Ремус не может не радоваться за своего друга – тот снова в своей работе, решает какие-то накопившиеся дела; снова в Малфой-мэноре – разговаривает с Люциусом, и они почти не ругаются; снова нежно обнимает Гарри, а дом на Гриммаулд-плейс опять заполнен их смехом и ворчанием Вальбурги. А еще Ремус снова может предпринять попытку в отношении Северуса. Он так и не оставил своих надежд, но эти полгода без Бродяги были полностью заняты его ожиданием – ни о чем другом Ремус, по большей части, думать не мог. А теперь, когда одной проблемой становится меньше, он может приступить к решению другой. Эти полгода дались ему как никогда тяжело и как никогда ясно он понимает, что пора поставить точки над i. Его признание Северус получил, а Ремус в ответ получил отказ. Но такой… сомнительный, по мнению оборотня. И ему нестерпимо хочется еще раз обсудить свои чувства с зельеваром и еще раз спросить, стоит ли ему надеяться. Потому что если нет, то он больше не будет пытаться навязать Снейпу свое общество. Больше не будет пытаться заманить в свой дом или манипулировать с помощью Клариссы. Эти полгода заставили понять, что он хочет видеть рядом с собой плечо человека, который сможет ему довериться и опереться сам, а не того, за кем будет нужно постоянно гнаться. Кого будет нужно постоянно провоцировать, убеждать и просить. Это унизительно. Ремус готов вариться в этом котле неразделенных чувств вечно, но не «просить милостыню» у человека, для которого он – лишь напоминание о несчастливых школьных годах. Люпин хочет попробовать еще раз. Последний, а потом… в случае неудачи, вернуться к своему одинокому существованию и больше никогда не сметь надеяться.
Шанс на исполнение задуманного выпадает через две недели после возвращения Сириуса – Люциус хочет устроить небольшие новогодние каникулы, и приглашает оборотня и зельевара присоединить к ним. Сириус, конечно же, упирается – у него масса дел в агентстве. Конечно же, упирается Северус – он точно не нуждается в отдыхе в компании Бродяги. Упирается Гарри – он не хочет отпускать крестного из виду ни на один день. И только Ремус согласен с Вуивром – Сириусу нужен отдых, бездеятельность, передышка; Северус поддержит его «боевой дух», но не более необходимого, а Гарри может не переживать, потому что на этот раз Бродяга будет под присмотром сразу трех опытных волшебников, прошедших войну. Неизвестно как, но Люциусу все-таки удается уговорить всех троих. И даже без помощи Ремуса. Поэтому у оборотня есть время подумать над тем, что он скажет Северусу, успокоить свои чувства и привести мысли в порядок.
Люциус выбирает восточную Кению, город-порт Ламу, где на берегу океана, среди мангровых зарослей расположена большая роскошная вилла. Ремус подозревает, что это одно из убежищ со времен войны, но с тем же успехом вилла могла оказаться и обычным имуществом в курортном городке, где Малфой иногда предпочитает отдыхать. Они умудрились отговорить Сириуса от экскурсии по всем здешним достопримечательным местам в первый же день, но не сомневаются, что Бродяга еще настоит на своем. Северус же долго ворчит на жару и совершенно не уместное время для отдыха, но постарался не брать с собой больше десятка исследований. Они здесь всего на неделю и должны полноценно отдохнуть ото всего. Ремус был бы рад, если бы и Гарри с Драко были здесь, но аврор работу оставлять не намерен, как, собственно, и Малфой-младший. И работу, и, по всей видимости, друг друга. Между ними тоже происходит нечто такое, о чем Ремус не может не волноваться. Он пока не говорил об этом с Сириусом, но вот мнение Вуивра стоит спросить – тот ведь не мог не заметить.
После ужина они устраиваются в шезлонгах на широкой террасе. Северус отправился отдыхать в свою комнату, Бродяга клятвенно пообещал, что вернется с небольшой прогулки по берегу через час, максимум – полтора, а они с Люциусом наблюдают медленный закат солнца.
– Меня тревожат отношения Гарри и Драко… – Ремус начинает без предисловий, но лениво и спокойно, без той тревоги, о которой говорит.
– Да… Я заметил, что они стали напряженнее, – Малфой так же неторопливо кивает, но взгляд его становится задумчивее. – Думаешь, все будет плохо?
– Думаю, что все у них неоднозначно точно так же, как всегда было между гриффиндорцами и слизеринцами, – улыбается Лунатик. – А еще у них это взаимно.
– Взаимно, – кивает Люциус и отчего-то грустнеет. – Я однажды имел разговор о взаимности Слизерина и Гриффиндора – имею представление. И какое же чувство взаимно у них?
– Мне кажется, ты знаешь, – пожимает плечами Ремус. Да, та взаимность очень похожа на эту, но теперь она острее, яростнее и куда глубже – ее, как старую рану, растревожило исчезновение Бродяги. – Их ненависть почти всегда зависела от подавляемой страсти. Вполне возможно, что сейчас «полюса» поменяются.
– Есть предпосылки? – Малфой пьет вино и переводит взгляд на горизонт.
– Не знаю, и это – только мои домыслы. Но за эти полгода я не слышал от Гарри ни одного хорошего слова в адрес твоего сына, – вздыхает Люпин. – Люциус, я всего лишь беспокоюсь, не стоит ли нам вмешаться? Они слишком часто ссорились, и мне не раз приходилось успокаивать Гарри после таких ссор. Насколько все между ними может быть плохо и сколько боли принесет на этот раз…
– Это не домыслы – ты себя недооцениваешь, – Малфой возвращает взгляд на оборотня. – Ты же знаешь, что я благодарен тебе за поддержку Драко в тот непростой период?
– Прекрати… – отмахивается Ремус, а тот продолжает.
– Но и я отметил, что сын буквально сходит с ума по нашему герою. Больше обычного, – невесело усмехается он. – И в не самом хорошем смысле. А ты все-таки думаешь, что у них есть шанс?
– Есть – они все еще молоды, – Люпин возвращает усмешку без намека на веселье. – Но шанс, равный половине – они или обретут все, или потеряют. Третьего, четвертого или пятого не будет. Не так, как у нас – вот откуда тревога.
– Ты хочешь вмешаться? – зачем-то уточняет Малфой, хотя и так знает ответ.
– Я хочу только поддержать, когда они сами примут решение, – Ремуса тревожит и это – Вуивр мог быть сильным союзником, а мог стать и противником. И в этой ситуации, тоже с равными шансами, он может придерживаться любой позиции. Ремусу нужно знать, к чему готовиться.
– Я приму любое их решение, – Малфой, похоже, действительно понимает, о чем именно беспокоится Лунатик. – И поддержу так же, как и ты.
– Спасибо, – Люпин немного ошарашен твердым ответом, но не может не спохватиться. – И я ни в коем случае не пытаюсь на тебя давить…
– Никакого давления, – смеется Люциус и поднимает бокал в подбадривающем жесте. – Я искренен с тобой.
– Спасибо, – снова благодарит Ремус, и они умолкают.
Солнце все еще садится, закат прекрасен, жара спала, а они в очередной раз пришли к консенсусу. Бальзам на уставшие души.
– И еще об искренности, – Малфой продолжает беседу через несколько приятных минут, заполненных теплым воздухом и переливчатой трелью какой-то птицы в недалеких зарослях. – У вас с Северусом… все настолько же «неоднозначно»?
Люциус выбирает осторожные формулировки, и Ремус не может не улыбаться его тактичности – за ней не только беспокойство за друга, но, похоже, и за него, оборотня.
– Да, наверное, – отвечает он. – И поэтому я хочу получить от него хоть какой-нибудь ответ. Мучиться ожиданием, знаешь ли, порядком надоедает.
Они синхронно хмыкают на каламбур и одинаково – без должного энтузиазма. Опять-таки – Гриффиндор и Слизерин – ненависть или страсть, или ни то, ни другое.
– Ремус, ты знаешь, что можешь рассчитывать… – начинает Вуивр, но Лунатик быстро останавливает его жестом.
– В этом нет необходимости, Люциус, – уверенно произносит он. – Я приму любое его решение.
Он повторяет слова Малфоя о Гарри и Драко, и надеется, что Люциус тоже его примет. И не дай Мерлин, не будет пытаться отговорить, помогать, как заикнулся, или в чем-либо переубеждать Северуса. Люпин надеется, что Малфой уважит его хоть немного и уважит это желание, не вмешиваясь в процесс.
