

А дальше они едут. До ближайшего мотеля на окраине города с не своим ребенком, на которого у них волчьих прав, и тех нет. Скотт просит Иззи надеть его куртку и снимает номер на втором этаже в конце коридора. Там мальчик тут же отшатывается, забиваясь в угол дивана с пробитой обшивкой.

- Оставь его в покое, - Малия тянется к бутылке с водой, пока Иззи следит за ней. Она бросает ее рядом с ним. - Не пей слишком быстро, иначе тебя стошнит.

Он делает, как она говорит, но после его выворачивает на пол чем-то, похожим на пиццу. Скотт отводит его в ванную и моет, стирает одежду и развешивает ее на балке для занавески.

- Ты в безопасности, - повторяет он, но Иззи, очевидно, не верит, хотя ложится под шерстяное одеяло и не противится, когда Скотт стирает слезы с его щек. Он сидит возле, пока тот не засыпает, а после находит Малию, когда она рассматривает синяки от его пальцев на своем животе, но опускает рубашку, как только он закрывает за собой дверь.

- Лия.

- Я исцелюсь, не раздувай из мухи слона, - она оборачивается к нему лицом. - Он не говорит.

- А еще напуган и выбился из сил.

- Что будем делать? Возьмем его с собой, купим для него детский мотошлем и люминесцентные наклейки инопланетян?

- Я не знаю, - Скотт запускает пятерню в волосы, и Малия замечает, что его предплечье все еще кровоточит. Все это не нормально. Ничего из этого. - Иди ко мне.

Она разрешает ему поднять свою рубашку, и он долго целует ее живот, а после стягивает шорты с узких бедер и ведет губами к поросли жестких волосков, пока она старательно давит в себе это навязчивое желание разреветься.

- Я хочу ребенка. Давай попробуем снова.

- У тебя запястий свободных нет для еще одной даты смерти, - Малия говорит об этом сухо. И слышит, как прохрустывают кости, когда он стискивает руку в кулак. Скотту, наверное, всегда было больнее, чем ей.

- Сегодня первый и последний день рождения нашего сына, кстати. Поздравил?

========== Одноэтажная Америка ==========

Их первый ребенок умер на седьмой неделе. Второй родился на двадцать восьмой два года спустя. Они похоронили его на заднем дворе дома матери Скотта возле облупившегося белого штакетника. И вернулись к делу.

Они скоро привыкают молчать. Слова забирают кислород на зачастую потребный вдох. А потом живут. Вроде привычно.

Скотт пролезает под ее одеяло позже и вжимается носом в венку на шее. Он пахнет табаком, потом и этим до болезненного душным октябрем. Он вымотался. Затаскался по вытертым меткам на выгоревшей карте Техаса с поддельным титулом Стива Роджерса. Вдобавок приписал к себе вину за убитых. И ее первый выкидыш. И недоношенного Митча с провисающей, сквозной кожей и не поднявшимся пупком.

- Мы завтра едем домой.

Он не дает ей возразить. Даже если она не собиралась. Разворачивает к себе и целует, скользит языком по соленой губе, толкается в рот на почти брачных правах.

Малия отрывается от него через пару минут с предсказуемым в своей естественности звуком разлепляемых губ. Скотт жмет к себе, ласкает ее набухшую грудь с шершавыми, торчащими сосками в темноте зашторенного номера, пока она не выдыхает его имя скорее нервно. Ей неприятно, но он стандартно списывает вздох на приходящие месячные: Скотт знает ее тело, будучи волчицей, Малия никогда не скрывала от него биологию. Потому странно, когда отрывает его загрубелую ладонь. Ко всему прочему, не позволяет оставить ее на животе и сбегает через пару часов.

Солнце почти зашло. Закат сегодня - распузырившееся, ожоговое пятно, как и две недели назад. Вода из крана стабильно ржавая и текущая в пятьдесят три по Фаренгейту. Непривычностью мозолят глаза разве что детские тряпки на супергеройскую тематику.

Скотт собирается отвезти ребенка в Бикон-Хиллс. С мятым свидетельством о рождении на двухместном байке без страховки. Но Иззи, очевидно, в курсе, что план заведомо провальный, потому стаскивает их карту и под шумок линяет.

- Эта - штата Монтана. Тебе нужен Техас, - Малия находит его возле снек-автомата в паре миль от их суженного до одноэтажности мотеля, когда Иззи сбивается с пути с картой северного штата. - Я не собираюсь тащить тебя обратно, выдохни. Это Скотту есть дело, но если пытаешься что-то стащить - посмотри сперва, что взял. Хочешь выжить - не волочи с собой всякое дерьмо.

Она смотрит недолго на торчащую из его рюкзака одноглазую голову Майка Вазовски, прежде чем бросает ему под ноги карту Техаса и уходит. Иззи - натурально щенок, а здесь бродячих отстреливают против закона.

Он все-таки догоняет ее позже: прячет зеленого уродца в полупустом рюкзаке. Выбросил большую часть вещей, даже зубную щетку. Оставил толстовку с «Атланта Хоукс», свидетельство о рождении и пару фоток. Малия провалилась в методах воспитания, хорошо, мусорные мешки увозят утром. Она достает его одежду, пихает обратно в рюкзак и надеется, что ее не вывернет туда же от вида тухлых рыбьих голов.

- Заставишь своего одноглазого стирать.

Потом они возвращаются. Аккурат к обоснованной, но выбившейся из графика отношений взволнованности Скотта. У него тремор рук, которыми он с силой впивается в ее тонкие венозные запястья.

- Это правило - говорить, когда уходишь. Мы вместе придумали.

Она отрывает его пальцы от себя с нескрываемым раздражением. А потом они ругаются. Это сошло бы за бытовуху, если каждому третьему с жизнью на пособие по безработице не отваливали почти даровые баксы за голову оборотня. Они могли бы спорить тогда из-за денег на Большой каньон и высшее в Дейвисе, имени их ребенка в ее утробе, второго, третьего.

Им тогда не хватило времени. Их мальчик мог закричать на пару недель позже.

Они бы раньше остановились в трейлером парке в Бен Болт, он учуял бы запах Иззи еще на лестнице.

Скотт любит ее, но он уходит, закрытием двери надрывая защитную упаковку в виде очередной колкой фразы. Ее не волнует цена своей жизни для него, она бы ни за что не подняла ее на вершину пирамиды Маслоу. Малия выживала одна девять лет, но их детям потребовалось больше, чем она могла им дать.

Она давно усвоила жизнь в одиночку, но Скотт не учился жить без нее.

Малия смотрит на дверь. Со стороны этого убогого номера ключом соскоблена краска. У Скотта в груди так же. Плюс никотиновый осадок и сила за нее.

Она вскрывает пиццу с чеком из «Папа Джонс», которую Скотт принес для них еще днем, с характерным хрустом картона больше рефлекторно.

- Будешь? - и двигает коробку к Иззи. У того вид плюшевого щенка с этими слезными пуговичными глазами. Они со Скоттом никогда не тянули на родителей.

Гавайская пицца вдруг становится тошнотворной от одного вида подпекшихся, подпаленных ананасов. Малия успевает сбросить начиненный пласт обратно и в ванной откинуть унитазную крышку, прежде чем ее рвет слизистой массой вчерашней еды.

Иззи брезгливо не морщится, сцепляет ее волосы резинкой на затылке и стоит рядом. Было бы странно, если не молча.

У нее не остается сил, чтобы вдавить заедающую кнопку слива в бачок. Или сказать Иззи, что ему не обязательно торчать здесь до ночи.

Но когда Скотт опускается напротив нее в этой своей прокуренной мягкой рубашке, ей до постыдного необходимо, чтобы он был рядом.

========== Все собаки попадают в рай ==========

Тео подгоняет им свой покоцанный красный порш с косыми номерами Калифорнии и Лиамом в придачу через пару дней в Нью-Мексико. Это соседний штат, и им повезло, что местный патруль не влепил штраф за семьдесят миль в час при допустимых на этой трассе пятидесяти и перевозку ребенка без шлема.