***
Пробуждение похоже на морок, туман над болотами и дымку от затухающего костра. Его глаза все еще плохо видят, но он может различить, что сумерки сменились дневным светом. Боль в его теле притупилась, стала ненавязчивой, но не уходит слишком далеко. Он и не надеялся, если честно… Он пытается пошевелиться и ему это удается. Он медленно поворачивает голову из стороны в сторону и пытается встать, но резкая боль в раненой лапе очень быстро его останавливает. Точно, он же попал в капкан… Яркая вспышка воспоминания мгновенно вызывает тошноту, но следом за ним приходит и еще одно: человек, что забрал его – он его знает! Это Эдриан Томпсон! И вот теперь воспоминания обрушиваются лавиной – сражение в подвале вместе с Митчеллом, рухнувшая на его голову полка и рывок портала, который был самым настоящим! Парк, лето, Малфой у реки, чертов капкан и Эдриан. Боже, Эдриан! Он снова спас ему жизнь! Сириус захлебывается воздухом, пока все потерянные воспоминания не возвращаются, и привлекает внимание своим хрипом.
– Ты проснулся? Обещай не кусаться, лекарь из меня действительно никудышный… – Томпсон приносит ему глубокую тарелку с водой, а Бродяга готов кинуться ему на шею и расцеловать. Надо только превратиться обратно в человека…
С первого раза не получается, но он пробует снова, прикрывает глаза и сосредотачивается, а потом слышит, как тарелка падает на пол, а вода льется под ноги.
– М-мистер Блэк?! – Эдриан ошарашенно моргает и тут же бросается к нему, приподнимает за плечи и помогает сесть.
– Мистер Томпсон, вы – мой ангел-хранитель… самый настоящий, – хрипит он сорванным голосом и вымученно улыбается. – Вы снова меня спасли…
– Мерлин! Что с вами случилось? Вы были собакой? Вы ранены! – переполошенный маг все еще держит его плечи, оглядывает изможденное тело и грязную, рваную одежду, что была на нем в момент превращения и осталась до сих пор. – Господи, да на вас живого места нет! Я вас еле узнал…
Он осекается, вдруг понимая, что сейчас его волнение и восторги излишни, и просто продолжает держать в руках своего необычного знакомого.
– Вы знаете, что вас не было полгода? Вас объявили пропавшим без вести, как и меня когда-то, – рассказывает он, вглядываясь в заросшее бородой лицо и мутные глаза.
– Это… долгая история, – Сириус с трудом сглатывает и снова пытается улыбнуться. – Попал под неожиданный порт-ключ, на инстинкте превратился в собаку, а приземлившись… по всей видимости, отшиб себе память. Если бы не вы с вашими заклинаниями… меня бы могли искать еще очень и очень долго.
Эдриан кивает, быстро вникая в информацию, и тут же подбирается.
– Что мне сделать для вас? Вы ранены, и если вам все еще нужно скрываться…
– Нет… – перебивает Бродяга. – Нет. Просто помогите мне аппарировать на площадь. Как в прошлый раз. Там мне помогут…
– Вы уверены? Вам бы лучше сразу в Мунго… – Томпсон поднимается на ноги и осторожно тянет Блэка за собой.
Сириус встает, держась за чужие плечи, не пытаясь опереться на раненую ногу, тяжело дышит от слабости и усилившейся боли, но сейчас как никогда готов совершить последний рывок к возвращению домой.
– Да, мне нужно на площадь… – подтверждает он, и Эдриан осторожно прижимается к нему, обхватывая за корпус.
Перемещение отзывается новой волной боли, что белыми пятнами встает перед глазами. С минуту Томпсон не шевелится, а потом дрожащим голосом спрашивает:
– Мистер Блэк? Вы еще со мной?
– Да… И лучше просто «Сириус»… после всего… – выдыхает Бродяга и приподнимает руку, указывая на дом. – Здесь… вход под чарами…
Они подходят ближе, и Томпсон может наблюдать, как совершенно ниоткуда между 11-м и 13-м домами возникает еще один, которого не было и в помине. Они поднимаются на крыльцо, и Бродяга упирается плечом в косяк, пережидая головокружение.
– Ремус… дома… печет морковный пирог… – у него слезы наворачиваются на глаза от радости, что он наконец-то здесь. – Эдриан, я обязан тебе жизнью… И если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь… теперь ты знаешь, как меня найти…
– О, право слово, не стоит, – Томпсон улыбается, все еще поддерживая его под локоть. – Если сможешь дальше сам, то я пойду. Но ты обязательно напиши мне или снова заходи в гости.
– Обязательно… – после такого Сириус готов весь мир к его ногам положить. – Спасибо…
– Выздоравливай.
Эдриан исчезает с негромким хлопком, а Бродяга вдруг ощущает, что на улице зима, почти Сочельник, а потрепанная мантия абсолютно не греет…
Он толкает дверь, которая всегда открыта для него, и вваливается в темную прихожую. Секунд 20 он просто вдыхает запах родного дома, выпечки и еловых веток над камином, а потом мягкие шаги следуют из кухни в коридор, и в помещении зажигается желтый приветливый свет.
– Рем, дружище… как же я рад тебя видеть… – стонет он с улыбкой на губах и падает в объятия своего любимого оборотня.
***
Этот Сочельник абсолютно безрадостный. Какие балы, какие приемы, когда Люциус все еще «скорбит по исчезнувшему мужу»? Если честно, то даже не хочется. Год назад он устроил бал, а после этого изнасиловал Сириуса… Тянет напиться в одиночку. Даже без Северуса. И он даже успевает начать, когда в его кабинет мягко проскальзывает серебристый патронус Ремуса.
«Люциус, только сядь для начала, пожалуйста», – голос оборотня звучит с затаенной улыбкой, не взволнованно, а скорее с облегчением, но Вуивр не торопится делать выводы – он и так сидит за рабочим столом. «Сириус вернулся…», – он делает паузу, а у Люциуса все внутри проваливается куда-то в ледяную бездну. «Он ранен, но не очень серьезно. Нужен твой врач – я не думаю, что сейчас нужна шумиха… Я никому пока не сообщал, только тебе…», – сообщение заканчивается, Люциус медленно глубоко выдыхает, а потом пружинисто поднимается на ноги. Стремительными движениями он отправляет свой патронус семейному врачу и аппарирует на Гриммо.
Люпин встречает его на лестнице, широко улыбается и поднимает руки в успокаивающем жесте.
– Спокойно… Правда, ничего серьезного. Он сейчас отдыхает, – а потом он неожиданно мнется, разворачивается и провожает в спальню Блэка. – Только не дави на него пока слишком сильно, хорошо? Вы обязательно поругаетесь, когда он выздоровеет…
Люпин бормочет что-то еще, но Люциус его уже не слышит. Давить? Да он сейчас на него так надавит, что строптивый муж навсегда станет шелковым!! Малфой заходит в комнату и моментально теряется под усталым взглядом Пса…
Блэк укутан в одеяло по грудь, полусидит на подушках и, кажется, слабо улыбается.
– Никогда бы не подумал, что скажу это, Малфой, но тебя я тоже рад видеть… – вымученно произносит он, а Люциуса ноги перестают держать.
Он еле доходит до кровати, садится слева у чужого бедра, а потом просто утыкается носом в шею своего злосчастного супруга. Он не трогает его руками, не пытается что-то сказать, но чувствует, как перетянутая пружина внутри него понемногу расслабляется. Малфой слышит тихий хмык над ухом, но Пес тоже никак не комментирует его действия. Люциус на автомате отмечает, что Блэк только что принял душ, но так и остался заросшим – с бородой и путанными волосами. Он истощен, ранен и безумно устал – Люциус чувствует себя точно так же в эмоциональном плане. Такое впечатление, что Блэк эти полгода провел в Азкабане. Где-то, где было очень и очень непросто…
Люциус не может пошевелиться, он не хочет двигаться вообще – если бы он навсегда остался настолько близко к Блэку, это бы удержало того от подобных «приключений»? Он не знает, но чувствует, как непередаваемое облегчение затапливает их обоих. С сердца сваливается огромный камень, а сознание в кои-то веки проясняется, мысли упорядочиваются, и вот уже через несколько томительно-долгих минут, они могут более или менее прийти в себя.
– Рассказывай, – Малфой отстраняется, хмурится, смотрит строго и беспрекословно требует.
– Превратился в собаку в момент перемещения и потерял память, – Блэк тоже кривится, смотрит в сторону, избегая его взгляда, но объясняет коротко и понятно.