В несколько быстрых шагов она оказывается у постели и аккуратно утыкается лбом в его плечо. Тони все равно больно, но он потерпит. Он не был готов к подобному раскладу, но Пеппер имеет полное право злиться. Он ее понимает, хотя энтузиазма не поддерживает.
– Рассказывай… – он предпринимает еще одну героическую попытку говорить, и Поттс тут же отстраняется и хмурится.
– Так теперь я должна рассказывать? – она и в половину не так злится, как показывает, но ее гнев щедро разбавлен страхом за его неблагодарную шкуру. – А как насчет вас, мистер Старк?
Если дело дошло до «мистеров», то она явно в бешенстве. Только толку от этого.
– И с радостью бы… но я… еле дышу… – Тони будет кривляться даже на пороге смерти – они оба уже это выяснили.
– Ты… – Пеппер бессильно взмахивает руками, но тут же одергивает себя. – Вы должны были оповестить меня, мистер Старк. Так как я думала, что вы достаточно мне доверяете. Неприятно получать ваше завещание от Джарвиса.
– Дай мне шанс… – «и я вручу лично», – хочет продолжить он, но закашливается. Горло и носоглотку дерет сухостью, а легкие как будто онемели – ни тяжести, ни боли, но Тони не спешит обольщаться.
Сжалившись, Пеппер подает ему стакан воды с трубочкой, ждет пока он напьется, немного успокаивается и идет на уступки.
– Тебе нельзя говорить. Да и бодрствовать слишком долго. Ты должен восстанавливаться. Поэтому буду краткой. На берегу вас ждали наши люди. Но мы не знали, что понадобятся не только врачи, но и специалисты… по… – она запинается и недоговаривает, чувствуя не робость, но смятение. – Поэтому тебя пришлось срочно везти в Дели и там оперировать. Десять дней ты провел без сознания, но организм перенес операцию, и врач разрешил перевезти тебя в Нью-Йорк. Здесь ты третьи сутки. Местные врачи дают обнадеживающий прогноз, но ты же знаешь, что все зависит от тебя, Тони…
Он кивает, но все еще не готов к этому разговору. И в таком состоянии. Его вообще интересовало не это.
– Брюс… остальные?
– Он приехал с нами и ждет в коридоре. Но, пожалуйста, давайте недолго, тебе нужно отдыхать, – он уже так «отдохнул», что еще лет десять не захочет в отпуск, но когда Поттс касается его ладони, он пожимает ее руку в ответ. Не о чем спорить прямо сейчас.
Но уходя, она не может не оставить за собой последнее слово.
– Мистер Бартон останется с тобой. И возражения больше не принимаются.
И это тоже сейчас не главное. Главное – Беннер, и что он ему расскажет.
Брюс присаживается в кресло для посетителей, неловко трет переносицу, сняв очки, а потом все же начинает.
– Как ты, Тони? – тот только вздергивает бровь, и Брюс тут же сконфуженно улыбается. – О, не отвечай, вижу, что плохо. Но врач заверил нас, что все обошлось. На какое-то время…
Он замолкает, сглатывает, а потом понимает, что от него хотят услышать совсем не это.
– С остальными инженерами все в порядке. Было несколько раненных, но никто не был в таком тяжелом состоянии, как ты… Так или иначе, на берегу уже была подмога Бартона, и всем быстро оказали помощь. Ты пришел в себя только раз. Пробормотал что-то вроде: «Кто танцевал у меня на груди?», а потом твое сердце встало… Бартон вызвал «неотложку», а до полиции дело так и не дошло – сразу подняли на ноги ФБР и Интерпол. Не знаю, что стало с террористами – возможно, Бартон расскажет тебе больше, но инженеры, все, уже дома. Они под программой защиты свидетелей, да и тебя наверняка еще не раз вызовут в Бюро, как только поправишься…
Брюс улыбается, и Тони снова кивает – вот что он хотел услышать. Даже если операция помогла лишь отчасти, временно, но теперь у него будут и силы, и возможность прижать к ногтю тех, кто посмел его похитить. Лучше он будет думать о вендетте, чем о том, как скоро в его палате окажется Стив Роджерс.
***
В больнице он проводит еще три недели. Пеппер и правда приставляет к нему Бартона, но тот, видя каждый раз недовольное выражение на лице Тони, старается больше не показываться на глаза. По крайней мере, днем – Тони кожей чувствует, что за ним непрестанно наблюдают. Зато ночью, проснувшись однажды от смутного кошмара, он замечает тень на диване для гостей и не на шутку пугается. Но тень оказывается Бартоном, прикорнувшим на подушках и охраняющим чужой сон. Черт возьми, он бы хотел, чтобы это был Стив, который днюет и ночует в палате, беспокоясь о его здоровье, но это желание исчезает так же быстро, как и появилось.
Мысли о Роджерсе больше не приносят удовольствия, сладкой истомы внизу живота или облегчения. Теперь это – только боль и разочарование без каких-либо «примесей». Ему все еще больно от того, что его чувства никогда бы не приняли. Он разочарован в них обоих: в Роджерсе – за то, что выбрал не его, в себе – за то, что все еще позволяет этим чувствам управлять не только своим настроением, но и здоровьем. Он не знает, как быстро на вычищенных легких покажется первый новый росток и отчаянно хочет уже «переболеть» этим окончательно. Выкинуть Стива из головы и сердца, чтобы цветы не прорастали вновь, или все-таки умереть и больше не мучиться.
Пеппер, конечно же, спросила, из-за кого появилась болезнь, но Тони не сказал – это уже неважно. Будь Стив свободен, ему бы не составило труда затащить его к себе в постель, но Стив уже влюблен, а Тони осталось только молиться неизвестно кому и о чем. Да и Пеппер оказалась не единственной, кого волновал этот вопрос – как только пришла Романофф, сразу стало понятно, что женскую интуицию он все-таки недооценил.
– Ты такой идиот, мистер Старк, – Наташа улыбается, с комфортом устраиваясь в кресле для посетителей. О, она будет долго и со вкусом глумиться над ним, не имея привычки жалеть тех, кто сам загнал себя в угол.
– И это ты говоришь тому, кто заставил твою «ласточку» взлетать и садиться без единого лишнего шороха? – справедливо возмущается Тони, скалясь в ответ. Одному Богу известно, как она догадалась, а она догадалась, а не пытается манипулировать им, чтобы Тони сам признался.
– У Роджерса на лбу было написано, что он уже влюблен. Еще до прихода Барнса, – она пропускает его реплику мимо ушей, и теперь ее улыбка – сочувствующая. – Сразу было ясно, что ловить там нечего.
– Прозвище «Соколиный глаз» у твоего дружка, Бартона, а не у меня, – Тони вяло пытается перевести тему, но с Романофф это не работает
– Да уж, зная твой темперамент, тебя бы это не остановило. Хотя и понять можно – Стив же чертов ангел во плоти, – она говорит это не так, как одна из его фанаток. И без досады на чужое совершенство. Просто констатирует нелицеприятный для нее факт. – Тебе стоило сразу же пойти к шлюхам. Или поискать кого-то на замену.
– Ты думаешь, я не пытался? – Тони начинает злиться – он не хочет говорить по душам. Даже с ней. – Закроем тему, если я пообещаю выкарабкаться на этот раз?
– «На этот раз»? – Наташа знает, что от ханахаки так просто не избавиться, но удивлена тем, что после всего произошедшего Тони все еще предполагает у себя вероятность рецидива. Он ведь уже научен горьким опытом! – Да ты – оптимист!
Она легко смеется, и вот за что Тони ее обожает – она не будет лить над ним слезы, жалеть или сокрушаться жестокости фатума – скорее плюнет тому в лицо и пойдет наперекор с невозможным оптимизмом. Когда-то и Тони был таким – до того, как узнал, что умирает от любви. Почему он не выбрал ее? Они были бы идеальной парой.
– Все это уже неважно. Я выберусь, – обещает Тони, и на этот раз гораздо больше уверен в этом, чем тогда, когда паниковал из-за первого появившегося цветка.
– Охотно верю, – кивает Романофф, но и не проверить его решимость не может. – И раз для тебя все это уже неважно, то тебе будет все равно, кто еще об этом узнает.
Она поднимается на ноги, кидая хитрый взгляд, обещающий ему расправу над его эго всем полигоном, и Тони все-таки ведется на провокацию.
– Даже не вздумай!
– Это будет тебе стимулом, – заканчивает свою «диверсию» эта… коварная женщина, сталкивается в дверях палаты с Брюсом, подмигивает тому и исчезает. Только это никакой не стимул, а уже ультиматум!
