Брэд не раз проклинал их знакомство, но еще чаще мирился с неизбежностью последствий подобного контакта, споро научившись использовать его по максимуму и действительно с выгодой для обоих. Он довольно долго не мог охарактеризовать их отношения не только как дружеские, но и как приятельские, убеждая себя в том, что это – всего лишь деловое партнерство. Но со временем это партнерство становилось все более и более равноправным – они перестали «перетягивать одеяло на себя» – и вот тогда родился союз, который приносил столько же денег, сколько и морального удовлетворения.
Долговязого, рыжего, черт возьми, не скрывающего акцента племянника главы весьма крупной корпорации в их колледже не знал только слепой, глухой и немой. И знали его не только благодаря родственникам, шевелюре или происхождению – благодаря количеству выпитого спиртного, многообразию употребляемых веществ и еще большему разнообразию сексуальных партнеров. Не знали о нем только то, что его «закадычный приятель» Брэд Кроуфорд действует в его тени так ловко, скрытно и масштабно, что давно уже не ограничивается шантажом, подкупом или иными финансовыми махинациями, пользуясь многочисленными знакомыми Шульдиха. Это очень простой, но действенный принцип – хочешь сделать что-то незаметное, привлеки к этому как можно больше внимания. А его «друг» был именно таким.
Благодаря Шульдиху они всегда знали, на какую лошадь ставить, кто были беттерами и какие суммы крутились в забеге. Благодаря Брэду они тут же удваивали или утраивали любой выигрыш. Шульдих ходил в казино или играл в покер с профессорами, предпринимателями или чиновниками – Брэд вкладывался в ценные бумаги. Шульдих раздувал скандалы, пускал сплетни, уничтожал репутации – Брэд находил компромат, шантажировал или использовал третьих лиц для получения или передачи информации. В такой связке они были почти неуязвимы. Брэд сколотил свое первое состояние уже в колледже, а Шульдих там же и перегорел.
Это партнерство устраивало их обоих, но получив максимальную выгоду и наигравшись, они легко разошлись в разные стороны. Им больше не нужно было вытаскивать друг друга из морально-этического, психологического или финансового коллапса. Но снова встретившись на другом краю света, они не могли не вспомнить о прошлом.
Шульдих спит с кем попало, с любым, кто может доставить ему какого-либо рода удовольствие. Брэд же предпочитает ждать соулмейта – до определенного времени, и то, только потому, что он ничего не может сделать с собственной судьбой в этом отношении. У Брэда нет ни одной метки, и это может означать, что его соулмейт либо еще не родился, либо уже мертв. У Шульдиха же, в конце концов, метки начинают появляться, но он относится к ним так наплевательски, что Брэд довольно скоро прекращает слушать любые рассуждения того на тему соулмейтов. Для Брэда предназначенный кем-то свыше человек – единственное, над чем он не властен. Единственное, что дается бесплатно, во благо и навсегда – и не в его стиле, отказываться от чего-то, что само идет в руки. Поэтому он ждет терпеливо и неустанно, изредка пользуясь услугами элитных проституток или довольствуясь собственной рукой. Шульдих продолжает высмеивать его за это даже спустя несколько лет и в чужой стране, где они снова работают в связке.
Шульдих не гонится за деньгами, славой или положением в обществе – они всегда слишком легко ему доставались. Его интересы лежат в сфере неисчислимого разнообразия удовольствий, которые он может получить и любит получать. Гедонизм чистой воды, но благодаря тому, их возобновившийся симбиоз снова приносит деньги, выгодные контракты и необходимых людей – Брэду не на что жаловаться. И жалеть почти не о чем. Разве что о том, что того, с кем он сам хотел бы создать союз, все нет на горизонте. Или жалеть Шульдиха – который мечется и мучается среди своих многочисленных любовников в поисках одного единственного, при этом с упорством носорога отрицая, что он кого-то ищет. Брэду его действительно жаль – заниматься самообманом глупо, нерационально и чревато последствиями, но это, пожалуй, тот единственный «минус», без которого не бывает «плюса».
Брэд уже даже не надеется на то, что однажды все может резко и круто измениться, но когда это случается, подходит к ситуации с толком и расстановкой. Шульдих, черт его возьми, иногда может быть внезапен, как оторвавшаяся пуговица, летний дождь или диарея, и в такие моменты Брэд предпочитает «держать руку на пульсе» – из-за все тех же последствий, иногда преодолимой, а иногда непреодолимой силы. В студенческие времена их несколько раз почти поймали на «горячем», а все потому, что одному хитроумному ублюдку нужно было засунуть свой язык туда, куда не следует. И этот раз похож на любой предыдущий достаточно, чтобы Брэд не мог его игнорировать.
У Шульдиха новая «блажь», но эта блажь захватывает его сознание почти как наркотик, и Брэд не может хотя бы не поинтересоваться, так ли страшен тот черт, что ему малюют. Именно поэтому он везет его следом за мотоциклистами, а у кондитерской останавливается на целых пять минут – он не ждет, что Шульдих выйдет оттуда со своим соулмейтом, но хочет надеяться, что блажь пройдет так же быстро, как и появилась. Задумавшись, он скользит взглядом по типовой застройке обычного спального района, редким неторопливым прохожим и витринам магазинов и кафе, а останавливается на молодом мужчине, что принимает заказ у курьера. У него бледная кожа, длинная серьга в ухе и очень суровый взгляд – и это ли не тот самый «форс-мажор», который Шульдих иногда «подхватывает», как болезнь? Оказывается – нет, но Брэд не спешит сбрасывать со счетов, очевидно, управляющего этой кондитерской.
И чем больше Шульдих говорит о Кене, тем сильнее Брэд страшится последствий, все еще не в силах выбросить из головы совсем другого мужчину. Что-то цепляется в сознании, что-то не дает покоя, какая-то деталь угрожает их спокойному безоблачному существованию, и Брэд принимается действовать. И он не только посещает кондитерскую, лично оценив и Кена, и управляющего – интерес Шульдиха перерастает в самую настоящую манию, а Брэду приходится прибегать к помощи частного детектива. Шульдих может звать его хоть перестраховщиком, хоть параноиком, но Брэд чувствует кожей, волосами на затылке, кончиками пальцев – что-то с этими двумя совсем не так.
Мания Шульдиха постепенно трансформируется в полноценную одержимость, а вкупе с собранным детективом досье, Брэд выдвигает уже сугубо определенные предположения. Шульдих может сколько угодно звать его наивным, недалеким, романтичным идиотом, верящим в судьбу, но факты говорят не в его пользу. Точнее, они весьма прозрачно намекают на то, что весь тот романтичный бред с предназначенными может оказаться кристально чистой правдой. Теперь останется только проверить владельца кондитерской.
О Ране Фудзимие известно не так уж и много – всего пара ярких событий на фоне пресного: не был, не состоял, не привлекался. Газетная хроника прошлых лет сообщает о крупном пожаре, унесшим жизни четы Фудзимии, а младшую дочь отправившем в кому на три года, – и позже тоже умершую. Рану тогда едва исполнилось 15, и, Бога ради, он – далеко не единственный сирота на этом свете. Выжил, дальние родственники помогли с жильем, учебой и больной сестрой, а потом отпустили в тихое, ничем более не примечательное плавание.
Но чем острее и ярче одержимость Шульдиха тоже далеко не необычным парнем, тем обоснованнее встревоженность Брэда. Кен все больше похож на соулмейта, а Ран… А Ран по-прежнему не спешит покидать чужие мысли. Брэд отвешивает себе мысленные оплеухи, а Шульдиху готов всыпать реальных – не просто соулмейт, а изнасилованный им же соулмейт – что это сделает с сознанием старого друга, он и думать боится. Ублюдок или просто кретин, но любому бы он не пожелал подобной доли. И он даже посочувствует ему, но исправить что-либо может только Шульдих. Который заведен уже до горячки, и в таком состоянии пойдет только ва-банк, рискнув при этом собственным сердцем, жизнью и свободой.
