– А мы-то с Наташей все гадали, отчего наш Стив в последнее время так глубоко вздыхает, – сарказм на пару с жалостью временно притупляют растущее бешенство, продолжая переводить все в шутку. – Так кого же поздравлять?
– Тони, прекрати, – Стив пытается взять себя в руки, чертыхаясь от того, что сам умудрился выдать свой секрет.
– Наташа, ты слышала это? – Тони достает из внутреннего кармана модельного пиджака телефон и прикладывает его к уху, делая вид, что все это время у них был еще и третий собеседник. – Проверим, признается ли он под пытками?
– Ты… Какого? – Роджерс уже ничего не понимает, но и Тони не знает, что он творит. Как все обернулось именно этим. Но он – король импровизаций, он из любой воды выйдет сухим!
– Ты был прав, я не провожу выходные на диване, – Тони скалится так широко, как может. – Наша подруга отлично играет в карты, и загадала проигравшему…
– О, Боже, – Роджерс трет рукой лоб, но уже боязливо улыбается. – Вы – два идиота, и стоите друг друга.
– И это он говорит тем, кто собирались унести его секрет в могилу? Невероятно! Ты слышишь это, Наташа? Каков наглец! – он возмущается, чувствует, как быстро его сносит в сторону, а сознание отказывается реагировать на что-то, серьезнее, чем пьяный будничный треп. У него внутри коллапс космических масштабов и некогда обращать внимание на чужие инсинуации.
– Тони, я знаю 101 способ, как заставить тебя замолчать навечно, – обещает Роджерс и отказывается от принесенного шампанского, а вот Тони хватается за бокал как утопающий. Делает вид, что выслушивает воображаемую Наташу, а потом убирает телефон обратно в карман.
– Начни с поцелуя, – брякает он, не подумав, и это подталкивает его к самому краю. – А еще тебе обещали анальные пытки за «идиотов» и игру в молчанку. Надеюсь, Романофф позволит мне не только смотреть, но и участвовать.
Стив в ответ только закатывает глаза: мол, ну что еще с дураков взять? А Тони полностью отдается внутреннему «автопилоту», который на всех парах несет его в пропасть, успевая при этом выдавать скабрезности.
Сдабриваемые алкоголем, они действительно умудряются свести все к шутке. Потом Роджерс все-таки пересказывает слухи об утечке информации, они вспоминают о первом совместном полете, об упомянутых «Никс» и под конец – о том, что они, вроде как, и правда неплохие приятели и стесняться друг перед другом нечего. Тони клятвенно обещает хранить любые тайны Стива, а тот в ответ ведется на этот его «розыгрыш» с разговором по душам.
Разъезжаются через пару часов – Стив переносит алкоголь куда лучше Тони, поэтому помогает тому забраться в такси первым, снабдив в дорогу бутылкой с водой. А Тони в и половину не так пьян, как хотел бы и должен – это после шампанского с пивом, – но собирается исправить положение по прибытию домой. Сегодня он напьется до положения риз, а завтра его могут хоронить уже не метафорически – мысленно он уже все это пережил. С подачи славного милого парня по имени Стив Роджерс.
***
Слабая тупая боль теперь приветствует его каждое утро. Горло распухает и по-прежнему саднит, делая голос почти на тон ниже – хриплым, как будто обольщающим. Таким только в «сексе по телефону» разговаривать – Тони видит во всем этом только такой вот единственный плюс.
Из минусов же: постоянный кашель, приступы которого теперь приходится скрывать. В «минусе» – Роджерс, который после их веселых посиделок в баре, наверное, заглянул к Гудвину по дороге домой – иначе откуда у него смелость ходить к Барнсу все чаще и чаще? Того и гляди, на днях признается. То ли потому, что, поделившись секретом и обретя своеобразную поддержку в лице Старка, и правда больше не хочет ничего скрывать, то ли надеется на помощь самого Тони, если вдруг что-то не срастется. Роджерс выглядит уверенным как никогда, и вот теперь точно не будет пасовать перед объектом своей влюбленности, как это делает Тони. Но что тот мог сделать? Насильно любить не заставишь – уж точно не тогда, когда чужое сердце уже оказывается занято. Тем разговором Тони вырыл себе могилу даже глубже положенного.
В минусе еще и Романофф, которой пришлось соврать о своем интересе к личной жизни Роджерса и «ее интересе», и которая определенно в это не поверила. Романофф не только умная, красивая, эффектная женщина – она еще и опасная. Настолько, что Тони даже не хотел бы видеть ее в своих союзниках – она бы непременно сделала так, чтобы Стив обязательно узнал о чувствах Тони, а этого он уже хочет. Он не хочет, чтобы Роджерс его пожалел, а потом убежал к Барнсу на свидание. Был счастлив с ним. И это нисколько не эгоистичное желание – он, на минуточку, тут умирает – ему теперь многое позволено. Сойдет с рук и по скидке.
Ему невыносимо смотреть на Стива после того, как тот признался, что влюблен не в него. Ему до тошноты больно наблюдать, как тот сближается с Барнсом. Его до алых пятен перед глазами злит то, что избранник строит свое счастье на его могиле. Что же он может сделать в этот момент? Правильно, только подначивать на пару с Романофф – советовать места для свиданий, варианты подарков, виды смазки и презервативов. Лучше это, чем однажды заблевать форменные сапоги Роджерса распустившимися в легких цветами.
Он старается реже выходить из мастерской или отсылать помощников, чтобы не компрометировать себя и не разносить эту заразу по всему полигону – у них уже есть два влюбленных идиота, не стоит увеличивать их количество – вдруг тоже заболеют. Но он по-прежнему встречается со Стивом – только в его присутствии боль отступает, а дышать становится легче. Даже когда рядом еще и Барнс. Последний стоически выдерживает все насмешки Тони и Наташи и никак не реагирует: не злится, не присоединяется, но и не пытается их остановить, когда намеки на состояние Роджерса оказываются на уровне пояса. Это Стив злится, отшучивается, краснеет и, перенервничав, уводит Барнса от «этих двух озабоченных». Одна из которых поставила себе задачу «воссоединить два любящих сердца», а другой, прикрываясь тем же мотивом, просто хочет быть ближе как можно чаще, чтобы однажды не задохнуться.
Тони сам себе напоминает садомазохиста – он мучает всех троих этой игрой «на грани». Он на грани того, чтобы силой заставить Роджерса признаться, и прекратить свои муки. Или признаться самому на глазах еще и у Барнса. Ему тошно от самого себя, поэтому пора остановиться. Пора взять себя в руки – он изводит Стива уже больше двух недель, и это тогда, когда каждую оставшуюся ему минуту должен беречь и использовать с совершенно другой пользой. Он должен прекратить давиться болью и листками, которые довольно скоро превратятся в цветы, делая его еще на шаг ближе к смерти. После того, как он выплюнет хотя бы один увядший бутон, счет пойдет на дни.
И спустя две недели Роджерс таки признается Барнсу в том, что любит его не только как друга, а Тони снова напивается как в последний раз и проводит ночь в номере дорогого отеля вместе с двумя длинноногими блондинками.
Чувствуя, как боль ворочается в груди, разрастается, колется и толкается в ребра, он прокручивает в голове тот момент, когда заметил, что Стив больше не прикасается к Барнсу так, как раньше. Больше – без стеснительной неловкости, без затаенного желания и страха выдать себя. А Барнс в ответ выглядел сыто, довольно, удовлетворенно. Поощряя и умиляясь одновременно смущению своего больше-не-друга.
Тони распахнул глаза, закашлялся, не в силах сдержаться, а незаметно подошедшая Романофф улыбнулась под стать дьяволу.
– Меня тоже тошнит от того, что они такие «сахарные». Хотя и немного завидно, – выдала она. А потом вскинула руку, помахала, привлекая внимание, и поинтересовалась так громко, чтобы услышали все на этой гребанной планете. – Эй, голубки! Когда свадьба?
И в любой другой бы раз ей ответили, что любая свадьба случится не раньше ее собственной, но теперь же Роджерс только краснеет, и за него отвечает Барнс – с улыбкой и вызовом.
– Осенью. Не волнуйся, ты первая получишь приглашение.
