– Избавь меня от подробностей, – тут же чурается Драко.

Ему действительно не интересна чужая «возня в песочнице», когда у самого нет постоянного партнера. Он видел Поттера еще раз с момента похищения, но поговорить им так и не удалось. Хотя Драко все равно ему напомнит об их новом «договоре» по поводу очной ставки. Даже если отец с Сириусом и «поутихли», это не значит, что их магия не сможет дать о себе знать в самый неподходящий момент. Пока не стало слишком поздно, им все-таки придется об этом поговорить. Рассказать, что они все-таки друг для друга представляют, а Драко и Гарри – как к этому относятся.

Поттер даже снится ему один раз – точнее, это полусон-полувоспоминание – он видит их первокурсниками. Прогулка ночью в Запретный лес, которая заканчивается барахтаньем в огромной паучьей ловушке. Так примитивно и символично, что Драко и не думает расшифровывать – они запутались, они увязли во всем этом по самые макушки, и Драко не знает, правильно ли позволить Поттеру первому сделать шаг навстречу или действовать строго по своим правилам. С каждым днем он все больше и больше сомневается, что правильно определил, чего хочет от Золотого мальчика на самом деле.

Ну а пока, он решает действовать по их первоначальному плану и попробовать выяснить, что же произошло на Рождество и что же происходило в мэноре, когда Драко в нем не было.

Эльфы боязливо жмутся по углам и стенам, причитают, всхлипывают и не могут сказать что-то однозначное. Да, хозяева очень часто ругаются, но всего всплесков магии было три – два на утро Рождества и после, в столовой, тот, что застал Драко. Про декабрьские ничего толком не известно, зато один из эльфов припоминает, что в конце января мэнор посещал семейный колдомедик. И это – все. И либо эльфы действительно больше ничего не видели, либо отец или Сириус приказали им молчать. Последнее, кстати, вероятнее всего. И это заставляет Драко задуматься: они не просто хотят скрыть от них происходящее, скорее – оградить от неминуемых вопросов и проблем, а это значит, что происходит что-то настолько серьезное, что понадобилось вызывать врача. И вот теперь Малфой-младший идет к портретам – в мэноре всегда найдутся те, кто не только что-то видел или слышал, но и те, кто смогут сделать выводы.

Картины в холле подтверждают визит колдомедика, несколько портретов дальних родственников рассказывают, что сэр Люциус выглядел весьма болезненно некоторое время назад, а мистер Блэк всю зиму был озлоблен более чем обычно. И все, на этом информация заканчивается. Драко путается в количестве версий, предположений и сопутствующих вопросов, но не может позволить себе спросить отца напрямую – он уже понял, что дело было весьма деликатным. У него остается только одна «ниточка» – сэр Абраксас. Который будет так же скрытен, как и отец, но, при должном старании, сможет подтолкнуть в правильном направлении.

В Дубовом кабинете все так же тепло и сухо. Дед на картине отсутствует, но Драко не спешит разочаровываться – он никуда не торопится, и вполне может подождать предка, скоротав время за книгой. Сэр Абраксас возвращается только часа через полтора – абсолютно бесшумно и почти незаметно, так, что внук не сразу его обнаруживает, увлекшись старым изданием «Магических законов знаков и чисел». А когда поднимает взгляд на портрет, то обнаруживает предка в излюбленной статичной позе у стеллажа с книгами.

– Приветствую вас, сэр Абраксас, – тихо произносит Драко и как обычно не получает ответа.

Дед продолжает притворяться, что читает, но он уже наверняка выучил наизусть все нарисованные фолианты. За столько-то лет загробной жизни – что Драко и сомневаться не приходится в этом фарсе. Кажется, дед заинтересован визитом внука.

– Знаю, вы наверняка не захотите обсуждать это со мной, но, боюсь, у меня больше нет источников, из которых я мог бы получить информацию, – Драко нравится быть искренним с ним – без обиняков и скандалов. – Меня интересует то, что происходит между отцом и Сириусом. Вы что-нибудь об этом знаете?

Конечно же, предок и не думает отвечать на столь очевидный вопрос, поэтому Драко стоит уточнить и более явно показать свои мотивы.

– Конечно же, кроме очевидного. Но меня волнует тот факт, что в мэнор приходил колдомедик. Если все настолько серьезно, то я обязан быть в курсе, – он продолжает пристально смотреть на темную фигуру на портрете, а через какое-то время слышит тихий тяжелый вздох.

«Твой отец пожинает то, что посеял. А Блэк кусает руку, которая его кормит. Они стоят друг друга – два заносчивых кретина. Тебе не нужно думать об этом, внук – этот идиотизм неизлечим у обоих», – строго говорит сэр Абраксас. Он, как Драко и думал, тоже не намерен что-либо ему рассказывать, но пытается своеобразно «успокоить», поминая чужие умственные способности.

– И все-таки, сэр. Потеря контроля над собственной магией – не та вещь, которую можно легко проигнорировать, – Драко пробует еще раз.

«Ну, если, в отличие от них, ты это понимаешь, то род Малфоев все-таки не безнадежен. Пусть хоть поубивают друг друга – таких глупцов не жалко», – тон предка суров, но ровен, и это говорит об убежденности Абраксаса в сказанном. А Драко пробирает холодом по коже. Дед говорит о реальной угрозе, и только этого им сейчас не хватало!

– Боюсь, мне – жалко, – отвечает Малфой и поднимается на ноги. – Спасибо, сэр Абраксас, за то, что поделились своим мнением.

Он покидает кабинет и торопится в свою комнату. Ему нужно срочно написать Поттеру – даже если Драко поначалу и не видел в конфронтации отца и Сириуса чего-то неизбежно неминуемого, то теперь не может это отрицать. Дед предупредил об опасности, и сейчас – самое время предпринять какие-либо решительные действия.

***

Он и правда не знает, что делать с чужим откровением, которое сам же и вытребовал. Да, ему хотелось уличить оборотня в «пристрастности», но когда дошло до дела, Северус обнаруживает, что банально трусит. Черт возьми, им уже за сорок – они не эмоциональные юнцы, которые не знают, куда деться от гормонов. Ему казалось, что о любых подобных чувствах давным-давно пора забыть. В конце концов, он ведь уже «переболел» Лили, а Люпин… Люпин, кажется, никогда и не был заинтересован в романтике – Снейп ни разу не слышал, чтобы оборотень был хоть с кем-то замечен. Даже потуги этой оригиналки Тонкс прошли в пустую, о чем уж теперь говорить? А оказалось… Оказалось, что ничто человеческое оборотню не чуждо, и за всей этой показушной добродетелью, терпимостью и всепрощением все-таки могут скрываться и более глубокие, искренние чувства. А Северус, срывая с него маски, просто разворошил осиное гнездо – сам виноват, и отвечать за это ему же.

Итак, Люпин в него влюблен. И что зельевару делать? Он ведь даже ожидать от него такого не мог, хотя, в принципе, мог бы спрогнозировать такую реакцию, если бы взял в расчет свою помощь с ликантропным зельем. И Люпин не просто чувствует себя обязанным перед ним, не после признания Северуса в своей виновности, он по-настоящему увлекся зельеваром. Снейп хочет думать, что это какая-то сублимация, какой-то синдром или просто жалость со стороны оборотня, но, как бы он в нем ни сомневался, не может не видеть искренности в словах, поступках и чувствах Ремуса. Поэтому, для начала, он покупает этот глупый брелок, попавшийся на глаза в какой-то лавке по пути от гостиницы к месту проведения съезда, а после того, что происходит в Целле, отвечает ему искренностью на искренность – решает не ходить вокруг да около, и сразу же вытребовать у оборотня ответ.

И тот признается. Признается так, что чуть не сгорает от стыда, но все равно пытается огрызаться на вполне закономерные замечания. А Северус и не думал глумиться над ним – это было бы отличным компроматом в школе, а сейчас вызывает только смущение, дискомфорт и досаду. Ну какого черта Люпину приспичило переводить свои чувства в иную ипостась? Пересекались бы они раз в год на праздновании Дня Победы, игнорировали бы друг друга или натянуто улыбались, а не взаимодействовали бы вынуждено, попав под влияние своих неугомонных «дружков». Вот кто в этом виноват. Если бы Люциус не зациклился на Псе, они бы с Люпином не вспоминали друг о друге. Наверное. Или нет? Как давно у Люпина к нему чувства?