– Ты никому об этом не расскажешь. Даже мельком не упомянешь в разговоре. Всю историю поискать тут же стирать, а базу данных, что соберешь, под строгий контроль – чтобы ни один червь не проскочил. Доступ – только мне. Это приказ.

«Слушаюсь, сэр», – Джарвис отвечает ровным голосом с привычными электронными нотками и без малейшего намека на интонацию. Их он тоже изучал в свободное время, поэтому довольно часто его речь была весьма «живой» и разнообразной по стилистике употребляемых выражений.

– Что, и даже не посочувствуешь? – Тони усмехается без веселья, все еще сам пытаясь принять обрушившееся на него известие.

«ИИ не способен испытывать эмоции, лишь – реагировать ситуативно. По крайней мере, вы вложили в меня только этот навык», – и вот на этот раз отчетливо слышны холодные модуляции раздражения и пренебрежения, и вот когда Тони смеется. Этот наглый электронный секретарь самообучался так эффективно, что мог бы декларировать стихи со сцены или вводить в гипноз своим голосом. И врать он тоже умеет, так что чувства – далеко не за гранью фантастики.

«Если хотите, чтобы я вам посочувствовал, приведите пример, который я мог бы понять и без использования эмоций», – Тони кажется, или Джарвис скачал себе еще и самоучитель по психологии? Ведь как только он проговорит это, пусть и на примере, он признает существование своей проблемы. Но это – уже лишнее – все неопровержимые доказательства не потеряют в весе, отправившись в унитаз.

– Это – как вирусная программа, что в тебе завелась. Ты пытаешься уничтожить ее антивирусом, но у того устарели базы, а у тебя нет доступа в интернет, чтобы их обновить. Ты попытаешься изолировать вирус, «пролечить», но вот избавиться насовсем не сможешь. И если так и не найдешь возможность подключиться к какому-нибудь серверу на Филиппинах, так, в конце концов, и придешь в негодность: операционная система начнет выдавать одну ошибку за другой, файлы будут переписываться или уничтожаться, пока не рухнет вся ось… Вирус, который в буквальном смысле сожжет тебе мосты – и северный, и южный, – на этот раз он давится кофе от смеха. И это уже слишком похоже на истерику.

«Доходчиво объяснили, сэр. Я вам сочувствую», – за этими словами отчетливо слышна парочка других покрепче, но Джарвис никогда не использует словарь матерных слов, хотя регулярно его пополняет благодаря Тони и иногда Наташе. А вот Роджерс всегда недовольно кривился в такие моменты и молча давал понять, как именно относится к культуре речи. Стив…

«Позволите узнать, кто… избранник?» – Джарвис делает паузу в словах и не просто так строит вопрос подобным образом – создатель уже наложил вето на разговоры, но чем больше он соберет информации, тем детальнее составит план действий. Это понимает и Тони.

– Не-а, – снова фыркает тот. – Не скажу, но позволю тебе самому догадаться: проведи исследования, проанализируй записи с камер наблюдения, составь список предполагаемых кандидатур. Или включи свой интуитивный модуль, если данные окажутся неоднозначными. Заодно, проверим, может ли кто-то еще меня уличить.

«Спасибо», – на этот раз сарказм идет напополам с искренней благодарностью. «Я должен записать вас к врачу?»

Вот теперь Джарвис давит, но это электронный мозг обрабатывает информацию супербыстро и без эмоций, а человеческому – нужно время. Даже с учетом импульсивности Тони, это время займет явно больше 15 минут: от момента в ванной до разговора за кофе.

– Нет, не сейчас. Позже, может. Мне нужно подумать об этом, Джарвис…

***

Ему придется подумать о том, что он умирает. Нет, конечно, все они умирают каждую секунду: клетки тела стареют, отмирают, восстанавливаются, образовываются заново – и так, пока не выработают ресурс организма. Но для него это случится не через 30, 40 или 50 лет – у него в запасе от трех до пяти месяцев. Всего. И в том случае, если он не изменит свои чувства к Роджерсу. Не «переболеет» им в прямом смысле слова и не «излечится» от него. Как это сделать, что для этого сделать, какими средствами – еще придется выяснить, но пока для него ясно только одно: умирать он не собирается. Даже от любви. Пусть это и было бы не самым бесславным концом из возможных.

Признать проблему – не значит, с ней смириться. Панику он душит на корню. Он хорошо себя знает: он мог быть ветреным, он мог быть влюбчивым, он мог быть инфантильным, порой, но никогда не отступался от того, чего хотел всеми своими душой и сердцем. Для начала ему нужно попытаться еще раз – возможно, даже сказать открытым текстом. Потом, если не поможет, в ход пойдут «вспомогательные» средства: таблетки и аутотренинги. А вот если и тогда не выйдет, тогда-то он и будет писать завещание.

Этот примерный план быстро обрастает деталями, вариантами развития событий, предположениями и способами действий, но прежде всего стоит начать именно с Роджерса, будь он не ладен. И раз уж сегодня выходной, Тони позовет его на свидание.

«Свидание» – это его слова, но Стив уже давно воспринимает любые их как шутку с долей сарказма. Даже тогда, когда Тони убийственно серьезен. Роджерс соглашается «пропустить по стаканчику с добрым другом» – вот с кем и зачем он идет в тихий бар недалеко от полигона – привычное место для них обоих. Не в дорогой же ресторан или модный клуб его звать – он не собирается делать ему предложение руки и сердца прямо сейчас.

Разнервничавшись отчего-то перед самым выходом из дома, Тони клянет себя последними словами, но все равно опаздывает. Роджерс ждет его за столиком у окна с кружкой светлого пива и лениво просматривает новостную ленту на телефоне. Пиво в этом баре было отменным, а вот то, что Роджерс не выпускает из рук телефон, говорит о том, что он, скорее всего, скучает и ждет чьего-то звонка. Как бы не так.

– Соскучился? – Тони садится напротив, делает бармену знак рукой и изо всех сил старается улыбаться непринужденно.

– Это тебе скучно, – фыркает Стив. На нем любимые растянутые джинсы, белая футболка и потертая на локтях кожанка – модель, что сошла прямо со страниц календаря для одиноких домохозяек. – Ты же вытащил меня сюда и в свой выходной. Ты вообще спишь, Тони?

– Сплю, мамочка. На мягких простынях, под шум прибоя из окна и под колыбельную Джарвиса, – он слишком часто дурачится в его присутствии, но лишь это может отвлечь его от нервного нарастающего зуда.

– Охотно верю, – Стив смеется, а Тони беззастенчиво разглядывает его глаза, пухлые губы, щеки с угадывающими ямочками и ровный ряд зубов, который хочется облизать прямо сейчас, вот сию же секунду.

Именно в этот момент он ощущает себя чертовски, донельзя влюбленным. Мышцы живота подбираются, сердце грохочет где-то в горле, ладони потеют, а пальцы на ногах поджимаются. Как пятнадцатилетний мальчишка, ей-богу!

Ему приносят большой запотевший бокал, салфетки, миску с орехами, а он пытается дышать не глубоко и не закашляться так, чтобы уже ничего говорить не пришлось. И сейчас же он понимает свою первую ошибку: если он продолжит реагировать на Стива вот так, то закончит в роскошном лакированном гробу с мягкой обивкой. В море цветов и слез сочувствующих.

– Если ты хочешь спросить о тех слухах, что ходят в компании… – отсмеявшись, Стив предполагает сам, но серьезность все еще прячет за полуулыбкой. Тони впервые приглашает его куда-то не по работе. Это сугубо приватная встреча, если не считать бармена, официантки и парочки завсегдатаев бара. – То не думаю, что могу сказать что-то стоящее. Этим должна заниматься служба безопасности.

– Что за слухи? – Стив сбивает его с толку, и Тони моментально переключается на «рабочий момент», забыв о своей изначальной цели.

– Об утечке информации. Не говори, что не знаешь. «Индастриал инкорпорейтед» уже не первый раз пытается украсть что-то из твоих нововведений, – Стив пожимает плечами. Он – военный. Он – внимательный, умный и хваткий стратег – он быстро реагирует и делает выводы. Стив готов прямо сейчас протянуть руку и встать плечом к плечу для защиты общего дела.