Но пока и эта жизнь не дает ему скучать. Даже если и загробная – уже маячит на горизонте. Возвращаясь в Лондон, он снова окунается в размышления, сомнения и чувства. Малфой, их супружеская жизнь, их связь и предсказание старой гадалки… И что ему делать со всем этим? Действительно ли ему придется спасать Малфоя от смерти? О, рядом с Сириусом с Вуивром не приключилось бы только смерти от скуки. А вот ото всего остального… И в первую очередь, от магической связи… Бродяга не может не чертыхаться про себя и не досадовать – вечно эти слизеринцы «выезжают на чужом горбу», и Люциус действительно сам во всем виноват – это была его затея. Это ему не сиделось спокойно на месте и спокойно не жилось – надо было еще и Блэка во все это впутать… Но теперь уже поздно кусать локти. Пора развернуться и увидеть все, что они успели натворить. Вместе. Все, что с ними происходит, и все, что они чувствуют.

На самом деле Бродяга сомневается в том, что подтверждение связи им поможет. Дело ведь не в его трусости, упрямстве, уязвленной гордости и оскорбленной чести. Даже добровольно приняв эти цепи, они не перестанут собачиться, ха-ха, выводить друг друга из себя, ревновать и ненавидеть. Просто если они не перестанут однажды делать себе и друг другу одолжение, то они так и не смогут примириться. Выход только один – взглянуть в лицо этим чувствам, принять их без остатка, высказать и разделить. И у Сириуса больше нет времени сомневаться, ненавидеть или презирать – пора признать, чего он хочет на самом деле. И с горем пополам, он все-таки признает: Малфой – это нечто. Нечто, что однажды случилось в его жизни и наложило на нее неизгладимый отпечаток. С самого Хогвартса, когда выдающийся, гордый, хитрый и амбициозный слизеринец появился на горизонте Сириуса Блэка. А потом снова и снова вторгался в его жизнь, пока не стал законным супругом. Пока не стал таскать за собой по встречам с чиновниками, аристократами и магглами, пока не изнасиловал, не приревновал, пока не возненавидел. Пока не стал тосковать по нему, не стал искать, пока не стал защищать Гарри, как родного сына, и не стал защищать самого Сириуса от призраков прошлого. Пока не стал желать его до стихийных выбросов магии и не превратил магическую связь в удавку на своей шее…

И все, что Сириус может сделать, это, пожалуй, не позволить Малфою пожалеть о своем решении и окончательно в нем разочароваться. Сириус отбросит в сторону все свои сомнения, он прикроет глаза на упрямство, ненависть и боль, заткнет в тряпочку свою гордость и единственный раз попробует поверить Малфою. Потому что все эти чувства внутри него тоже медленно разъедали душу, наделали дыр в сердце, а разум и вовсе заставили вскипеть. Бродяга прямо сейчас признается самому себе, что чертов Вуивр… однажды пробил брешь в его обороне – и он… Нет, не сдается – всего лишь тактически отступает, чтобы победу в основном сражении оставить за собой. Все, что ему нужно – это единственное подтверждение от Малфоя, единственный искренний ответ на вопрос: что для него все это значит? С магической связью или без нее – не важно. Важен только Люциус, и что он может дать Сириусу в ответ на его доверие. Блек не согласен, если плата будет не равноценной, поэтому слизеринцу действительно придется вывернуться наизнанку и доказать, что он стоит этого оказанного доверия. Что он может и хочет принять бой. Потому что Сириус не играет в поддавки – теперь он может идти только вперед, в наступление, а Люциусу придется хоть раз оставить свои махинации и ответить той же искренностью и порывом. Это – их последний шанс на совместную жизнь – относительно мирную, но яркую, интригующую и темпераментную.

И поэтому, когда Люциус, наверное впервые, понимает его полностью, принимает и отвечает честно, Бродяга не может не выдохнуть облегченно прямо в его губы. И не может не поцеловать. Черт с ним, с Люциусом, пусть они наконец-то сделают это. Пусть наконец-то станут настоящими супругами. А потом положат весь магический мир к своим ногам только потому, что будут по-настоящему вместе.

Вместе, рядом, наконец-то действительно на одной стороне. С крепким, хоть и абсолютно неординарным союзом и в их увеличившейся семье. Единой. И он не знает, стоит ли обещать Гарри, когда тот очнется, что отныне их жизнь изменится. Что он очнется в совершенно другом мире. Но Сириус точно знает, что в этом новом мире все у них будет хорошо.

***

– Имя, Поттер, имя, – разглагольствует Драко, меряя комнату размашистыми шагами. – Мне надоело называть нашего сына «зайчиком», «пупсиком» и «солнышком». Но раз уж я сам упустил возможность участвовать в выборе, то оставляю это право за тобой. Только, пожалуйста, пусть это будет не что-то тривиальное, типа «Джона» или «Уильяма».

Он замирает по центру в косых лучах еще теплого закатного солнца и смотрит настойчиво, легко улыбаясь. И Гарри не может не улыбаться в ответ.

– Никки. Николас Поттер-Малфой…

***

– Северус, это… кто?

– Люпин, ты школьную программу не помнишь? Это – аксолотль. Трансфигурируй для него что-нибудь подходящее – пару дней он поживет у тебя, – Снейп выставляет на стол массивную банку, наполненную водой, и легонько стучит по стеклу пальцем, привлекая внимание существа внутри.

– То есть… Ты мне его даришь? – Ремус не может не удивляться и не может сдержать улыбки, отвечая на «улыбку» земноводного и на скепсис зельевара.

– Еще чего! – фыркает Снейп и демонстративно отворачивается. – Он – единственный выживший в экспериментах моих непутевых практикантов. И единственный, кто прошел все испытания самыми сложными зельями против волчанки. Самый, пожалуй, ценный экземпляр во всей лаборатории. А тебе, если бы я кого и дарил, то только гриндилоу.

– Даже не сомневаюсь, – оборотень продолжает хихикать и с интересом рассматривает своего нового жильца. – Как мы его назовем? Мне нравится имя Фредди…

***

– Блэк, ты будешь ходить со мной на свидания, – безапелляционно заявляет Малфой за одним из поздних завтраков в постели.

– Окстись, болезный. Мы и так уже женаты, зачем нам опять свидания? – Сириус, вернувшийся очень поздно, почти под утро, и, естественно, спавший очень мало, абсолютно не разделяет энтузиазма Люциуса. И выбираться из-под одеяла никуда не собирается.

– Затем, что теперь мы действительно состоим в отношениях, и это – закономерно, – отвечает тот вкрадчиво, разъясняя, как невинному пятикурснику. – И начнем мы с того самого «конфетно-букетного» периода. Все будет по правилам: мы будем целоваться под звездами, как подростки, и трахаться на всех возможных поверхностях…

– В какой Камасутре ты вычитал эти правила? – только и остается вопрошать Сириусу, наблюдая из-за плеча за чужим «поплывшим» взглядом и с трудом сглатывая. Ох, уж этот Малфой с его играми…

***

– Сириус! Мерлин, неужели с тобой опять что-то случилось?

– Абсолютно ничего, Эдриан. Просто у меня для тебя есть одно весьма занимательное предложение…

Конец