Поттс, конечно же, замечает кашель, и Тони врет ей без стыда об аллергии на новые химические составы для обработки деталей, о раздражении дыхательных путей металлической стружкой, о непереносимости чистящих средств, которыми пользуются уборщики помещений, о вездесущих коварных сквозняках в ангарах полигона и внезапных летних ливнях, заставших врасплох. Он позволяет ей заботиться о себе, потакая чужой слабости, без намека на то, что эта забота или точнее даже покровительство, имеют под собой какие-то другие мотивы, кроме дружеских. Он не собирается обнадеживать ни ее, ни себя, строго определив рамки построенных отношений.
Он, может быть, и хотел бы однажды улечься к ней на колени и намочить ее строгую юбку своими слезами, каясь в том, что наконец «обхитрил» сам себя, но он не имеет на это права. Он не имеет права взваливать на нее эту ношу и не сделает этого – Пеппер – святая и без того, чтобы вытирать ему сопли и беспокоиться за своего нерадивого начальника. Он должен справиться сам.
***
С первым появившемся в мокроте закрытым бутоном приходит первая кровь и новый вид боли. Не тупая и скучная, а горячая, пронизывающая короткими раскаленными иглами. Внезапная, кратковременная, но от этого не менее мучительная. Тони кашляет взахлеб, ссаживая горло, и теперь не расстается с носовым платком или бумажными салфетками. Он бы, может, и хотел забыть о Роджерсе, но красная слюна с железистым привкусом преследует его дни и ночи, не позволяя выкинуть из головы причину ее появления.
Роджерс сам не позволяет о себе забыть – изредка он подходит к Тони, спрашивает о новых движках, о системах наведения ракет или о хвостовой балансировке. Он предлагает прокатиться вместе с ним на последнем опытном образце истребителя и протестировать маневровые, и Тони приходится отшучиваться тем, что еще никто так нагло не пытался его убить подобным образом. Ему приходится напоминать Роджерсу, что именно он, Тони Старк, здесь Царь и Бог – без него и самого Стива здесь бы не было, и чтобы у того осталась работа, Тони должен и дальше изобретать невероятные в своей мощи, скорости и маневренности машины.
Роджерс, конечно же, не ведется на эти отговорки, он просто все еще добрый, внимательный и сопереживающий парень – он не может не просить Тони заботиться о себе. Не может не попытаться сделать это сам, отвлекая того то чашкой кофе, то новой намечающейся вечеринкой – на этот раз по случаю Дня независимости, то будничным разговором, наполненным нелепыми шутками. Доходит до того, что он начинает подозревать в этой «научной одержимости» и другую подоплеку.
Сначала он грешит на то, что Тони все-таки озаботился слухами о «крысе» в компании и теперь разрабатывает коварный план отмщения обидчикам. А Тони парирует тем, что в его работе есть еще и «бумажный вавилон» – от патентирования технологий до написания научных статей. Затем Роджерс пытается непрозрачно намекнуть на то, что в состоянии, близком к живому трупу, функционирующему только на кофе и энергетиках, он будет способен лишь на посредственную, а не на исключительную гениальность. В ответ Тони хвалится тем, что способен, как Менделеев, обрабатывать информацию во сне, продолжая творить в «фоновом режиме». Он бахвалится, одновременно стискивая зубы от боли – эта забота Стива встает ему поперек горла в буквальном смысле.
А еще через несколько дней Роджерс разбивает их с Барнсом «парочку неразлучников» и приходит в мастерскую Тони глубоким вечером. Когда в округе нет никого, кроме охранников. С тем самым вопросом, на который он не хочет и не может ответить.
– Что-то происходит, Тони. И только ты знаешь об этом. Но, пожалуйста, не смей взваливать все на себя. Ты прекрасно знаешь, кому можешь доверять. Ведь мы же друзья…
И Тони ответил бы ему тем, что они уже давно не друзья – изощренный убийца и жертва собственной самоуверенной глупости. Но вместо этого он врет ему о том, что параллельно занимается еще и старым проектом, на который вечно не хватало ни сил, ни времени, ни средств. Но сейчас он наконец хочет исполнить свою давнюю мечту о «воздушной крепости» – о целой многофункциональной военной базе, передвигающейся по воздуху. Мечту, которую разделяла одна очень-очень секретная организация, борющаяся, как обычно, за мир во всем мире.
Роджерс сомневается, но в конце концов, верит – он знает военную структуру весьма глубоко и понимает, какие там могут водиться подводные камни или воздушные замки. А Тони после его ухода целый час проводит в туалете, борясь с зациклившейся последовательностью: кашель-рвота-кровь, от которой тошнит и которая мешает дышать, в результате чего возникает новый спазм. Он не замечает слез, которые размазывает по подбородку и щекам вместе со слюной и сукровицей, но прекрасно помнит свою настоящую детскую мечту – он хотел строить роботов вообще-то. Любых – от тех, что работают на конвейере, до андроидов, полностью повторяющих человеческий функционал. Он, как чертов Папа Карло, мечтал превратить Пиноккио-Джарвиса в настоящего робота-помощника, защитника, друга. Он мечтал создавать экзо-протезы, которые могли быть полностью интегрированы в организм человека, возвращая того к полноценной жизни. Он мечтал о «живой броне», которая свела бы к минимуму потери среди солдат, защищая их, делая быстрее, сильнее и мощнее, которая превратила бы их в совершенно непобедимое оружие…
Он никогда не мечтал мелко, но по большей части все его мечты были направлены на обеспечение мирной жизни, оттого «прозябание» в военном конструкторстве, хоть и было достаточно увлекательно, но все еще недостаточно его удовлетворяло.
Точно так же, как Стив не мог дать ему то, чего он хочет. Вся его жизнь, на самом деле, полоса взлетов, сопровождающаяся на фоне огорчением и досадой – классно, но все еще не то. Взлетная полоса почти в прямом смысле, но на которую он почти всегда приземлялся с проблемами: то видимость плохая, и он пропускает разворот, то диспетчер его неправильно ведет, заставляя выйти на второй круг, чтобы нормально сесть, то полоса эта сплошь в рытвинах, как после бомбежки – шасси он теряет слишком быстро и продолжает тормозить на брюхе самолета.
Все не то – но он смирился с этим слишком много лет назад, чтобы сейчас о чем-то сожалеть. Он и не жалеет, но только не в ситуации с Роджерсом. Он может смириться с тем, что любит безответно и в конце концов умрет от этой любви, но он будет бесконечно сожалеть о том, что не исполнил детские мечты или не смог стать счастливым с тем, кого выбрал.
***
От заботы Роджерса только хуже. Цветы начинают тянуть из Тони силы с двойным упорством. В зеркале по утрам он теперь видит слишком бледное лицо, мешки под глазами, сетку лопнувших капилляров на склерах. Он теряет почти два десятка фунтов живого веса за неполные два месяца, и его худоба хоть и не болезненная, но кожа обвисает, а мышцы становятся дряблыми. Тони рад бы заменить жировую прослойку на животе кубиками пресса, но вместо них там выпирающие ребра. А ему не стоит перенапрягаться лишний раз, тратя энергию «всуе», а не в борьбе с болезнью. Джарвис пересматривает его меню даже без консультации с диетологом – снова черпает информацию из открытых источников, которые, как один, рекомендуют больным ханахаки перейти на высококалорийную диету с обязательным употреблением сахаросодержащих продуктов. А Тони к сладкому равнодушен – оно не поднимает настроение – зато теперь может позволить себе любое количество бургеров без угрозы здоровью. Здоровья того осталось буквально на пару месяцев.
К середине июля он выкашливает уже полноценный распустившийся цветок – с огрызком стебля в пару дюймов и сформировавшимися лепестками. Джарвис порывается определить не только вид, но и сорт, а Тони откровенно плевать, что конкретно его погубит – суть от этого не изменится. Ему не нужно искать в этом смысл или интерпретировать символику, он все равно умрет. Будь это хоть колокольчики, хоть незабудки, хоть лилии. Но Джарвис настаивает, и только для того, чтобы тот наконец оставил его в покое, Тони, брезгливо морщась, разворачивает бутон шире и промывает тот под струей воды. Избавившись от налета мутной сукровицы, бутон оказывает зеленой розой с махровыми лепестками. Джарвис скупо благодарит за «сотрудничество» и больше не пристает, предпочитая анализировать молча. Цвет, сорт, общепринятое значение и прочие характеристики отправятся в медкарту, которая довольно скоро превратится в некролог.
