Сириус решает отыскать шкатулку и брошь – они наверняка в каком-нибудь ломбарде. Выкупить, вернуть владельцам, а деньги племянник теперь будет возвращать Сириусу. А если парень попробует еще что-нибудь украсть, то он тут же отправится в Азкабан. Выбить из парня признание и дать Обет не составит труда – он оказался еще и порядком труслив и пошел на такую «поблажку» очень быстро. Вот это-то как раз и незаконно, но действенно. И только Нун в этом деле не выигрывает почти ничего – Швейц, когда узнали о виновности родственника, долго не могли смириться, и видеть эльфа в своем доме не пожелали, поэтому несчастный домовик так и остается обездоленным. Ровно до той поры, пока Денеб не вспоминает о мисс Грейнджер – вот кто им поможет. И конечно же, Сириус отправляется в Министерство – подруга Гарри славилась тем, что ратовала за права домовиков. Даже настояла на том, чтобы в отделе правозащиты магических существ им оказывали непосредственную помощь. Вот она-то и поможет им найти новый дом для бедного Нуна.
========== Глава 10. Бесстыдный канкан ==========
Глава 10. Бесстыдный канкан
Месть Блэка случается в конце января. Люциус, конечно же, ждал ее, но угадать конкретный день так и не смог. А ведь было предчувствие, был не один «тревожный звоночек» в сознании и смутные подозрения, а он все равно оказался не готов.
Блэк все-таки спускается к ужину. Презрительно отворачивается, молчит и, в общем-то, как обычно всем своим видом показывает, что совместная трапеза для него подобна ужину в загоне с флоббер-червями. Люциус готов спорить, что для червей у Блэка нашлось бы выражение лица поблагодушнее. И ужинал-то он с ним только для того, чтобы еще раз напомнить о том, как муж стал ему противен. Мелочно, гадко и отчасти унизительно, но Люциус и сам бы так поступил, окажись вдруг на месте Пса. Поэтому старания оценивает, поднимает бокал в его честь и всеми силами сдерживает усмешку – то, что Блэк хотя бы так «контактирует» с ним, значит очень много. И конкретно для Люциуса, и для их связи тоже.
И за этим самым удовольствием он пропускает первый намек на грядущую расплату. Потом, за вечерним бокалом бренди в кабинете с бумагами и отчетами на сон грядущий, он неожиданно поперхнулся выдержанным алкоголем и оставил некрасивое, вульгарное пятно на бумагах – и это тоже должно было стать предупреждением. А уж когда тень Абраксаса промелькнула на чужой картине, то это и вовсе было сигналом. А он все проигнорировал, допил бренди и почти тут же ощутил странную пустоту в голове. Все перед глазами начало медленно плыть, руки и ноги стали ватными, и совсем скоро сознание его покинуло.
А вернулось от резкой боли в левой щеке, звонкого хлопка пощечины и неяркого света под вершиной балдахина.
– Знакомая ситуация? – Блэк не дает ему опомниться, но очень скоро связанные руки и ноги и мягкая перина под спиной дают ему ответ.
«Весьма», – хочет ответить Малфой и открывает рот, но силенцио надежно лишает его голоса. Тут и к гадалке ходить не стоит – Блэк приготовил ему целую программу.
– Можешь не пытаться, – Сириус присаживается с краю кровати, поджимает под себя ногу, смотрит отстраненно и без ожидаемой злобы. – Как и невербально – на кровати антимагический барьер, колдовать ты здесь не сможешь.
Как не сможет и сам Блэк, а это – уже достаточно многообещающе. Что еще он задумал?
– Вижу, ты заинтригован. Что ж, потерпи еще несколько минут, и все узнаешь, – Блэк со скучающим видом рассматривает свои ногти и не меняет тон.
А Люциус подавляет нервные мурашки по всему телу. Ждать он умеет, но не любит, и поэтому начинает мысленно дергаться. Боль Блэк причинит обязательно, но насколько равноценной она будет?
За бесплотными терзаниями время проходит незаметно. Но из-за них же Люциус не сразу чувствует, как его состояние меняется. У него медленно поднимается температура, жар прокатывается по груди и животу, в ногах появляется слабость, а выгнутые руки перестают ощущаться. Малфой спохватывается, прислушивается к себе, но никак не может понять – Блэк его что, гриппом заразил? Неуместное предположение настораживает – о чем это он? Какие шутки в таком состоянии? А потом понимает, что спутанность сознания – тоже симптом. Так он снова перестанет себя контролировать, а это чревато.
Жар все нарастает, плавит кости, и Люциус начинает задыхаться – воздух еле проскальзывает в прихваченное адреналиновой судорогой горло, и он тяжело вздыхает.
– Ну что, началось, – Блэк скорее не спрашивает, а констатирует, переводя на его лицо внимательный взгляд, а Люциус только беззвучно хмыкает: и что же именно?
Сириус немного придвигается к нему, разворачивается всем корпусом и кривит рот в усмешке.
– Жарковато тут стало… Неправда ли?
Он медленно расстегивает верхнюю пуговицу на своей черной рубашке и многозначительно поглядывает на мужа. За первой пуговицей идет вторая, обнажается ямочка между ключицами и крепкое горло – и Люциус уже теряется в догадках расползающимся сознанием. Блэк что, его… соблазняет? Мысль заставляет вздрогнуть, мгновенно ошпаривает и бьет по мозгу словно кувалдой. Жар, накаляющий тело, вмиг становится возбуждающим, к паху приливает кровь, а нехватка кислорода превращается в страстную муку. Вот что…
Сириус теперь открыто ухмыляется, наблюдая, как чужое дыхание все больше путается, на лбу выступает испарина, а жилка на виске лихорадочно бьется, вторя разогнавшемуся сердцу. Нет, это не грипп. И даже не тахикардия. Все эти «симптомы» явно указывают на сексуальное возбуждение. Но такое, какого Люциус еще никогда не испытывал. Один жест Сириуса, всего лишь приоткрытый участок тела, и он готов задохнуться от желания… Он его банально опоил и теперь будет мучить в свое удовольствие, пока действие отравы не пройдет. А пройти оно может не скоро…
Малфой подтягивается на локтях, насколько позволяют путы, ерзает спиной по матрасу, и это только ухудшает положение дел – по телу тут же проносится сладкая дрожь, искрами пробегает по чувствительной коже и заставляет Люциуса прикусить изнутри щеку. Они только начали…
Сириус смотрит, оглаживает взглядом, следит за реакцией и не упускает ни единой детали в меняющемся состоянии. А Люциус не может не смотреть в ответ, зная, чего именно Блэк добивается. Его сердце выпрыгивает из груди, воздух горячими глотками кое-как проскальзывает в легкие, кожа как будто расползается на лоскуты, а руки и ноги становятся неподъемно тяжелыми. Домашние брюки и кофта без пуговиц из тонкого хлопка словно окутывают его новыми кандалами, стискивают тело в мучительных объятиях и с каждой секундой становятся все невыносимее. Хочется сбросить одежду с себя, хочется сбросить кожу, чтобы прижаться всем сердцем к телу напротив и разделить наконец то самое. Важное, ценное, всеобъемлющее и неподконтрольное. Но невозможно, невозможно, невозможно пошевелить хотя бы пальцем… И все-таки Люциус пытается. Тянет путы из последних сил, скрипит зубами от злости и позволяет взгляду полыхнуть, когда усилия становятся тщетными.
– Нравится? – усмехается Блэк, поводит плечами, прищуривается и опускает голос до тихого томного тембра. – Неужели нет?
Звук врывается вспышками в сознании, а в глазах начинают плясать темные точки. Звук почти ощутимо накрывает нежным прикосновением, и теперь весь жар концентрируется у Малфоя в паху. Сводит на миг судорогой, но не уменьшает напряжения, заставляя мошонку поджиматься, а член наливаться кровью.
Возбуждение горит на губах собственной тягучей слюной, разворачивается на грудной клетке, заставляя соски каменеть, гладит по ребрам и мышцам пресса и стискивает бедра уже отнюдь не нежными объятиями. Эрекция болезненная, сильная, необузданная и терпкая, как тот чертов бренди, что Люциус все-таки допил. Наверняка сладкий яд был именно там. Но теперь поздно сетовать на собственную глупость и слепоту. Теперь надо разбираться с последствиями. Теперь надо пытаться придумать, как выдержать эту пытку и не сойти с ума от невозможности хотя бы прикоснуться. Потому что Блэк его не пощадит. Потому что Блэк всего лишь фыркнет на бугор на чужих брюках, а потом, удерживая зрительный контакт, вдруг облизнется. Да так пошло, что от простого движения кончика языка по нижней губе, Люциус кончит, как подросток. Оргазм обрушится лавиной, принесет минутное облегчение, а потом развернется обратно и ударит под дых новой порцией возбуждения. Еще сильней, еще более горячей и страстной. Еще более мучительной. Настолько, что Люциус все-таки сможет разжать челюсть и сдаться, еле прошевелив губами: «Пожалуйста…»
