— Но, — твёрдо сказал механик, не отрывая взгляд от капитана. Его лицо вмиг стало жёстче, и парень невольно подумал, что даже не знает, на что именно способен этот человек для достижения собственной цели. И совершенно не хотел это выяснять. И всё же, он должен был сдержать обещание. — Я хочу, чтобы ты кое-что пообещал мне. Я сказал принцессе, что помогу ей вернуться домой. Пообещай, что ты ничего ей не сделаешь, пока она в лагере.

— Надеюсь, ты шутишь, раздери тебя ветра, — прорычал Аллек. — Чем тебе промыла мозги эта девчонка?

Джервис, не моргая, продолжал смотреть на капитана.

— Она может быть в этом замешана, Джервис. Она, или король, или ещё кто. Ты же, бездна, ничего о ней не знаешь!

Джервис опять не ответил, лишь увидел краем глаза, как Амфен положил руку на мушкет, висящий на поясе.

— Боги, Джервис, ты когда-нибудь делал что-то не ради себя, а? — капитан произнёс это с таким лицом, будто от механика воняло помоями. И именно так, он себя сейчас и чувствовал. Он должен был сказать Аллеку то, что тот хотел. Но не мог нарушить данное ранее обещание. — У тебя талант! Я видел это на корабле. Но всю жизнь ты провёл на проклятом заводе, заботясь о тёплой постели и сытном обеде, делая вид, что мир вокруг тебя вовсе не существует! Ты, благодаря своему мастерству, смог бы принести людям пользы больше, чем мои грабежи и разбой. Но даже сейчас, когда у тебя появилась возможность помочь, даже не прилагая усилий, ты вместо города выбираешь смазливую девчонку.

Капитан неприятно оскалился, и на секунду механик подумал, что Аллек плюнет ему в лицо. Но тот лишь придвинулся ближе.

— Что она пообещала тебе? Деньги? Домик получше? Убраться с разваливающегося острова? Или ты такой дурак, что влюбился в неё, а, парень? Я позвал тебя в лагерь, потому что видел в тебе желание сделать что-то хорошее. Поступить правильно.

Он отодвинулся, покачав головой.

— Боги, — Аллек вздохнул, вновь грозно взглянув на механика. — Неужели ты не понимаешь, что именно поставлено на карту? Людские жизни, парень. Если я прав — мэр Олси хочет развязать войну. Войну, в которой погибнут сотни. И это значит, что тебе придётся выбрать сторону.

Джервис молчал.

Видят боги, он не хотел выбирать, не хотел сражаться. Не хотел ничего, кроме как вновь оказаться в собственном ангаре, подальше от Аллека, мэра Олси и даже Пехорро. Но сделав за кем-то первый шаг, не стоит удивляться, когда от тебя потребуют следующий.

— Бездна, хорошо, слышишь? — сдался наконец капитан. — Поможешь мне найти виновников взрыва, и я позабочусь о безопасности девчонки. Не буду лезть ради неё под пули, но в лагере с ней ничего не случится. И знай кое-что, парень, если окажется, что принцесса или её отец замешаны во взрывах на острове…

Джервис прервал его, громко ткнув в карту пальцем.

— Здесь, — произнёс он, глядя в лицо капитану. — Нам понадобиться экипаж. Путь не близкий.

Решение было принято.

Джервис знал, что ему некуда было отступать, некуда было бежать, с того самого момента, как он в это влез. Ведь, как это часто бывает, когда кто-то просит выбрать сторону, на самом деле никакого выбора нет вовсе.

Аллек небрежно высунул руку из окна движущейся повозки и почувствовал кожей прохладный ветер.

Несмотря на начало зимы и настоящую бурю, разыгравшуюся днём раньше, теперь погода была приятной. Облака медленно плыли над головой. Солнечные лучи проникали сквозь серую завесу, освещая улицы Иль’Пхора. Свет отражался от окон и цветных ламп, слепя яркими бликами. Тонким слоем тумана исчезали с мостовой вчерашние лужи. Птицы, которых спугнула непогода, теперь вылетели в чистое небо, создавая кричащую какофонию над городом.

Оба каруса, запряжённых в экипаж, синхронно подняли головы к небу, завидев пролетающий мимо клин, и издали пронзительное «Кар». Даже несмотря на то, что птиц выращивали на островах и ещё с детства подрезали им крылья, в такие дни они вспоминали о небе и свободе, глядя на сородичей.

Капитан привычно не обратил на них никакого внимания.

Погода была умиротворяющей и спокойной, люди сонно плелись по своим делам, не замечая движущуюся повозку, и даже сами улицы города казались Аллеку непривычно светлыми.

От безмятежности, царящей вокруг, тревога в душе капитана ощущалась отчётливее. Мысли роились в голове, будто насекомые. Гнетущие мысли. Он изо всех сил старался разобраться в том, что происходит в родном городе, но раз за разом натыкался лишь на новые вопросы. Он будто искал жемчужину по середине океана, не имея для этого ни навыков, ни инструмента. А хищные рыбы, встревоженные неумелым искателем, кусали его за руки, стоило запустить их поглубже.

«Человек с огнём внутри» — так его назвал пьяница в порту, одетый в мантию слушателя. Почему-то Аллеку запали его слова в память, и он никак не мог выкинуть их из головы. Огонь — символ опустошения и разрушения — вот, что человек увидел внутри него. Огонь, пожирающий всё, что попадается на пути без разбора.

Капитан слышал о племени, живущем на корнях северного Царь-древа, которое поклонялось огню. Эти люди сжигали ветки, радуясь теплу, которое приносило им пламя. Всполохам, ярко-красным, словно солнечный свет смешали с кровью. Они верили, что огонь очищает. Восхваляли его величие и красоту.

Аллек слышал об этих людях, но никогда не понимал их. Огонь — это смерть. Смерть всему живому. В умелых руках, он может стать союзником — дрессированным зверем. Но стоит отвести взгляд и ослабить поводок, как он укусит тебя, а следом проглотит всё, что тебе дорого. Уничтожит без остатка.

Так может ли быть такое, что портовый пьяница был прав? Разглядел внутри Аллека нечто, заставляющее рваться на встречу опасности, несмотря на последствия. Огонь не может думать — лишь уничтожать. Огонь не отличает друзей от врагов, а лишь пожирает всё на своём пути. Он действительно может нести свет и тепло, но стоит ли это цены, которую требуется заплатить.

Порой Аллеку и правда казалось, что он проклят. Казалось, что внутри него живёт что-то разрушительное. Так почему бы не назвать это огнём? Каждая его попытка совершить благо оборачивалась смертью для тех, кто был ему дорог. Каждый раз цена за любое добро, что он совершал, становилась непосильной. И каждый раз он не останавливался — не мог остановиться. В точности, как огонь.

Глядя на безмятежный город, на бредущих по тротуарам людей, он видел лишь страх — свой собственный страх. Что случится, если он не справится? Что произойдёт, если очередная ниточка к мэру Олси окажется пустышкой? Что будет с его городом, если начнётся война?

Он знал, что должен двигаться вперёд — докопаться до правды. Знал, что должен сдержать данное людям обещание. Знал, что должен их защитить. Но не представлял, откуда взять на это силы.

Лишь за вчерашний день он потерял трёх человек, и, боги, сейчас он даже с трудом помнил их лица. А сколько всего погибло людей, выполняя его приказы? Когда-то он знал ответ. Когда-то, но не теперь. Ведь, если бы он решился их сосчитать, то не нашёл бы сил отдать следующий приказ.

Перед глазами вдруг возник образ Венди — лишь образ — воспоминание, растворившееся в ту же секунду. На мгновение он почувствовал запах её волос, прикосновение к её гладкой смуглой коже. Увидел родимое пятно на щеке, улыбку, так редко появляющуюся на лице. Глаза, из которых лишь изредка исчезал упрёк, и он обнаруживал в них неподдельную теплоту. Сейчас — в его воспоминании — тепла в них не было. Лишь боль. Его собственная, бездна, боль.

Это он отправил её следить за принцессой. Он подверг опасности, и он был виновен в её исчезновении. Всеми силами Аллек пытался не думать об этом — не думать о том, что с ней случилось по его вине. Пытался и не мог выкинуть это из головы даже на секунду. Таков был его огонь — тот, что сжигал его изнутри и застилал глаза и мысли дымом. Таков был огонь, которого он и заслуживал.