Отец вымотан почти так же, как и аврор. Просто по нему это не так видно – статус аристократа никогда не позволит им выглядеть сломленным перед кем бы то ни было. Но сын видит, насколько тяжело приходится отцу психологически, и это отчего-то вызывает недоумение. Разве… разве их отношения были действительно такими близкими, чтобы Люциус теперь был полностью выбит из колеи? Не перед журналистами, а взаправду. Или, может быть, это последствия магической связи? Драко не знает. И боится спрашивать. Отец… выглядит так, как будто что-то внутри него медленно гниет. Распространяется по телу болезнетворными бактериями, заражает, мучает и лишает всех возможных сил. И с каждым днем отсутствия Сириуса, эта болезнь все больше и больше укореняется в теле отца.
Помогают ему только виски и Северус. Крестный приходит чуть ли не через день. Пичкает отца зельями, ворчит, кроет Блэка матом и завязывает беззлобные перепалки. Пытается хоть как-то остановить то отчаяние, в которое медленно, по капле, погружается весь Малфой-мэнор.
Когда через месяц дело доходит до смирения и вынужденного, болезненно, тихого ожидания, Драко сбегает к Ремусу. Общество оборотня на Гриммаулд-плейс, в лавке или в каком-нибудь кафе на Диагон-аллее дает хоть какую-то передышку. Люпин устал так же, как и они, печален и тих, но за всем этим по-прежнему чувствуется непоколебимая уверенность в возвращении Сириуса Блэка. И его уверенность не такая, как у отца – не «шапкозакидательная», вымученная и досадная. Не такая, как у Поттера – отчаянная, горящая и садистская. Она – чистая, незыблемая и абсолютно естественная, как будто Люпин уверен в скорой встрече, как в ежедневном восходе солнца. У него нет никаких сомнений, и Драко нужна эта молчаливая поддержка, чтобы самому не начать терять силы и надежду. Ему нужна эта передышка и опора, чтобы жить и ждать дальше. И он не понимает, почему Поттер не хочет хотя бы раз оглянуться на оборотня, позволить себе минутные ободряющие объятия, а потом пойти дальше с новыми силами. Поттер – идиот, и Драко всегда это знал. Он сгорит заживо в этом отчаянии, он загонит себя в могилу, однажды просто рухнув от измождения, он сделает все, чтобы добраться до своей цели, даже если это будет стоить ему жизни. Драко никогда не понимал жертвенности и не собирается делать этого сейчас. Если Поттер надумал убить себя, то туда ему и дорога, Сириуса это не спасет.
***
У Люциуса складывается впечатление, что Блэк специально все это делает. Всегда специально злит его, выводит из себя, заставляет волноваться, кричать и чувствовать… почти весь спектр отрицательных эмоций. Вот только, кажется, не на этот раз. Когда в мэноре появляются авроры, Люциус готов руку дать на отсечение, что сейчас все гораздо хуже, чем могло бы быть. Он не знает, откуда эта уверенность, но чувствует, как над его головой появляется почти не метафорическая секира. Блэк снова вляпался. И на этот раз, Блэк твердо намерен утащить Малфоя за собой. На самое дно того самого пресловутого болота неприятностей, в котором сам до этого пребывал. Вуивра потянет за ним, как на веревочке. На нити магической связи, которая однажды навсегда их связала…
В первый момент нет волнения, нет страха – только досада и раздражение – его чертов муженек снова выкинул фортель. Потом приходит растерянность – пропал? Как пропал? Неужто насовсем? А вот когда он слышит отчеты авроров, рассказы работников агентства и Миллисент, к Люциусу медленно подбирается паника. Прикасается к шее холодными ладонями, давит и давит, и давит. Он пытается вдохнуть поглубже, расцепить сведенные судорогой пальцы и заставить себя сдвинуться с места. Блэк не может его оставить! И следом за холодом идет не менее удушающий жар – магическая связь бунтует, мечется как зверь в клетке, воет и рвет нутро – один из тех, кого она связала, прячется! Один из тех, кто должен был стать единым целым со своей половиной, исчез! Один из тех, между которыми она родилась, отторгает ее снова, и снова, и снова! И Люциусу стоит почти всех его сил, чтобы удержать эту магию под контролем. Его срыв сейчас ничем им не поможет. Прямо сейчас ему как никогда нужно успокоиться, сосредоточиться и сделать все, что от него потребуется, чтобы найти своего нерадивого мужа. Или помочь найти, потому что когда бессознательного Поттера доставляют в дом на Гриммаулд-плейс, Люциус понимает, что большая часть средств уже исчерпана. Аврорами и самим Поттером. А все, что может он – это вселить в Гарри новую порцию надежды и показать, что национальный герой далеко не единственный, кто беспокоится за его крестного. Далеко не, и настолько же сильно, как и он. Как и Ремус, как и помощники Блэка из агентства, как Драко и даже Северус, который, конечно же, скрывает свои истинные чувства, но не может не костерить своего заклятого врага на чем свет стоит. Блэк снова отличился. Снова перевернул всю их жизнь с ног на голову…
Очень скоро его пропажа становится достоянием общественности, и Люциус попадает в тиски чужого пристального внимания. Черт возьми, в любой другой бы раз он был бы только рад ажиотажу журналистов, но сейчас прекрасно понимает Гарри, которому зачастую все эти папарацци были как кость в горле. О, он настолько хорошо понимает, что это становится новым испытанием его выдержки. Потому что вместо того, чтобы спускать журналистов с парадной лестницы, он должен им скорбно улыбаться и делать вид убивающегося от волнения супруга, тогда как на самом деле ему хочется прибить своего мужа за такие вот выкрутасы. За то, что пропадает неизвестно где и с кем, не дает о себе знать и с каждым днем заставляет переживать за него все больше и больше.
Единственное, что Люциус знает точно, это то, что Пес жив. Это он выяснил с подачи Северуса, которому очень быстро надоело смотреть на «страдающего супруга». Они выпили по бокалу, а потом зельевар устроил свой «допрос с пристрастием», но выяснил, что Малфой чувствует именно посредством связи. А чувствовал Люциус откровенно ничего – все тот же ровный фон, что и до этого. И это значит, что Блэк, по крайней мере, не мертв. В противном случае, это обязательно отразилось бы на Малфое. Ведь отразилось бы? Как бы сильно они ни избегали этой связи, сублимировали ее или отторгали, но она все равно есть. Хотя бы частично. И она обязательно дала бы Люциусу знать, если бы случилось непоправимое. Но из непоправимого у них только полное отсутствие хороших новостей…
Раз за разом Поттер возвращается ни с чем, и это начинает потихоньку сводить с ума. Люциус не знает, откуда у него силы на сочувствие мальчишке, но его действительно жаль. Тот выглядит до смерти изможденным – быстро худеет, сходит с лица, плохо контролирует свои эмоции и магию, и Люциус не знает, что бы с Поттером в конце концов сталось, если бы не Ремус. Оборотень действительно святой – заставляет мальчишку есть, спать хотя бы немного, но чаще пичкает зельями и поддерживает так, как никто бы не смог. И делает все это так ненавязчиво, незаметно, но упорно, что Малфой только диву дается. А потом и сам проникается – в дни, когда Северус остается работать в Министерстве, Вуивр навещает Гриммо, и оборотень всегда там. Мягко улыбается, делает крепкий чай с липой и рассказывает что-нибудь из их прошлого. Незначительное, порой, курьезное, бытовое. То, что он не показывал Люциусу в воспоминаниях. Это не звучит, как реквием. Это – его уверенность, его надежда и вера. Как будто Пес ушел на Ноктюрн-аллею и вот-вот вернется, выматерится на пороге про какого-нибудь скрягу-продавца, поругается с портретом матери, а потом усядется в кресло в гостиной и спросит, какого ляда в его доме забыл Слизень… Вот так просто и абсолютно неподражаемо. Люпин даже за Драко умудряется присматривать – навещает его в Министерстве и встречается на Диагон-аллее – всего на пару минут, но этого хватает, чтобы сын хоть иногда высыпался. Драко ведет себя более чем корректно – не дергает, не спрашивает, не нагнетает, но всегда оказывается там, где он нужен Люциусу. Он становится за его плечом, принимает часть журналистской «истерии» на себя и ни разу не жалуется. И не сетует на «неугомонных родственничков». Люциус подозревает, что эту тактику ему посоветовал портрет Нарциссы, но он в любом случае не жалуется. Как бы сын ни был против его нового брака, но они все еще семья, которая всегда поддержит в трудную минуту.