Его окликает администратор, и уже через несколько минут Шульдих оказывается на больничном крыльце. С пакетом обезболивающих и легких седативных и с незажженной сигаретой в зубах. Он осматривается в поисках места для курения, переключается и уже забывает, о чем болтали медсестры, но сделав несколько шагов в сторону от входа, натыкается взглядом на парня, вполне подходящего под описание. Его тело скрыто под плотной одеждой, но лицо чистое и действительно симпатичное. Бледная кожа, шикарные круги под глазами и вялая походка – все это свойственно и анемии, случающейся при потере крови. Парень медленно шагает в сторону автобусной остановки, и Шульдих как на веревочке дергается следом. Вид сзади тоже весьма неплох – широкие плечи, узкая талия и задница… о да, он такие любит – упругая и крепкая даже под слоем джинсы.
Он отчего-то уверен, что это именно тот пациент. Это похоже на наваждение, или лекарства начинают действовать, но он забывает, как дышать, и не может отвести взгляд от чужой сгорбленной фигуры. И конечно же, тут же натыкается на кого-то из прохожих, машинально извиняется, поднимает упавший пакет, но стоит замешкаться лишь на миг, и незнакомец уже садится в автобус и уезжает. Вот так нелепо и просто – мельком выхваченное лицо, тут же скрывшееся в прожорливом зеве городского транспорта, и Шульдих, оставшийся заинтригованным, раздосадованным и с настроением, опять ползущим к нулевой отметке, даже несмотря на неплохой минет, случившиеся 40 минут назад.
***
Наваждение возвращается через трое суток. Во сне он трахает этого паренька безумно, жадно, по-звериному, во тьме даже не сумев рассмотреть черного тела. А просыпается он, конечно же, со стояком и с не менее четким чувством потери. Как будто он не запястье вывихнул, а полностью потерял руку.
Шульдих отмахивается он нелепого воспоминания и следующей же ночью решает превратить свои сны в реальность. Пусть и не с тем самым пареньком, но в Токио хватает афроамериканцев – в любом клубе почти не приходится искать. И наяву это так же здорово, как и во сне. Пусть он уже почти забыл лицо и не видел тела, но ощущения помнит. Они почти такие же, какую бы позу он ни выбрал.
Почти, но не совсем – это он понимает через неделю. Чего-то не хватает. Какого-то «огонька», «перца», «изюминки». Во сне все было так, как если бы он не был готов променять это черное тело на любое другое. Во сне оно было единственным, что ему могло быть нужно. Шульдих удивляется, распознав это чувство, обнаружив у себя своеобразный «фетиш», и тут же с энтузиазмом берется за эксперименты. Днем он пытается восстановить в памяти бледное лицо, темные пряди волос, выглядывающие из-под бейсболки, и, кажется, зеленые глаза, а ночью ищет в телах случайных любовников то, что заставило бы его забыть обо всем на свете. О том, как бы выглядели их тела, неси они на себе боль своего соулмейта. Он ищет, но не находит. Пока не находит – он упрямый малый, и готов перетрахать всю Японию, если понадобится, чтобы найти одного единственного.
Он не сразу понимает, что это превращается в полноценную фиксацию. Даже спустя почти месяц, он отказывается признавать, что ищет конкретного человека, а не что-то неординарное. Его сложно удивить, но этот парень и этот сон обещают ему что-то поистине незабываемое, и Шульдих продолжает верить этому ощущению, окунаясь в бездну разврата.
Кроуфорд смотрит на его похождения сквозь пальцы – Шульдих теперь меньше пьет, наркотики больше не употребляет, ну а то, что он ночует каждый раз в новом месте, не мешает ему по утрам возвращаться на работу. Шульдих бы поделился с ним своей дилеммой, но Брэд Кроуфорд – тот еще ханжа, его невозможно представить в каком-нибудь модном клубе, с коктейлем и жгучей блондинкой на коленях. Почему блондинкой? Америка, – и прочие стереотипы. Кроуфорд вообще сплошной стереотип: традиционное воспитание лучших гувернанток страны, отличная учеба в престижном заведении, успешная карьера, деньги лопатой, швейцарские часы, спортивные автомобили и пятизвездочные отели. Шульдих этот список дополняет «сексапильной секретаршей», «ранним простатитом» и «унылой старостью на вилле где-нибудь в Европе», и напрочь забывает о том, что его собственный «багаж» был наполовину точно таким же. Они с Кроуфордом-то знакомы только благодаря тому самому престижному учебному заведению. Которое Шульдих окончил только из упрямства своего богатого дядюшки. Ну а то, что упрямства этого хватило ненадолго, отнюдь не мешало племяннику отправиться в «свободное плавание» на поиски собственного заработка, а даже помогло. В Японии он снова встретил Кроуфорда – того, кто не позволил сесть себе на шею, но направил чужую энергию в мирное русло на заработок денег, когда тривиальным, когда изощренным способом.
Они стали кем-то вроде деловых партнеров, и Шульдих вполне мог доверить ему собственную шкуру, но вот сочувствия или поддержки не ждал никогда. Даже тогда, когда еще через месяц после памятной встречи в больнице готов был влезть на стену. С каждым днем, с каждым вдохом, с каждым оргазмом он все больше убеждается, что ему нужен именно этот парень. Он чувствует себя ребенком в магазине игрушек и хочет именно ту, которую не хотят купить родители. Он уже готов биться в истерике – наваждение не спадает, мысли возвращаются к покрасневшим на легком холоде щекам и к тонким лодыжкам в обычных черных носках, выглядывающих из-под задравшейся штанины, а в голове только одна навязчивая идея.
– Как найти одного единственного человека в большом городе? – со стоном вопрошает он, развалившись на диване в чужом рабочем кабинете.
– Меня раздражает твоя манера начинать разговор с середины еще с первого дня знакомства, – Кроуфорд предпочитает проводить послеобеденную сиесту в тишине. С чашкой чая и какой-нибудь заумной книгой в руках.
Шульдих же намеренно лишает его этого удовольствия, отчаявшись избавиться от своей идеи-фикс. Это уже не наваждение, а та самая полноценная пресловутая фиксация на произвольно выбранном предмете. Почти мания. Вот только он не может понять причины этой одержимости. Хотя, применительно к этому разговору, ответ лежит на поверхности – Кроуфорд сказал: «с середины», а значит, ему нужно начать с начала. С того, где он увидел этого странного паренька…
– Точно! Отвези меня в больницу! – он срывается с места и не хочет терять время даже на такси, с трудом выдерживая тяжелый вздох Кроуфорда.
– Там я тебя и оставлю, беспокойное создание, – Брэд сдвигает очки на лоб и сжимает пальцами переносицу – сиеста катится к чертям со скоростью гоночного болида.
– Хоть навсегда! – Шульдих фыркает, притоптывает ногой от нетерпения, но не собирается испытывать судьбу – Кроуфорд занимался боксом в студенческие годы – рука у него тяжелая, он знает не понаслышке. – Помнишь, я тебе про одного парня рассказывал? Я встретил его в больнице – кто-то из медсестер должен его знать!
– Ты рассказывал мне о сотнях парней и девушек, и ко всем ты успешно добирался своим ходом, – Кроуфорд прищуривается, складывает руки на груди и категорично остается на месте.
– Ну и к черту тебя, – Шульдих дарит ему свою самую обворожительную улыбку, разворачивается на каблуках и чуть ли не в припрыжку покидает кабинет. Решив действовать, он больше ни минуты не будет ждать.
На широком низком крыльце офисного здания он коротко оглядывается на машину Кроуфорда, припаркованную как всегда максимально близко ко входу, и тут же оборачивается к проезжей части – найти такси. Но вместо этого замечает мотоциклиста, остановившегося буквально в 10 метрах от него. Позади Шульдиха мягко шуршат открывшиеся стеклянные двери, а мимо проходит один из охранников компании, что большую часть дня делали вид, что работают, слоняясь по холлу и этажам. Кроуфорд ведь действительно довольно респектабельный бизнесмен, так что имеет право нанять штат охраны, но Шульдиху эти крепкие подтянутые парни в черной униформе напоминали стриптизеров, а не служителей порядка.
Он роется в карманах пальто модного цвета в поисках сигарет и собирается продолжить путь, как снова обращает внимание на мотоциклиста – тот снимает шлем и снисходительно улыбается подошедшему охраннику, а у Шульдиха медленно отвисает челюсть. Это он, тот парень. Он очень похож, но Шульдих отказывается в это верить – жизнь никогда не была к нему настолько благосклонна. Она однажды жестоко поиздевалась над ним, заставив встретить своего соулмейта, а потом забыть об этой встрече. Она не может заставить его два месяца непрестанно думать о незнакомце, а потом снова устроить совпадение. Он отказывается в это верить, и проводит в ошеломленном ступоре почти десяток секунд, наблюдая, как охранник и мотоциклист перебрасываются несколькими фразами, а потом охранник надевает предложенный шлем и устраивается на мотоцикле за руль. Как во сне, он наблюдает за движением чужих губ и ладоней, затянутых в кожаные перчатки, на автомате отмечает блеск зеркал заднего вида и неброскую аэрографию на топливном баке, и не может оторваться от коленок в знакомой джинсе. Шум машин, проезжающих мимо, и гул голосов прохожих, снующих вокруг как муравьи, меркнет где-то на заднем плане, но в себя он приходит, только почувствовав запах брендового парфюма Кроуфорда и заметив красную вспышку фар удаляющегося мотоцикла.
