Он подумывал забросить все дела и сконцентрироваться на крестнике, но на него тут же стали кричать – своей кипучей энергией он моментально утомит и так истерзанного мальчика, поэтому пусть вымещает свои силы на агентстве, а Поттеру только подставляет плечо в нужный момент. Тот ведь тоже пока занят в Аврорате и не нуждается в сиюминутном уходе. Вот так Сириус и возвращается к своему первому «детищу». Они продолжают расследовать дела и искать себе нового помощника. Понемногу помогают то тут, то там и снова не унывают – с приходом весны в их агентстве снова ажиотаж, снова такие загадки, что дух захватывает – куда там кентаврам и маггловским музеям, на этот раз они сталкиваются с потусторонним.

Сначала было просто и тривиально – после помощи Марджет с талмудами по астрономии, она кротко попросила об ответной услуге – найти старинный медальон любимой тетушки. Мадам была глубоко в годах, жаловалась на память и частенько теряла вещи, а медальон был фамильной драгоценностью, стоил немалых денег и просто был дорогой сердцу вещицей. Сириус, конечно же, не мог отказать – справились они быстро, за несколько дней, а потом, буквально через сутки, медальон пропал опять. Ниа обыскала абсолютно весь дом, Сара и Луис посмеялись чужой рассеянности, Денеб пожалел слабую умом старушку, и они опять нашли пропавшую вещь. А еще через три дня Ниа пришла опять – с порозовевшими от смущения щеками и искренними извинениями. И вот тогда Сириус заподозрил неладное – если бы дело было в обычном склерозе, Марджет бы сама в конце концов его нашла. Заперла бы медальон в шкатулку или сейф, и забывай, тетушка, на здоровье. И наверняка так и поступила в первый раз, а драгоценность пропала опять – и вот это интригует.

Они решают устроить засаду – так как медальон они всегда находили в разных местах, то «похититель» может быть необычным – от домового эльфа, перекладывающего вещи с места на место, до хулиганства соседской шпаны, которая невзлюбила старушку. Две ночи медальон остается в сохранности – днем Ниа носит его на цепочке, а на третью – драгоценность всплывает в воздух прямо из распахнувшейся шкатулки и движется в новое место дислокации, мерно покачиваясь. Кто-то невидимый положил на него глаз и неустанно тащит к себе. Кто – они выясняют почти сразу – стоит только выскочить из укрытия, схватить медальон и в пространстве вдруг на миг появляется полупрозрачная фигура молодого человека. Ясно, призрак… Сириус вздыхает и идет на чердак – любимое место неупокоенных, до самого утра уговаривает появиться на глаза и просто поговорить, но все попытки тщетны. Зато на следующий день медальон оказывается в агентстве, и Бродяга тут же рычит от досады – поганец собирается их подставить? Выставить ворами? Да ни одному горемычному он этого не позволит!

Рычит он вслух, и на этот раз мера оказывается действенной – юноша все-таки становится видимым и тут же принимается извиняться за неудобства – это был его единственный способ попросить о помощи, когда он узнал, кем является Сириус. Все оказывается довольно просто – они выясняют, что юноша – Людвиг, девятнадцати лет отроду – приходился дальней родней престарелой мадам и был невинно убиенной жертвой какого-то злого волшебника. Похоронен он где-то под фундаментом – фамильное кладбище пропало за давностью лет, а на его месте мадам, по молодости и незнанию, выстроила особняк. Единственная связь призрака с миром живых – этот медальон, который когда-то принадлежал и ему. Долгие столетия Людвиг спал в нем, охраняемый разными владельцами, а когда старая мадам стала сдавать позиции, он отчего-то проснулся и обратно упокоиться не может. Естественно, ему быстро стало скучно – все развлечения – это прятки с мадам и медальоном. Но не теперь – теперь ему интересен мир и работа Сириуса… Вот у Бродяги других печалей не было! Хотя… Если подумать, то призрак как раз мог быть полезен: проникал бы сквозь стены, подслушивал и подсматривал чужие секреты, охранял и узнавал суть вещей. Вот только он привязан к медальону, а оставить такую вещь у себя нельзя никак. Ее не выкупить – это чужое наследие, и не взять в долг. И принять его в команду невозможно…

Они задумываются над дилеммой, а потом Денеб придумывает решение проблемы – попробовать привязать призрак к другому предмету. Естественно, невозможно и это – было бы так, и Людвиг уже давно гулял бы на воле. Но что, если… А что, если «подселить» призрак в портрет? В собственный. Конечно же, это не то же самое, что написать «живую» картину после смерти – там и краски специальные, и заклинания, и ритуалы. Но изображение умершего человека – это уже фактически какая-то связь, поэтому попытаться стоит. Надо только придумать, как: поискать материалы, поспрашивать художников, узнать, были ли прецеденты. Способ можно найти, а раз уж мальчик такой милый, любознательный, бойкий да еще и родственник Марджет, то Сириус просто обязан помочь.

Они оставляют медальон у себя под залог. Сириус не скупится и на всякий случай оставляет полную стоимость драгоценности – чем черт не шутит. Зато теперь Людвиг прекращает маяться от тоски и с энтузиазмом помогает в изысканиях. Он быстро сближается с Денебом и охотно поддерживает его идею с картиной – все-таки это целый новый мир, свобода перемещения по огромному количеству фамильных полотен, различие ландшафтов и собеседники, среди которых и более близкая родня. Они частенько пропадают вместе в архивах, но дело продвигается медленно – информации ничтожно мало, и поиск может затянуться. Но во времени они не ограничены, особой спешки нет, поэтому они занимаются этим делом не торопясь и вдумчиво. Рано или поздно они найдут ответ.

***

– Здравствуй, Ремус… – тихо говорит Люциус, когда колокольчик над дверью в лавку прекращает звенеть.

Люпин вздрагивает от неожиданности, оборачивается, а потом не может сдержать легкой улыбки.

– Здравствуй, Люциус. Проходи, – он приглашает на кресла, и Малфой с комфортом располагается. – Долго ты, я думал, придешь раньше.

Ремус шутит полусерьезно, пытаясь поднять настроение визави, но Вуивр выглядит так жалко, что это скорее не шутка, а тонкое издевательство.

– Два месяца… – продолжает шелестеть Люциус и флегматично поводит плечами. – Северус рассказал мне вкратце, как идут дела…

– Да, но давай сразу договоримся, – доброжелательность оборотня быстро опускается до формально-вежливой. – Если ты все еще не можешь это принять, то я буду так же краток. Ты ведь понимаешь?

Он многозначительно смотрит на него, и Малфой внутренне сжимается – чувствует, что обида все еще осталась.

– Понимаю… И я пытаюсь, – вздыхает он. – Расскажи мне не голые факты – может, так у меня получится лучше.

Ремус задумывается, тоже вздыхает и призывает чашки.

– Гарри старается держаться. Он сейчас выглядит не лучше, чем ты, – начинает оборотень. – Его мучают боль, бессонница, тошнота. И тоска по твоему сыну.

– Ремус… – Люциус глотает чай на автомате и выпрямляется. – Я ничего ему не говорил и ни в чем не убеждал. Это – только его решение.

– Ты и прав, и неправ, Люциус, – Люпин качает головой. – Это он тебя поддерживает, но если бы ситуация была обратной, и ты бы сразу все принял, он бы легче с этим справился.

– Может быть, – кивает Малфой, а оборотень спохватывается.

– Я ни в чем тебя не обвиняю, упаси Мерлин. Просто у него будет ребенок, а у тебя – внук – не хочешь подумать об этом для начала? Это и ваш наследник. Если воспринять новость с этой стороны, то она будет выглядеть не такой пугающей, правда?

– Да, но это только четвертый месяц, дальше ведь наверняка будет хуже? – Малфой еще больше спадает с лица, вообразив самое страшное.

– Да, будет. Но и мистер Мун, и мадам Палитэ, и Северус тщательно к этому готовятся и смогут помочь в трудную минуту, – подтверждает Ремус. – Гарри скорее всего не выходит весь срок, но это же уменьшит риск на треть. Поверь, Люциус, шансы очень хорошие.

– Возможно, – Малфой сомневается, прикрывает глаза, но кажется, все еще не может сдаться. – Возможно… мне нужно еще время…