Потеря небольших частей информации не «смертельна» и не бросается в глаза, но все так же неприятна. Особенно тогда, когда Лафейсон клятвенно уверяет, что не знает тех, кому ее, собственно, продавал. Тони не хочет представлять, как Тор все-таки разговорил его – апеллировал ли к ханахаки или нет, уже не важно. Важен результат. Важно то, что для них все это становится слишком личным, а подобного никак нельзя допускать. Тони уже дважды поддался эмоциям, стал невнимательным и пустил все на самотек – больше он так не поступит. Поэтому он берет себя в руки и придумывает, как можно попытаться исправить эту ситуацию.

Первостепенной задачей становится поиск покупателей краденной информации, и за это дело берется Наташа – она твердо уверена в том, что сможет отследить конкурентов, если Лафейсон продолжит сливать наработки на сторону. Те, естественно, будут выглядеть максимально правдоподобно, но на деле будут работать так, как не заявлено. А Лафейсона даже уговаривать на подобною сделку не придется – в тюрьму никто не хочет, а это значит, что Одинсон и Романофф глаз с него не спустят, пока тот не приведет их к тем, кого они ищут.

Тони остается только мастерить эти фальшивки да надеяться, что покупатели выдадут себя достаточно быстро. Он верит Наташе – та доведет дело до конца, чего бы ей это ни стоило, и, что удивительно, верит Лафейсону – как только маска простачка-архитектора была с него насильно снята, так сразу стало видно нутро – хитрое, умное и кусачее. Больше не было притворных улыбок и заглядываний в глаза собеседника в попытках уверить, что перед ним невинная овечка. Лафейсон спорил, ехидничал, зубоскалил и прогибаться хотел только на своих условиях. Если такого человека грамотно «стимулировать», он сделает все, чтобы получить свою выгоду.

Тони же в ответ на все это оборачивался к Одинсону, поднимал бровь и молчаливо вопрошал: «Серьезно? Вот в эту змею? Даже когда он – такой?» Одинсон же только пожимал плечами да снова кашлял в кулак, и Тони забывал все свои вопросы – ханахаки была более красноречива, чем все они. В конце концов, даже Бартон это понял.

– Теперь он будет жертвовать собой на благо всего предприятия? – спрашивал он после одной из таких встреч с Лафейсоном и его «соглядатаями». – Вам надо организовать клуб по интересам.

– Организуем, не волнуйся. Вот только тебе туда будет путь заказан.

Тони вяло отмахивался, внутренне обмирая: Бартон неспроста напоминает о пленении в Индии и решении умереть, но спасти других инженеров. Одинсон не должен и не будет ничем жертвовать, чтобы спасти компанию. Даже жизнью – Тони так решил. Это он должен «держать руку на пульсе» и контролировать процесс, чтобы успеть подать ту самую руку Одинсону в нужный момент. Он будет «бдеть» так, что хоть Лафейсон, хоть Бартон могут начинать ревновать, а Тони своего добьется. И он «бдит» – встречается с Тором ежедневно, хотя бы на несколько минут, а потом и вовсе приглашает пропустить по пиву в баре у полигона. Но жалеет об этом почти сразу же.

Одинсон пьет галлонами и почти не пьянеет, а Тони тошнит уже через час после начала импровизированной «вечеринки разбитых сердец». Не только от алкоголя – большей частью от того, что говорит Тор, как и в каких выражениях. Говорит, естественно, о Локи и своих чувствах – просто, без прикрас и метафор, всю ту правду, что знакома Тони не понаслышке.

А он не хочет выслушивать все это. Не хочет снова окунаться в эту кроваво-цветочную рвоту – она и так стоит у него в горле комом. Ведь чем чаще Тор кашляет, тем тяжелее дышать самому Тони. От боли, от обиды, от ненависти и любви, что прорастают в легких. Ведь Тор точно так же в восхищении от чужой улыбки, хитрого взгляда, метких слов и колкого юмора. От ладной фигуры, острого ума или выдающихся черт характера. Одинсон влюблен и готов петь не только оды своей любви, но и реквиемы – ведь, как и Тони, не надеется получить взаимность. Лафейсон его просто использовал. Обманул, втерся в доверие, а потом заставил умирать, пусть и не желая последнего.

И снова здесь бесполезно искать виноватого – ни один из них не подозревал о том, что такое может случиться. Бесполезно даже сравнивать – они все на одной стороне проигравших. Ну, разве что, кроме Стива, однако у остальных перспективы отнюдь не радужные. Поэтому Тони пьет вместе с Тором, давясь тошнотой, но с упрямством садомазохиста – чужое горе не принесет облегчения, даже не заставит переключиться от собственного, но оно все еще уравнивает их перед непреодолимой силой тех самых чувств.

***

Лишь спустя месяц напряженной работы у них появляется хоть какая-то зацепка. Покупатели, в большинстве своем, все подставные, а счета, на которые отправляются деньги, не отслеживаются, но они все-таки находят несколько «ниточек», ведущих сразу в пару-тройку крупных компаний, и Тони подключает к делу еще и Пеппер – та знала о конкурентах все, вплоть до кличек домашних питомцев. Спустя месяц он выплевывает свой первый, с момента операции, полноценный цветок, а Тора плотно подсаживает на гормональные инъекции. Раз-два в неделю они все еще проводят вечера в барах, на что Джарвис угрожает поставить в известность Поттс, а на прием записать не только к психиатру, но и к наркологу, а Бартон только демонстративно закатывает глаза и бормочет что-то о «вконец отчаявшихся идиотах».

Тони никого не слушает и не дает слушать Одинсону. Ему все еще тошно от подробностей чужой неудавшейся личной жизни, но он принимает это бремя со смирением – если он действительно виновен в заражении Тора, это – лишь малость, что он может вернуть обратно. Выслушивать его, следить, чтобы не лез в неприятности по пьяни, а еще через неделю отправить в хорошую платную клинику из-за внезапного срыва.

Он не хочет знать, что Лафейсон сказал Тору такого, что склизкий ком размером с кулак полностью заблокировал дыхательные пути Одинсона, и тот чуть не отправился к праотцам прямо посреди полигона. Он даже думать об этом не может – лишь бы чужие цветы исчезли навсегда – хоть хирургическим путем, хоть естественным. Но он, уж точно, не будет говорит об этом с Локи – он уже достаточно зол из-за его предательства, а начав обвинять в бессердечности, и вовсе пустит в ход кулаки. В чем и сколько бы Тони себя ни обвинял, а суть от этого не изменится: они оба, и Тор, и Тони, все еще влюблены невзаимно. И они все еще не в силах что-либо исправить.

Лафейсон в больнице, конечно же, не появляется, но пока Тони сторожит у чужой постели, Локи и Наташе удается не просто напасть на след, но и найти неопровержимые доказательства причастности «Индастриал инкорпорейтед». Пока Тони обсуждал с докторами необходимость операции на легких Одинсона, да и свою незавидную участь заодно, назревал крупный скандал. Поттс баррикадировалась в офисе вместе со штатом юристов, Обадайя рвал, метал и грозился лично закопать всех, кто покусился на их компанию, а Тони в это время неосознанно оглядывался в поисках Стива. На этот раз он хотел его видеть, хотел знать, что может попросить его о помощи, если понадобится, хотел думать о нем, как о друге, который непременно будет за его плечом и поддержит. Он оборачивался и видел его, но в компании неизменного Барнса, – и взгляд тут же соскальзывал и цеплялся за Бартона, которому стоять за плечом было нужно по долгу службы, а это так себе перспектива. В такие моменты Тони очень жалел, что не умер в плену – выносить это становилось все труднее с каждым днем.

А на третьи сутки Одинсон пришел в себя и первое, что произнес, было это:

– Я сказал ему… о болезни и о любви.

И он не ждет, что Тони не заметит его разочарование от того, что он видит в палате начальника, а не возлюбленного.

– Помогло? – Тони ехидничает с усталостью, но именно поэтому Одинсон ему и нравился – за честность, за прямоту, за упрямую решимость идти напролом сквозь любое препятствие.

Сквозь непонимание, безразличие, высмеивание или отрицание – через все то, что получил в ответ на свои признания от Лафейсона. Да и повторяется он – Тони уже слышал обо всем этом месяц назад – и о признаниях, и об ответах. Нет смысла говорить об этом снова, однако Одинсон стоит на своем.