Оми узнал его сразу – манеру держаться, отстраненный взгляд, тихую немногословную речь – именно таким тот и представлялся перед мысленным взором. Он внимательно прислушался к себе еще раз, проверяя по привычке, но ничего не «екнуло», зато спокойствие и умиротворение оказались заразными. С Наги было очень легко, комфортно и всегда интересно. Общие темы для общения не иссякали, и Оми радовался еще больше, когда они оказались студентами одного университета. Очень скоро Наги стал неотъемлемой частью жизни, товарищем и еще одним очень близким другом.
Очень скоро Наги стал гостем не только в квартире Оми, но и Кена. Он был мягок и покладист, и это, порой, действовало лучше, чем дружелюбность самого Оми – и это же его и подкупило. Очень скоро он не мог представить жизни без своего нового друга, и это был тот момент, когда он остановился, обернулся и наконец увидел то, что искал. По крайней мере, он надеялся, что ему не кажется. Он хотел на это надеяться, ведь никого другого на месте своего соулмейта уже не хотел видеть. И вот тогда наступило время хорошенько обдумать ситуацию, проанализировать и составить хотя бы примерный план на будущее.
Как только он делает это, «розовые очки» сами собой спадают с глаз – такой спокойный, выдержанный, даже замкнутый характер может быть и не был редкостью, но также он мог и не быть результатом воспитания психически здоровых родителей без определенного набора проблем. Доступность Наги в любое время суток – отнюдь не «пунктик» компьютерного гика. Манера речи и молчание – еще не признак большого ума и опыта. За всем этим Оми видит довольно непростое детство, сложные отношения с родителями, почти маниакальный страх одиночества, болезненную прямоту суждений без единого шанса на самообман и отнюдь не стремление спрятаться в вымышленном мире от проблем. Для того – виртуальная реальность – единственный мир, в котором он живет по-настоящему, а реальность – дефолтное существование. Оми совсем не радует то, что он видит, но совсем скоро наступает время подумать о том, хочет ли он, чтобы Наги изменился, хочет ли сам его изменить, хочет ли, чтобы все осталось так, как было. Он вынужден уехать в другую страну из-за болезни матери, и это важнее любых компьютерных игр.
Он не может не замечать, как постепенно Наги открывается ему – не только суждения, чувства или поступки – он подпускает его к себе так близко, как никого до этого – Оми уверен. Он не против тактильного контакта – дружеские похлопывания по плечу начинают пресекаться ответным прикосновением к рукам или спине. Он робко, неуверенно пытается улыбаться, когда не может не отреагировать на чужую особо удачную шутку. Он все чаще звонит и пишет первым, предлагая не только совместные вылазки за лутом или экспой, но и обеды в студенческом кафетерии, когда совпадают лекции, или «набег» на квартиру Кена. Он все чаще смотрит в глаза, в глубине которых Оми видит не тоску и одиночество, а надежду и ростки уверенности в том, что его не бросят, не забудут, не проигнорируют. И поэтому Оми до слез больно уезжать, почти предавая это только зародившееся доверие.
В чужой стране он не может сделать ничего, чтобы избавиться от отчаяния. Может только его приглушить, полностью отдавшись на растерзание бытовым проблемам. Продолжение обучения в другом университете, языковой барьер, разница менталитетов и, конечно же, самое главное – тревога о здоровье матери. Оми разрывается на части, и даже почти не удивлен тому, что связь с Наги обрывается. Невольно, но он все-таки предал. Не смог, не успел, не научился давать людям уверенность в себе и собственных силах. Это отнюдь не то же самое, что заботиться о брошенных животных. Но если Кен мог понять и принять то плохое, что случалось в его жизни, то насчет Наги Оми не уверен. Он ничего ему не обещал и в ответ не слышал никаких заявлений. Но с течением времени, он все лучше понимает, что именно должен был сказать, что сделать и в чем поклясться. Он должен был раньше понять, что эти отношения, эта связь, росли и крепли день ото дня не только благодаря их взаимопониманию. Эта связь была на уровне не сердца, а души. Но они не смогли бы почувствовать ее в одночасье – существуя сама по себе, она еще ничего для них не значила. Они сами должны были наполнить ее смыслом. И время, проведенное в разлуке, стало для этого лучшим подспорьем.
Оми нисколько не обижен на то, что не получает от Наги ответа ни на одно сообщение – он понимает. Он бы и сам не смог признаться, не держа при этом чужую ладонь в своей. Но он не может не волноваться и не может не спрашивать о нем у Кена. А тот поначалу не может ничего сказать, тоже потеряв связь с его другом, а потом только качает головой с невыносимо грустной улыбкой на губах. Это режет Оми без ножа, и он продолжает разрываться на части. От невозможности совместить свою реальную жизнь с ее типичными проблемами и своего соулмейта – продолжение его души, сердца и тела. Все, что ему остается – только надеяться на новую встречу. Через дни, месяца, года – но он абсолютно уверен, что вернется и вот тогда сможет пообещать Наги все, что тот от него захочет, и выполнит эти обещания.
Ждать приходится слишком долго. Оми безумно рад, что с каждым днем матери все лучше и лучше, но не может не огорчаться количеству времени, что он проводит без своего соулмейта. И в конце концов, не выдерживает – хватается за первый же шанс – не дожидаясь выпускного летом, а хотя бы на полгода раньше – на Рождество – сюрпризом и для Наги, и для Кена.
Ему хватает только одного взгляда, чтобы забыть все свои не произнесенные обещания – теперь он просто уверен, что не сможет его отпустить. Не сможет оставить без надежды, без самого себя, без поцелуя… Он наконец-то возвращается туда, где был его единственный дом. Его пристанище, его место в жизни – рядом с половиной собственной души, без которой невозможно даже существовать.
Он плавится и растворяется в этом поцелуе. Он проникает под кожу, в кости, в сердце и мысли. Он становится единым целым, обретая не недостающую часть себя, а сам смысл всего, когда-либо существовавшего. Он видит, слышит и осязает как никогда полно и ярко. Он может полноценно чувствовать, мыслить, дышать только рядом со своим соулмейтом. Это неоспоримый факт, в котором Оми уже не сомневается – ведь на его руках так и не возникают метки, а это значит только одно – Наги принадлежит ему целиком и полностью. Не друг в беде и не умирающих от голода щенок – совсем другой уровень ответственности.
Оми обнимает его до хруста костей, здоровается с Кеном, улыбается, моментально забывая обо всем, что видел, слышал или говорил – весь его мир сужается до одного человека. Который дышит тяжело и поверхностно, который дрожит под его руками и прикрывает глаза, позволяя слезам пролиться. Которому нет нужды проверять свои руки на наличие или отсутствие меток – он знал это наверняка. Чувствовал точно так же, как и Оми. И точно так же, как и Оми, сейчас он может думать только об одном – как никогда больше не расставаться.
Они не замечают, как перебираются на диван – в едином стремлении стать еще ближе друг к другу. Больше прикасаться, больше ощущать, больше чувствовать. Они говорят друг с другом без слов – взглядами, движениями, вздохами. Они понимают и принимают друг друга до конца, до самой последней мысли и эмоции. Такими, какие они есть. Там, где они всегда существовали. Теми, кем они всегда были и будут друг для друга. Ведь они – мир, покой и любовь, разделенные надвое. И это не изменится как бы далеко они ни были. Это останется с ним до самой смерти. Это всегда было и будет единственным смыслом их жизни.
Конец
========== Бонус II ==========
Комментарий к Бонус II
Пейринг: Брэд/Ран
Музыка: Lana Del Ray – “Money, power, glory”
Коллаж: https://disk.yandex.ru/i/R8rG6QtpTzfNCw
***
Шульдих – самодур и повеса. Ловелас и просто хитрый ублюдок. Нарцисс, эгоист и самовлюбленный дурак. Но вместе с тем он обладает врожденной харизмой и хорошо подвешенным языком, что, пожалуй, является его единственными достоинствами. Брэд ненавидит его за это довольно долго. Еще дольше – просто злится, а перегорев, решает использовать эти нетривиальные таланты себе во благо. Шульдих достаточно умен, чтобы понять его схему, но это – взаимовыгодный симбиоз, и в накладе никто не останется. Поэтому тот и не посылает его куда подальше.
