========== Часть I ==========
***
В 17 лет он не думает о компьютерных играх, школе или девчонках – он все еще бредит футболом. С самого детства его тянет к мячу как магнитом, и он без устали гоняет с соседскими мальчишками, учит новые трюки и практикуется. У него талант – все твердят ему об этом; и матчи на пустыре в квартале от дома не на жизнь, а насмерть – их старого дырявого мяча. В этом мяче смысл его жизни.
Школьная футбольная команда оттачивает навыки вместе с ним, и там же он находит свое любимое место на поле – ворота. Он – их защитник и единственный владелец. Он – Царь и Бог этого мяча под сеткой. И это уже не увлечение, и не талант – фанатизм; и школьный тренер предлагает ему попробоваться в юношеской лиге. Кену не нужно предлагать дважды, и вот, в 17 лет, он не на каменистом пустыре, а на профессиональном поле с самым зеленым газоном на свете. Теперь это – карьера и четкая цель в жизни. Ему не нужно переспрашивать себя или сомневаться – выбор сделан давно. Осталось только стать лучшим.
Каждая тяжелая тренировка – в радость, каждый совет тренера – непререкаемый закон, каждый товарищ по команде – брат и продолжение его самого. Не только цель в жизни – уже сама жизнь. Но очень скоро он понимает, насколько хрупкой, жестокой или несправедливой она может быть. Очень скоро его самая заветная мечта превращается в проклятие и пытку, меняя в его, как оказывается, совершенно нетривиальной жизни белое на черное.
Он может сколько угодно корить себя за то, что однажды поддался, угодив в чужую ловушку, его жизнь от этого не изменится, а факт не перестанет быть фактом. Не сетует он и на то, в каком дерьме в итоге оказался из-за собственной наивности – там все настолько плохо, что он сдается даже без боя. Просто потому что вместо футбола в его жизни появляется нечто кардинально отличное. Что-то, что смогло перевернуть весь его мир с ног на голову, выбросив при этом так горячо любимый мяч…
Он с самого начала сомневался, что идея парней расслабиться в клубе перед началом отборочных была стоящей. Им бы еще штрафные попробивать, размяться на поле или устроить кросс, но Казе смеется над фанатизмом лучшего друга, уговаривает, хлопает по плечу, смеется, обещая веселье не хуже, и Кен сдается. Коичиро неумолим, неутомим и так же одержим футболом, как и все они. И тусовки он любит не больше сокомандников, но большинству хочется снять стресс не на тренировках, а на танцполе, и Казе выбирает альтернативу. И Кена тащит за собой. В мешанину светомузыки, глухих басов, молодежи и спертого воздуха. Грешным делом, уже через 15 минут Кен со всеми ними согласен – двигаться на танцполе ничуть не легче, чем на стадионе – тоже надо сноровку иметь. Еще через час они пьют легкое пиво, безудержно смеются, отдыхая за столиками и у бара, и даже не догадываются о том, что судьба одного из них сегодня будет самой жестокой сукой на свете. И Кен даже не хочет думать, почему удар должен был принять он, а не кто-то другой – в конце концов, он – вратарь – должен знать и уметь блокировать самые сложные подачи из возможных. Вот только кто сказал, что он сможет? Простой человеческий фактор еще никто не отменял.
Вечеринка набирает обороты, их компания разрастается благодаря новым знакомым, тут же у кого-то намечается день рождения, слабый алкоголь сменяется крепким, а закускам все больше предпочитают девушек в откровенных и не очень нарядах. Это – их молодость, их сила и энергия, их юные, необремененные трудностями головы. В такой вечер никто не хочет думать о завтрашнем дне – только веселиться прямо сейчас. И Кен хочет. Он ловит чужое настроение, распаляется, смеется вместе со всеми и единственное, за чем он пытается следить, это за тем, чтобы не напиться. Чередует пиво водой и соком, несмотря в бокалы других парней и девчонок – ему и так хорошо. Легко, до одурения приятно и бесшабашно весело. Раз уж они здесь, не стоит стоять столбом.
Они и не стоят – танцуют, тискают подруг на своих коленях, разбредаются от столиков к диванам, барной стойке, в туалет, на улицу – особо смелые, кто постарше и понапористее, даже перебираются в ночные отели, которых в достатке на улице развлечений. В какой-то момент Кену тоже хочется вырваться из душного зала в свежесть ночи – глотнуть холодного воздуха и вернуться обратно с новыми силами для продолжения. Так они и поступают – в обнимку с Казе и еще двумя-тремя парнями вываливаются в темный холл, а оттуда – на улицу – в другую толпу шумных и развлекающихся. Неоновые вывески ослепляют поначалу, тротуары под ногами шатаются, а перед глазами порхают цветные бабочки. Тело – легкое, в истоме, бурлит энергией и как будто плавится в дружеских объятиях, пьяном хохоте с икотой, громких разговорах и череде лиц, что сменяется перед ними безудержным потоком. Потоком, что легко втягивает их в себя и не думает отпускать.
Кен чувствует чужие крепкие плечи под своими руками, слышит бессвязную болтовню, скабрезные шуточки и чьи-то настойчивые просьбы взять у кого-то номер телефона. Он все еще смеется вместе со всеми, пытается идти прямо, но голова кружится все сильнее, а пестрый калейдоскоп перед глазами не дает рассмотреть чего-то конкретного. Но он все еще чувствует опору под боком, все еще куда-то идет и все еще не намерен останавливаться.
Вскоре шум вокруг стихает, краски наполняются полутьмой, музыка из оглушающей становится плавной и тягучей, а под колени бьет мягкая кромка дивана. Кажется, из одного клуба они перебрались в другой – в более спокойный, и это Кену тоже нравится – здесь он бы хотел двигаться в совершенно другом ритме…
Он хочет откинуться на спинку, но вместо этого вытягивается во весь рост на чем-то невообразимо мягком, затягивающем в свои силки так, что не выбраться. Тело мгновенно расслабляется, а голова гудит и напрочь отказывается идентифицировать окружающую реальность. Его мышцы приходят в состояние покоя, а потом начинают мелко подрагивать, распространяя тепло по телу. Кен не может заставить себя прекратить улыбаться – ему до одурения приятна эта новая обстановка и реакция собственного организма. В цветной полутьме, с мерными выдохами негромкой завлекающей мелодии над ним склоняется чей-то силуэт, а следом за ним идет прикосновение, от которого тепло в теле почти моментально превращается в жар. А потом и в невыносимым жар – Кен еле может вздохнуть. От этого опаляющего огня, что сыплет искры на кожу, от чужих рук, что следуют за этим огнем, избавляя от одежды, от боли и ласки, что судорогами сковывают руки и ноги.
А ведь он обычно не занимается подобными вещами. У него слишком мало времени, да и желания, на постоянные отношения, и он не приверженец ни к чему не обязывающего секса. Хотя того, как такового, еще толком и не было – с тем, с кем хотел он еще не дошел дальше поцелуев и ласк через одежду. И уж точно он не хочет заниматься чем-то подобным, когда отчего-то слишком пьян и даже не может разглядеть лица своей спутницы… И вот тут мозг на секунду включается – под его руками, которыми он пытается оттолкнуть темный силуэт, слишком крепкое тело. Сбитое, жилистое, без округлых форм и явно мужское. Кен вскидывается на мягком матрасе, но его тут же возвращают обратно теперь уже довольно грубые руки и навалившаяся сверху тяжесть. По щекам и шее скользят чужие длинные волосы, крепкие пальцы впиваются в запястья, а бедра сжимают колени визави.
Кен уверен, что предпочитает женщин и точно не предпочитает трансвеститов, и протест тут же формирует более отчетливо. Он пытается вырваться, но руки и ноги не слушаются, а голова становится тяжелой и гулкой. Он мычит, пытаясь ворочать языком, но из горла вырывается только хрип, а к чужим рукам присоединяются язык и зубы. Короткие вспышки боли появляются на шее, щеках и губах. Его футболка трещит по швам, задранная к голове и спеленавшая заведенные назад локти. Его руки отпускают, укусы перемещаются на грудь и живот, а чужие требовательные пальцы легко расправляются с «молнией» на джинсах.
– Не-е-ет… – все-таки выдавливает Кен из себя, но тело все еще отказывается его слушаться, а напор мучителя только усиливается.
