Лучшей ставкой, по мнению Люциуса, были герои войны. Брак с таким человеком выигрывал сразу по двум пунктам – известности и весу. Все зависело от того, кого именно выбрать. Оправданные бывшие Пожиратели – единственный в своем роде – Северус, или любые другие семьи, попавшие под подозрение в пособничестве, но оказавшиеся невиновными, не подходили сразу. «Минус на минус» в данном случае не дал бы «плюс», и двух Темных магов, замешанных в войне, да еще и когда один из них – Малфой, никогда бы не приняли необходимым образом. Хуже было бы только, если бы он выбрал кого-то со «Светлой» стороны. Тогда общественность бы взбунтовалась, «встала на уши» и роптала – а именно этого ему и надо. Он прекрасно знает, как управлять толпой, и смог бы направить ее «ажиотаж» в нужное русло. Все равно на другой стороне выбор был значительно богаче. Но здесь нужно было действовать с умом, осторожностью и всей расчетливостью, на какую он был способен.
Первым в списке, естественно, был Поттер. Люциуса не стесняли ни пол, ни разница в возрасте – слишком лакомым кусочком тот был. Но так же прекрасно он понимает, что Поттер бы не согласился. Не потому что Люциус – бывший Пожиратель, а потому что в отцы ему годится. Не с оглядкой на прошлое, а воспринимая его именно как личность, но в совершенно другой возрастной категории. Люциус уверен, что будь разница хотя бы на десяток лет меньше, Поттер бы наверняка согласился. Не из альтруизма, и он бы никогда не подумал таким образом его «пожалеть», но его привлекла бы схватка – дух противоречия присущ всем гриффиндорцам. А еще он подозревает, что сердце Поттера уже занято, и тот, опять-таки из-за своих предубеждений, никогда бы не стал лгать собственным чувствам. Поэтому, со вздохом, он отказывается от его кандидатуры. Хотя и не спешит списывать со счетов – если его догадка верна, то Поттер еще сможет сыграть ему на руку.
Дальше он рассматривает женскую половину «светлых», и тут выбор оказывается невелик. Пожалуй, из всех достаточно известных фигур лучше всех подошла бы Грейнджер, но он уже успел пообщаться с ней в Министерстве – несколько коротких, ничего не значащих, по большей части, встреч оставили о ней впечатление, как о человеке жестких моральных принципов. Граничащих с узколобостью, по мнению Люциуса, и он понимает, что тут количество затраченных сил на убеждение будет аховым. Сверстница Поттера достаточно умна, не меркантильна, весьма амбициозна, но бесхитростна. И конечно же, в первую очередь, она не позволила бы воспользоваться своей славой. Поэтому – нет. А все остальные кандидатки меркнут на ее фоне, и Люциус возвращается к окружению Поттера и непосредственным участникам войны. И они, по большей части, не подходят тоже. Даже оборотень – вот его-то можно было убедить, и они вполне мирно сосуществовали бы вместе, но Малфой уверен, что шумиха вокруг них улеглась бы через месяц, а он непременно бы заскучал. Этот «костер» прогорел бы быстро еще и потому, что положение оборотня не самое прочное как раз-таки из-за ликантропии. Оборотень – герой войны. Герой войны, но оборотень. Тут дело в акцентах. И он опять со вздохом пересматривает свой мысленный список – остается Блэк… Он подходит по всем параметрам, но это будет очень тяжело. С одной стороны – слава несправедливо осужденного, воскрешение из мертвых, пусть и не кровное, но родство с Поттером. С другой – характер Блэка, и он почти перекрывает все эти преимущества.
Люциус помнит его еще с момента поступления в Хогвартс. Быстро спевшаяся четверка так же быстро стала наводить «страх и ужас» на преподавательский состав школы. Розыгрыши, неповиновение уставу, стычки с другими факультетами, импульсивность, но слепая любовь, уважение и признание большинства учеников. И это только первые два курса, что Люциус наблюдал за ними, пока учился сам. Впоследствии же, из рассказов Северуса он узнал, что им удавалось влиять на всю школу. Они облазили весь Запретный лес, они были чемпионами в квиддиче, они изучили сам замок до основания, выкопали немало чужих «скелетов» и не гнушались пользоваться ими, сплотили вокруг себя три факультета, и стали поистине неординарными личностями. Именно они и сблизили его с Северусом. Сделав войну со Слизерином не только изощреннее, подлее, жестче и кровопролитнее, они же и привили дух единства факультету амбициозных эгоистов. Небольшие, мимолетные стычки с выбранной жертвой сначала были достаточно невинными, исполненными только факультетских предубеждений. Позже, уже после выпуска Люциуса, в редкие встречи в Хогвартсе или Хогсмиде Северус рассказал ему о том, как эти стычки стали персонифицированными. Жестокими и подлыми от самого «светлого», доброго и храброго факультета. Люциус испытал к ним ровно такое же презрение, как и Снейп. Вот только последний его помощи с малолетними выскочками не принимал, пестуя свою гордость, и Малфою ничего не оставалось, как хотя бы морально давить обидчиков друга. А вот когда у конфронтации появилась «чувственная» составляющая, Снейп и вовсе прекратил сопротивляться. Люциус и по сей день не понимает, что тот нашел в той выскочке Эванс, но, как и тогда, не стремится спрашивать – они никогда не лезли друг другу в душу, не вмешивались и не поучали. Они давали и принимали только ту помощь, которую просили. «Рыночные» отношения всегда были нормой в Слизерине. Это уже потом, став взрослее, они могли делать более осознанный выбор, научившись ответственности и принятию правильных решений. Тогда же Снейп лишь раз позволил себе потерять контроль, рассказав Малфою события, случившиеся в Визжащей хижине. В обмен же, Люциус оставил за ним единоличное право пользоваться этим секретом. И не прогадал. Секрет Люпина своеобразно «уравновесил» моральных дух обеих сторон, и Люциуса это даже порадовало.
Когда Мародеры и Сопливус оказываются в старших классах, Люциус начинает внимательнее к ним приглядываться. Для начала – они все еще используют эти дурацкие прозвища – абсолютно глупые. То ли дело в их время: Бегемот*, Гоул*, Абраксас* или тот же Вуивр. Более содержательные в сути. Поэтому ни «Сохатый», ни «Бродяга», ни «Лунатик», ни «Червехвост», ни «Сопливус» ничего ему не говорят. Особенно, «Сопливус», данный Мародерами. Слизеринцы же довольно быстро окрестили Снейпа с чьей-то легкой руки «Одмина*» – весьма необычным, но, в сравнении, правильным прозвищем. За исключением разве что того, что Северус с огромным аппетитом поглощал не пищу, а знания. Но если Снейпа он достаточно хорошо знает, то на его обидчиков хочется обратить внимание хотя бы из принципа.
Старший Поттер – сильный, смелый, язвительный. Умный, но ревнивый – когда обнаружилось, что Эванс все-таки отдаст предпочтение ему, а не слизеринцу. Блэк – темпераментный, полный максималистских замашек, но и амбициозный. Требовательный, отчасти высокомерный и эгоистичный. Люпин – тоже сильный, но по-другому. Его сила скрыта за показной мягкотелостью и искренней добродетелью. На него давит проклятие, и если Поттер и Блэк никогда не стеснялись проявлять свою мощь, то его энергия уходит на внутреннюю борьбу с собственной сущностью. Поэтому на поверхности – теплая вежливая улыбка, тактичность и скромность, порожденная комплексами. Петтигрю – хитрый, изворотливый, трусливый и наглый. Люциус удивлялся, что такой делал в Гриффиндоре, и в итоге не прогадал, когда раскрылась правда об убийстве семьи Поттеров. И из всей этой четверки ему по-прежнему ближе всех лишь Блэк. Особенно, когда младший брат последнего довольно лояльно относился к восходящей звезде Лорда, и Люциус думал, что и старший последует за ними, но когда этого не случилось, Малфой потерял к ним интерес – тогда Северус изъявил желание присоединиться к их «братии», и Люциус полностью сосредоточился на нем.
Новая встреча с Сириусом, уже после «воскрешения», ошеломила их обоих: Люциуса – потому что «воскресить» удалось, Блэка – то, кто именно помог это сделать. Малфой не верил, что Поттеру удастся провернуть это дело, даже самолично отдавая в его руки древний манускрипт с забытыми заклинаниями, но либо ему Грейнджер помогла, либо Министерство, либо еще кто-то, но у них получилось. И сколько сил на это ушло он не возьмется себе представлять даже в страшном сне – учитывая «неординарность» Поттера, с того станется и Землю перевернуть. Но это случилось, и сейчас он этому рад. Блэк же, очухавшись достаточно для того, чтобы относительно адекватно воспринимать реальность, лишь ошарашенно смотрел на него, а потом взгляд потяжелел, стал нечитаемым, а сам бывший мертвец сухо поблагодарил его за помощь. С тех пор о нем Люциус знал только то, что писали в газетах, но и это считал достаточным, чтобы полагать возможность реализации своей идеи.
