Павел, отец Гоши, в 1975 году устроился на завод, работал в цеху и производил разную технику для тракторов и тяжелого оборудования – не собственными руками, конечно, но все же был ответственным помощником. Эта работа была побочной, но в любом случае заставила его сократить число уроков математики, которые он вел в школе. Это стало необходимым шагом, так как семья неумолимо требовала средств к существованию, и завод как раз давал возможность вывести ее в режим «дети сыты».

Жена была рада: времени на себя все равно не оставалось, но соленых капель печали стало меньше. Теперь она могла реализовать себя как сильная женщина – по крайней мере, она так считала.

Однажды, примерно в середине или первой половине сентября 1978 года, вернувшись из училища, Гоша, как всегда, снимал обувь ровно у порога – ведь нельзя грязь разносить, а стоять и прыгать на одной ноге ему было совершенно нетрудно – и вдруг, когда он уже практически достиг цели, дверь, открывавшаяся вовнутрь, громко повалила его на пол. Больно не было, но повернувшись и увидев, что падением он обязан своему младшему брату, который только что вернулся из школы, Георгий вмиг подскочил и отвесил подзатыльник обидчику: не его это забота – наносить физические увечья старшим, не та лига.

Младший ребенок семьи слыл более покорным, и имя у него было соответствующее – Андрей. С первого раза можно было и не заметить, но Андреем в семье его никто не называл, а говорили более протяжно – Андрю-ю-ю-ша, а Андрюша он… Андрюша. Его не трогали страстные переживания покорения космоса, борьба за самок… Конечно, он все же размышлял об этом – его отнюдь нельзя было назвать поверхностным маленьким человеком, но только делал это по-своему, иначе. Наверное, спокойствие, любознательность и любовь к жизни были его девизом.

Ему тогда было десять. Взрослым всегда кажется, что десятилетний ребенок – это бестолковая и недалекая комбинация из «надо покушать, поиграть, надоедать им, абсолютно все портить и сидеть на шее». Неизвестно отчего они так решили, взять даже историю – в 14 лет человек в Азии стал править империей, в 14 лет многие девушки становились матерями. По этому поводу высказываются разные мнения: но все же эти факты, исторически подтвержденные, должны натолкнуть на мысль: человек становится частью общества с самого момента рождения, сам превращается в его настоящее.

Здесь можно вспомнить несчетное количество своих же знакомых, которые, наверное, и дня не прожили в сознании или в осознании, к которым окружающие относятся снисходительно – так что на их фоне Андрюша вполне даже «взрослый», невзирая на то, что они в любом случае бы держали его за идиота.

Так, с обоюдными пинками и щелбанами (стоит заметить, что у Андрея это плохо выходило, ведь Гоша уже стоял на ногах, и такое положение вещей не оставляло Андрюше шансов), ребята все же сумели снять с себя верхнюю одежду и мелкими перебежками войти в кухню, где как обычно их поджидала еда. Мать мудро выждала момент, пока братья угомонятся, и тоже появилась на кухне – это была пятница, а в пятницу у нее всего два урока в младших классах, так что уже с обеда она была дома и занималась такой обычной заботой о других. Хоть и о своих других.

Ребята еще пытались понапонаддавать друг другу, но Люда справилась с этим лучше: серьезный подзатыльник она отпустила Георгию, не отрывая взгляда от его глаз, а Андрюше хватило и части этого самого взгляда, чтобы он, возможно, даже с облегчением, пришел в норму. Гоше скоро должно было исполниться 16, он уже почти мужчина, и с мамой у него близких разговоров не было уже несколько лет. Они не то, чтобы отдалились, но приоритеты сдвинулись, и для Люды стало главным просто знать, что с ним все в порядке, и что он не сошел с ума, то бишь, с пути истинного, проклинаемого окружающими, и что он сыт. А для нравоучений у нее все еще был Андрей.

– Андрюш, что задали, знаешь? – перегибаясь через небольшой стол, чтоб положить ему в тарелку котлету, спросила мать

– Ма-ам… – умоляюще взглянул на нее младший, ему было неудобно перед своим взрослым братом говорить о чем-то столь обыденном. Но маме было все равно, она тоже окинула его взглядом – только более равнодушным к его проблемам, таким взглядом, который говорил «я с тобой не играю, отвечай по делу».

– Знаю, – сдался мальчик.

Гошу она не спрашивала про учебу, но тот увидел, что ей интересно, и тогда он начал сам:

– Нас водили на склад, там опечатанное все, только покрашенное, новенькое, из железа, – парень учился на инженерно-строительном, долго не размышляя, он пошел по отцовским стопам, решив, что это достаточно практично и по-мужски.

– И зачем? – поддержала беседу Людмила.

– Как зачем: нам же нужно знать, что мы делаем? – семья заулыбалась, и младший брат с завистью глядел на старшего, одновременно засовывая ложку с картофельным пюре в рот, которое вываливалось каждый раз – меры этот скромняга точно не знал.

Вдруг кто-то позвонил в дверь – мать поднялась из-за стола и посмотрела в дверной глазок: там было скопление людей. Ее назвали по имени и попросили открыть. Время было спокойное, так что Люда без задней мысли повиновалась. Распахнув дверь, она увидела двух мужчин, стоявших к ней спиной – и она инстинктивно догадалась, что ей нужно отойти и предоставить им возможность пройти в квартиру. Дальше она молчала, и только глаза понемногу увеличивались, приподнимались брови, лоб покрывался складками. Один из этих мужчин вносил носилки, второй придерживал, а третий держал их с другой стороны. На носилках лежал Павел.

Он был полностью одет, все было в порядке, но вот лицо… Лицо выглядело странно, необычно темные и большие мешки под глазами, голова обмотана бинтами. Сыновья по-прежнему сидели на кухне, все происходило достаточно быстро – санитары позвонили в дверь, Люда открыла, и они внесли Пашу в квартиру, давая понять, что им нужно место, куда его можно было бы выгрузить. В этот момент Гоша зашел в гостиную, он все увидел и понял – отцу плохо. Семья еще не знала, что конкретно случилось, и только наблюдала Пашино припухшее лицо с проступающими пятнами разных оттенков.

Гоши не было на кухне секунд 20, и свободный гражданин по имени Андрей так же вошел в комнату, подгоняемый любопытством. Так получилось, что он был не очень большим человечком и легко стал одним из тех, кто находился очень близко к Павлу. Люда уже ничего не могла поделать, и Гоша тоже. Но отец семейства был в сознании:

– Привет, отойди, дай людям закончить, – скомандовал отец, пусть и немного медленно.

Андрюша тут же отошел. Для него этот приказ стал подобен волшебной пилюле – он теперь знал, что делать – нужно отойти. В квартире было достаточно тихо – никто не паниковал, во всяком случае внешне. Андрей подумал, что такое случается, а у него-то и подавно нет опыта решения таких ситуаций. И когда мать сказала ему, что он может пойти погулять, потому что папе нужно отдохнуть, он попятился в коридор, надел обувь и вышел из квартиры. Казалось, он смирился и уже через несколько минут начал жить дальше. Но так ли это…

Медбратья объяснили Людмиле ситуацию, рассказали, что ей нужно делать дальше – и удалились. Задача была несложная: просто ухаживать, проводить в туалет и ванную, приглядывать, кормить и следить за тем, чтоб муж не забывал принимать лекарства.

А случилось, собственно, следующее: Паша работал в цехе помощником при сборке трактора, хоть не самого большого. Главный конструктор попросил подать ему нужную деталь, Павел наклонился, конструктор удачно установил деталь в двигатель, отошел и в следующую секунду, когда он уже вылез из-под капота, а Павел в меру своей любознательности продолжал наблюдать за каждым его движением, и в тот миг, как Паша также стал подниматься из-под капота, тот просто упал, угодив ему железной частью, которая служила креплением при сцеплении с нижней, точно в темечко. Крепление по форме напоминало якорь – тяжелый железный якорь. Но даже этого Павел вспомнить не мог. Проще говоря, в его черепе образовалась трещина – дальше была больница, перевязки, и вот он дома – вроде бы, все обошлось.