Было… неприятно. Но она никогда не написала бы ему, если бы дело было… не в ее сыне, раз уж муж умер. Даже гадать не нужно. И Гарри сосредотачивается и идет на указанное место встречи. Интересно, а если бы его не было в стране, сколько бы дней она туда приходила? Сколько писем написала бы еще? Он не знает, но помнит, что сам не оставил ей никакого адреса – их миры расходились с крейсерской скоростью и никогда больше не сошлись бы, если бы… тете Петунии не было очень надо.

Гарри двигается автоматически, не смотрит по сторонам и вообще плохо помнит, как оказался на месте. Вот только хватит всего нескольких слов таким знакомым, высоким голосом, чтобы он моментально взял себя в руки. Заговорил и наконец узнал, что ей понадобилось. Деньги. Как тривиально. И для кого? Для того, кто совсем не изменился за эти годы. Но кажется, изменилась Петуния. Гиперопекающая, заботливая и вечно хлопочущая курица-наседка действительно боится попросить о запретном, чтобы спасти своего сына? Нет, она выбрала другой путь – маггловский. А это значит, что либо все не так серьезно, либо деньги нужны не для этого. Но разве Гарри не все равно? Разве его волнуют ее причины? Он поможет, если она этого хочет. Хотя бы потому, что его иногда кормили. И одевали, пусть и в обноски… А еще они были родственниками, и он бы не смог отказать сестре той, что так ласково улыбалась ему с колдофотографий. Сколько бы она ни попросила.

Он не сразу понимает, что тетя наконец ушла. Просто дышать становится легче, а привычные ментальные барьеры снова разграничивают его сознание. Но напротив появляется Люциус – и это новый шок для его растревоженного разума. Словно черт из табакерки появляется. А потом говорит такое и так, что Гарри нужна точка опоры, чтобы мир вокруг него перестал вертеться. Ну зачем это? Зачем эта забота? Разве она искренняя? Люциус ведь никогда не был настолько ублюдком, чтобы его жалеть. Ведь правда же? Зачем это участие? Он ведь видел уже, как Малфой теряет контроль, видел, каким он был, возвращаясь с самого дна, и Гарри ни разу его не оскорбил, так почему бы и Люциусу этого не сделать? Но он говорит такое и так, что аврора перетряхивает. Малфой показывает эмоции, говорит такие слова, убеждает и угрожает, а Поттер все никак не может понять – почему? Для чего? Зачем? Но если он хочет… то его желание Гарри тоже должен выполнить? Он ведь отец Драко и муж Сириуса, может быть, тогда… Пусть? Он ведь не сделает ничего плохого? Он ведь пообещает? Ведь у Гарри теперь есть настоящая семья, и ему не нужно заботиться о чужой? Правда? Какое счастье.

Обратную дорогу в Министерство он тоже не помнит. Не помнит, как шел на автомате по знакомым коридорам, а потом обнаруживает себя в курилке. С истлевшей до фильтра сигаретой в пальцах и тяжелым взглядом Малфоя-младшего, стоящего напротив. Что ж сегодня за день-то такой?

– Что? – хрипло спрашивает Гарри, прикуривает заново и снова обнаруживает носовое кровотечение. Он находит в карманах платок и отвечает Малфою таким же взглядом – не до него сейчас.

– Ты ведь понимаешь, Поттер, что, загнав себя до смерти, лучше никому не сделаешь? – спрашивает Драко, убирая следы крови с его одежды. – Или прописные истины тебе не известны? Хотя, о чем это я?

– Я в порядке, – только и может ответить аврор. Да, иногда стресс дает о себе знать именно так, но после года в бегах и сражениях, это – обычное явление. Колдомедики даже худшее ему прогнозировали, но Гарри всегда знал, что чертовски удачлив. Или наоборот?

– Я вижу в каком, – хмыкает слизеринец, но все так же буравяще смотрит на него, а Поттеру этого не надо – на сегодня с него хватит волнений, объяснений, заботы и жалости – чем бы они ни были на самом деле. Стоит вернуть Малфоя в привычный ему мир.

– Мне вот интересно: ты, кажется, не куришь, а стоит мне сюда прийти, как и ты появляешься. Шпионишь за мной от страсти или по делу?

– Мечтай, Потти! – Драко вспыхивает и почти рычит. – Просто когда кто-то, как призрак василиска блуждает по Министерству, то тут невольно придется насторожиться. А уж когда этот василиск – ты, и подавно!

– Что, так плохо? – Гарри улыбается. От самой привычной вещи на свете – ругани Малфоя – внутри становится так спокойно и тепло, что он понимает, что больше не сможет без этого жить.

– Ты себе льстишь! – огрызается Драко, тяжело вздыхает и продолжает смотреть. Все с тем же самым вопросом в глазах.

Они недолго молчат, Гарри снова прикуривает и закрывает глаза.

– Малфой…

– М?

– Постой тут еще немного, – аврору нужно это, нужно зацепиться за чье-то присутствие рядом и не дать себе опять погрузиться в сознание. Его барьеры на месте, но так и тянет почесать только что вскрытые и снова затянувшиеся старые душевные раны. – Молча. Не хочу быть один…

Он ждет новой ехидной реплики, опять ругательств, но Драко молчит и остается. И Гарри отстраненно думает, что было бы, если бы он еще попросил слизеринца избавить его от нарастающей головной боли? Заклинанием, зельем, простым массажем висков своими длинными тонкими пальцами – чем угодно. Иногда Гарри думает, что слишком скромен – нужно чаще просить еще. Добавки, больше самого мизерного минимума, не подачки, а того, что ему действительно нужно. Разве он не заслужил? Разве не имеет права? Все-таки, хочется думать, что имеет…

И пока Малфой остается рядом, пока молчит, Гарри при помощи этой благодарности за исполненную просьбу может вернуть на место свой слегка покосившийся внутренний мир.

***

Отчасти он жалеет, что так поступил. Что пообещал ничего не рассказывать Сириусу. О, он бы с огромным удовольствием посмотрел, как тот заходится криком не на Люциуса, брызжет слюной и бьет себя пяткой в грудь. Было бы отрадно. А Блэку еще и полезно – к мальчику нужно было больше проявлять внимания. Хотя бы банально хоть раз проверить, как он, с кем он и в каких условиях живет. Из Пса вышел бы паршивый родитель. Люциус, например, всегда знал, что происходит с Драко. Ну или почти всегда – для всех остальных случаев была Нарцисса. Вот только у Поттера не было никого, а те, кто появились, оказались недостаточно внимательны. Он бы даже ткнул Блэка в это носом, а потом быстро понял, что получил бы в ответ. Новый выброс магии. И сдается Люциусу, что этот и в сравнение бы не шел с теми, которые у него вызывал супруг. Хвала Мерлину, что в порыве он настоял именно на этом. На том, чтобы лично избавиться от досадной помехи. Если с Поттером все будет в порядке, у Блэка не будет лишних причин для треволнений. И у Малфоя не будет. И что самое важное, у Гарри. Свихнувшийся Спаситель мира и по совместительству крестник его мужа наделает ему такой славы, что сэр Абраксас сожрет собственный портрет, лишь бы не слышать и не видеть чего-то подобного.

Но это все – всего лишь о чистой выгоде, и об эмоциональной стороне тоже забывать не стоит. Люциус готов своими руками задушить эту грязную суку за то, что она сделала с невинным ребенком. Она хочет денег? Она их получит! И еще кое-что в довесок. И то – только потому, что была сестрой его матери, которую так сильно когда-то любил его друг. Кстати, о друге: Северусу бы тоже этого знать не стоит. Хотя без его помощи, увы, не обойтись.

Естественно, друг не интересуется, зачем Люциусу еще одно его редкое, сложное и весьма специфичное зелье. Но смотрит так выразительно, что Малфой тут же сдается. «Не для себя прошу, для благого дела!» Такого, что он бы это дело «благим» бы и обложил.

Поэтому, когда он появляется в назначенном месте в назначенное время, он может только уповать на то, что при должном везении, аккуратности и сосредоточенности, разработка Снейпа не пропадет всуе. Он приходит чуть раньше – на целых пять минут, дожидается двух чашек кофе и подливает в одну заветную жидкость.

Дурсль оглядывает кафе, останавливается недалеко от его столика, и Малфой поднимается навстречу.

– Миссис Дурсль? Я от мистера Поттера, – на Малфое личина клерка среднего звена. Ну или адвоката, замотанного рутиной. Ну или мага, чувствующего себя некомфортно в маггловской одежде. Все только для того, чтобы ему сначала поверили. – К сожалению, он не смог прийти сам.