– Мистер Блэк, помогите. Меня преследуют.
***
Визит Люциуса внезапен настолько, насколько он вообще может быть. Ремус, конечно, пытается скрыть удивление, но оно так и не проходит на всем протяжении разговора. Вот уж Ремус никогда бы не подумал, что Вуивра это будет беспокоить. Но его беспокоит, причем так, что Люпин и без всяких манипуляций со стороны Малфоя отдал бы ему воспоминания.
Люциус говорит о том, что не хочет лишний раз «доводить до греха» с их неустойчивым магическим уровнем, но это только одна из причин, а Ремус видит еще несколько. Вуивр действительно беспокоится за Сириуса. Действительно не хочет, чтобы тот лишний раз портил себе настроение. Беспокоится за Северуса, которому лишняя грызня тоже не приносит удовольствия. Беспокоится о том, чтобы его друг и его супруг нашли наконец общий язык и перестали задирать друг друга. А еще, совсем немного, но Люциус все равно ревнует – Бродяга так остро и эмоционально реагирует на кого-то, кроме него. И все это вкупе как нельзя ярче изобличает чувства самого Малфоя. Даже с учетом магической связи, все они давно перешли границу «вынужденных». Теперь это – то, что он на самом деле испытывает к Сириусу. И этого так много, что Ремус не может не теряться. Малфой сожалеет о причиненной боли, Малфой заботится и опекает, Малфой заинтересован в чистой выгоде далеко не в первую очередь. Если бы Ремус его не знал, то наверняка бы подумал, что чувства Вуивра слишком похожи на чувства Ремуса к Северусу. Но он его знает, поэтому все еще сомневается и делает скидки. Если это станет правдой, будет только лучше, поэтому Люпин поможет, сделает все, что тот попросит. И даже без сомнительного обещания Малфоя помочь Ремусу – уж тут-то он сам справится.
А еще Ремус уверен, что Люциус поймет все те причины, по которым Северус и Сириус не терпят друг друга. Сделает правильные выводы и не станет задавать глупых вопросов. Возможно, не сразу. Но со временем это придет. Так же, как однажды открылось перед оборотнем. И тогда Люциус будет знать наверняка, что его друг и муж на самом деле всегда воспринимали друг друга больше, чем врагами. Ремус на это надеется.
А сам пока пытается не запутаться в собственных чувствах. Северус очарователен. То, как он реагирует на его волка не может не радовать до глубины души. Не может не обольщать, и оборотень ловит себя на одновременно прекрасной и несбыточной мысли: как было бы хорошо, если бы… Если бы Северус проводил ночи полнолуния вместе с ним. Это было бы так здорово – больше никакого выедающего душу одиночества, никакой тоски по чужому теплу рядом, никакой боли от того, что ему не с кем разделить красоту ночи и небесного спутника. Как было бы хорошо, если бы Северус пришел еще раз. Не почесать, не пройтись по ночному саду на заднем дворе, не погладить и не поговорить о чем-нибудь бессвязном. Просто, чтобы он был рядом… Мысль, конечно же, дикая – Снейп ни за что не согласится, но Ремус все равно не может оставить ее весь следующий месяц. Переписываясь с зельеваром, отправляя ему приятные или полезные мелочи вместе с Клариссой, не настаивая на встречах и более близком контакте, он все равно не может не думать о том, чего хочется больше всего.
И в конце концов, он решается. Пишет ему письмо, немного сумбурно и неуверенно, с одной единственной просьбой, и уже оглядывается в поисках Клариссы, как в лавку влетает патронус и произносит всего два слова ледяным, не терпящим возражений голосом Северуса: «Немедленно ко мне!» И Ремус даже не успевает испугаться и напридумывать кучу плохих сценариев для необходимости патронуса, только усмехается мысленно на то, что ему командуют, как какой-то собаке. А в следующую секунду он уже аппарирует к дому Северуса. Заходит не стучась, оглядывается в полутьме комнат, а потом слышит звон разбитого стекла из подвала – у Северуса наверняка там лаборатория. Но стоит спуститься вниз, как паника тут же хватает его за горло – подвал в руинах.
– Северус, что…
– А, явился! – Снейп бросает щетку для подметания полов и тут же шагает к Ремусу. – Посмотри, что устроила твоя чертова птица!!
– Кларисса? – Ремус неверяще оглядывает помещение, а потом замечает тело вороны на столе, неподвижно лежащее на боку, с поджатыми под себя лапами и раскрытым клювом. – Что ты с ней сделал?!
Он тут же бросается к питомице, осторожно берет на руки и прижимает к груди.
– Чучело из нее нужно сделать, вот что!! – рычит зельевар и наступает на Люпина, готовый вот-вот вытащить палочку. – Эта истеричная птица разгромила мне лабораторию!!
– Что. Ты. С ней. Сделал?! – Ремус тоже начинает рычать и срывается – перед полнолунием ему нельзя так волноваться – его нервы сейчас, как оголенные провода – очень быстро начнут «искрить». Он знает, в его глазах сейчас играют желтые всполохи, а тело слишком напряжено и явно показывает, что оборотень готов броситься на человека. И это не может не предупредить об опасности.
– Оглушил! – Северус делает шаг назад и восклицает уже на полтона ниже. Он хмурится и нервно сжимает пальцы, правильно прочитав реакцию оппонента.
И только тут Ремус ощущает тепло, идущее от птицы, и замечает живой блеск ее глаз. Замечает, что помещение полно не только битого стекла, но и невероятного букета запахов, от которого не спасает даже отрытое небольшое окно под потолком. А еще нигде не видно ни капли крови, а это значит, что никто из них не поранился. Люпин делает несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться, а потом медленно просит:
– Северус, что здесь случилось? – он мягко гладит перья птицы, пытаясь успокоить и ее. – Пожалуйста, только не так громко, ты можешь… спровоцировать оборотня.
– Всегда мечтал! – в сердцах бросает Снейп и отходит к противоположной стене подвала. Складывает руки на груди и, кажется, готов не только вынести приговор, но и сразу казнить всех виновных. – Твоя чертова птица нажралась непонятно чего и перебила здесь все, что нашла!
Ремус озадаченно смотрит на ворону, но пока не спешит снять с нее заклинание.
– Уверен? Я не давал ей ничего такого, а на улице она редко когда подбирает что-то съестное. И ты знаешь, что так она реагирует только на сладкое…
– Я ничего ей не давал! – огрызается Снейп. – И хорошо, что вернулся вовремя, и она не добралась до шкафа, иначе ты бы и пера от нее не нашел!
И только тут Ремус понимает, что разбитое, скорее всего, было скинуто со столов, что опоясывают комнату, а вот большой шкаф со стеклянными дверцами остался почти не тронутым – всего несколько царапин, очевидно, клювом.
– Может, ты что-то оставил на кухне?
– Нет! – тут же перебивает зельевар и вот теперь, кажется, полностью осознает масштаб произошедшего. – Мерлин, моя работа…
– Эльф, – негромко зовет Ремус, чтобы исключить один из вариантов. – Птица ела что-нибудь, пока хозяина не было?
– Господин оставил на столе несколько шоколадных лягушек… – осторожно произносит домовик, и Северус тут же оборачивает к нему.
– Что? Я помню, что убирал их в ящик! – зельевар задумывается, но быстро отвлекается на осколки под ногами. – Черт бы побрал Грейнджер с ее экспериментами!
А Ремус отпускает домовика и слабо улыбается – слава Мерлину, что Северус пришел достаточно быстро и Кларисса не успела натворить дел похуже – например, в лавке она как-то раз разбила витрины и серьезно поранила себе крыло. Им сейчас нужно успокоиться, выдохнуть и решить, что делать с этой случайностью, насколько велик ущерб и как все восстановить.
– Причем здесь Гермиона? – Люпин пытается его отвлечь и берет в руки щетку – наверняка здесь нежелательно пользоваться магией – порой, некоторые составы были весьма чувствительны к ней.
– При том, что ей уже давно пора перестать делать из работников Министерства своих подопытных крыс, – язвит Северус и снова вызывает эльфа – чтобы принес еще веник и сам остался помочь убрать осколки.
Ремус улыбается про себя, не настаивая на более развернутом ответе – Гермиона наверняка опять проводила какие-нибудь эксперименты. В результате которых в доме зельевара так некстати оказался шоколад. Который он наверняка просто забыл спрятать получше – нелепая случайность, что в итоге привела к хаосу. Досадно и действительно нелепо.