========== Дожить до рассвета ==========

В Премонте в Техасе в одной из пыльных фастфуд-кафешек с запатентованными резиновыми бифштексами они попадают на ковбойский день рождения. Беззубому парнишке-имениннику стукнуло шесть. Он ест торт с шапкой из взбитых сливок на скорость с друзьями, пока его отец ловит момент в объектив своей старенькой камеры-мыльницы, а мама поддерживает круглый живот и фасует бургеры по пакетам. Образцовая американская семья - такие улыбаются с рекламных плакатов моющих средств и подгузников в отделах бытовой химии и детских товаров.

- Скотт, - Малия оборачивается через плечо, чтобы проследить его взгляд. - Пойдем отсюда.

Его мать без занудной рефлексии отмечает, что они и есть семья: за пять лет дойдешь до этого и без клятв в церкви. Но обычные семьи не разыскивают подмятых под себя охотников по меткам на карте западного полушария, не хрустят костями под прикладами винтовок и не занимаются сексом в мотелях в перерывах между порцией китайской еды в коробке и очередным размолоченным трупом волка-одиночки. Они как минимум покупают еще один бесполезный комбайн в дом и как максимум заводят ребенка.

Но Малия кутается в дутую куртку и диктует ему координаты следующего сколоченного оборотнями лагеря, которые скинул ей Питер.

- Там целая стая, - говорит она, а затем Скотт глушит мотор в трейлерном парке с перевернутыми пластмассовыми стульями, залитыми кровью подножками, поваленной коляской и вонью тлеющей кожи горелых тел, которые без разбора и особой брезгливости скинуты в одну кучу.

У ног Малии обугленный ребенок: сморщенная младенческая голова и опаленные черные губы. Ее тошнит. Она успевает отбежать в сторону и выблевать остатки завтрака прежде, чем Скотт стискивает ее тощие плечи и гладит по слипшимся коротким волосам.

- Не говори ничего, - Малия оттирает рот рукавом грязной куртки от еле угадываемой пены блевоты и вжимается в его грудь, хорошо, Скотт держит себя в руках.

Они оба плохо спят этой ночью, сняв комнату в ленте картонных квартир в пяти милях отсюда, но Скотт за главного и будит ее, когда она беспокойно мечется по железной кровати, сбивая матрац с просунутыми в него пружинами, которые до ощутимого дискомфорта трутся о кости.

- Я рядом, родная, - он обхватывает ее так крепко, что ей удается заснуть еще на пару часов, а в подернутое дымкой техасское утро сбегает от него в душ и ревет в слипшиеся голые коленки. Скотт не лезет с расспросами за завтраком (апельсиновый сок и вчерашние тосты в салфетке), он сам выглядит не лучше с каймой шелушащихся губ и вспухшими зрачками, но стаскивает с Малии джинсовые шорты с подсунутыми под них тонким капроном колготками и входит сзади, попутно проталкивая в нее два пальца.

- Останемся здесь на пару дней.

У них, по большому счету, и этого нет, но им нужен отдых и еще неплохо было бы съесть хоть что-нибудь белковое, чтобы дотянуть до завтра. Скотт целует Малию, которая в его рубашке сидит на кровати, и заправляет прядь волос за ухо.

- Я люблю тебя, ты знаешь.

- Знаю.

В маркете он складывает на ленту все, что сгодится для сносной яичницы на ржавых конфорках, пачку мармелада для Малии и «Марвел» - для себя. Скотт начал курить три года назад на пару с Рэйкеном и своим бетой. Не бросил.

Он паркуется на вымазанной известкой площадке возле квартир на обратном пути и долго идет вдоль одинаково-картонных дверей, пока в спину по закону жанра девчачьего кино не прилетает мяч - сдутый, баскетбольный и добитый, подстать их с Малией байку. Владелец - смуглый парнишка в бейсболке «Атланта Хоукс» - боязливо застывает, и худые, впихнутые под цветные джинсы коленки забавно дрожат.

Ему лет восемь, и он, как и его ровесники, не рвется почесать языком с первым встречным. Даже если у встречного до нелепого простодушная улыбка и ямочка на правой щеке излишком к набухшим венам.

- Лови, Майкл Джордан, - Скотт бросает с легкой руки, и коробки с готовой едой трясутся на растянутых рюкзачных лямках. Он стискивает между пальцами и поворачивает уже к двери, когда топот ног в скрипучих кроссовках порывает обернуться из-за предсказуемого волнения за мальчишку.

- Знаешь, засранец, я менял тебе подгузник, когда ты делал большие дела. Все твое сосуночное детство, Иззи. И вот она благодарность дяде Бену спустя столько лет!

Незнакомый парень с пакетами из бургерной, пивными банками и свежим фингалом тычет в очевидно заплывший глаз.

- Я вижу охотников в обычных людях, - Скотт размыкает кулак уже в комнате. Звук разлепляемой, размесенной кожи отвратителен в своей натуральности, но ладонь приходится взять, чтобы затянуть бинт. У Скотта ни один мускул не передергивает, он только вжимается в худое плечо. Устал и регенерирует плохо. И снова паршиво спят ночью, и губами сухими ведет по вспотевшему лбу, и рука проходится вверх и вниз вдоль обнаженной спины. Пособничают односпальная койка и открытое окно.

- Малия.

- Я не хочу оставаться здесь больше, - она нервно выдыхает и освобождается от его объятий. На вскидку чувствует себя отвратительно вот уже третью неделю. - Ты не спасешь их всех. Пора остановиться.

- Не после того, как началась война.

Она игнорирует его, нашаривает в дорассветном сумраке свою рубашку и натягивает поверх отяжелевшей, налившейся груди.

- Мы справимся с этим вместе, - Скотт утыкается лбом куда-то между ее лопаток, оглаживает слабо плечи замарлеванной ладонью. Кожа лопнувшая пропитала бинт до заметной сырости.

- Ты знаешь, что нужен мне.

А потом стреляют в тишине пыльных голубых квартир. Через семь картонных стен направо выстреленный из рыжей головы дяди Бена мозг стекает по хрустящей корке бумажных обоев. А что до Скотта МакКолла: он бы лег и загнулся тут, прямо на дороге, которая ведет в Даллас, и уже никогда бы не встал.

========== Стрелок и пес ==========

У них никогда не оставалось выбора.

Скотт выталкивает дверь в соседнем крыле (здесь на весь гипсокартонный блок от силы квартир пять не пустуют), моргает. Запах сырных чипсов и карри в носу дулом не пластикового ствола мешается с кровью. Глаза человека к темноте только привыкают, когда Малия уже вдавливает пальцы в шею парнишки - тот в хватке бьется, вены взбухают, надуваются на не внезапно синюшном лице. И тогда уже размыкается у него потная ладошка, пистолет выскальзывает, а потом Скотт - кажется, больно - стискивает живот и тянет ее извивающееся тело на себя.

За секунду до заминки Малия вспарывает предплечье точно по контору забитой кожи. Затем уже тухнут зрачки, губы стягиваются, но удар неуклюже спавшего на кусок шифера детского тела с предсказуемым хрустом молочных костей тут же и напрочь выбивает вину: болоньевые спины малолетних охотников теряются из вида уже на третьей заводской крыше. Всех пятерых, и даже этого, почти трупа, которого дотащили на спине с вывернутой на девяносто ногой.

- Зачем ты сделал это? Почему позволил им уйти? - Малия разочарована, и это хуже, чем если бы она обвиняла его.

- Они всего лишь дети.

- Всего лишь дети? - усмешка слетает с пересохших губ едко. У нее ноет живот от его хватки, и она морально устала. Устала опаздывать и оправдывать ради Скотта тех, кого четвертовала бы и распихала по мешкам. - В следующий раз возьми с собой пачку «Ризес». Глядишь, они споют тебе «Крошку Вилли Винки» до того, как прострелят голову.

- Малия, - у Скотта нет аргументов в свою пользу. У него, кроме нее, ничего нет. А потом щелчок выключателя, и желтый свет прорезает глаза четкостью и натуральностью подтекающего мозга вместе со сгустившейся кровью под рыжей головой человека, хорошо, до Скотта доходит раньше, чем вчерашний мальчик-сосед ускользает через окно. Он был целью. Верткой для охотников с необсохшими молочными ртами.

- Иззи. Иззи, ты в безопасности, - Скотт хватает его за тощие плечи. У того заеденная, с заусеницами темная кайма губ и взмокшие, вспухшие от слез черные зрачки.

Скотт альфа, волчонку - больше щенку - впору бы поджать хвост, но он по-детски, присуще человеческому ребенку, выворачивается из-под руки и бежит к брату - у того прошитая грудина и лопнувшие белки. Песий заупокойный скулеж дает ответ: у мальчика не осталось никого, к кому они могли бы его отвезти.