— Пришли, — наконец вздохнул он с облегчением. Перед ними возвышались три четырехэтажных панельных дома с ржавыми потеками на фасадах. Земля вокруг домов была перерыта и усеяна кучами мусора. На ублюдочных балкончиках сушилось разноцветное белье. Стены домов украшали сделанные из аэрозольных баллончиков картины и надписи. Многие из них были на русском языке.

— «Раки, раки, жареные раки, — прочитал Виктор, прежде чем Лелик втолкнул его в подъезд дома — среднего из трех, — приходите, девки, к нам, мы живем в бараке».

В подъезде было темно и сыро, пахло мочой и жареной рыбой. Вместо отсутствовавшего нижнего пролета лестницы лежали доски.

— Где мы? — спросил Виктор.

— У своих, — ответил Лелик, подталкивая его вверх по доскам. — У меня здесь друзья живут. Художники. Давай, давай, двигай. Нам на третий этаж.

Дверь квартиры на третьем этаже была залеплена картоном с копией картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Правда, вместо симпатичных бурых мишек этот лес населяли грудастые нимфы в разных стадиях раздетости.

— Видишь… — Лелик ткнул пальцем в одну из нимф, которая сидела на поваленном дереве и поправляла чулок. — Это Милка. Профессиональное имя — Мишель. Живет этажом выше. Заходи.

Дверь в квартиру, видимо, не запиралась никогда. Из всяческого хлама, которым была завалена прихожая, выглядывали два раздолбанных велосипеда. Над ними висел портрет Ленина — вождь мирового пролетариата был изображен в феске и с мушкетерскими усами. Откуда-то, вроде бы из ванной, гремела музыка. В большой комнате, окна которой были заклеены газетами, стоял сильно поцарапанный белый металлический стол, явно из уличного кафе. На столе валялись банки из-под пива грязные тарелки, пластмассовые вилки и окурки. Из трехлитровой банки, стоявшей на подоконнике, торчал циклопических размеров кипятильник. Над банкой жужжали мухи. На огромной кровати, у которой одну ножку заменяла стопка растрепанных книг, кто-то, накрывшись с головой, гулко храпел.

— Это не он, — констатировал Лелик, откинув заляпанное красками покрывало и изучив мужскую голову, покоящуюся на животе храпящей девицы. — Пошли дальше.

Их остановил пронзительный визг, и на шее у Лелика повисла вылетевшая из ванной мокрая девушка.

— Лелик, блин, — верещала она, болтая в воздухе ногами и осыпая Лелика звонкими поцелуями, — ты где, блин, был? Я тут засохла без тебя! Ты как, вообще? Ты где, вообще?

Лелик обхватил нимфу, покрутил, как на карусели, и поставил на пол.

— Здорово, Маруся, — сказал он. — Я в Москву летал. Вот вернулся. С приятелем. Познакомься.

Маруся, нимало не смущаясь отсутствием одежды, повернулась к Виктору, протянула ему руку, сказала: «Диана» — и даже изобразила что-то вроде книксена.

— А где Толик? — спросил Лелик, оглядывая комнату. — Мы к нему.

— Толик, скажешь тоже! — Маруся-Диана покрутила пальцем у виска. — Ты чего? Посмотри, который час. Он на работе.

— Ага, — сообразил Лелик, взглянув на часы. — И вправду. Слушай, Манька, мы сейчас на его приборчике малость пошуршим. А ты нам сгоноши чего-нибудь пожевать, ладно?

— Пожевать? — озадачилась Маруся-Диана. — Макароны будете? С кетчупом? Я сейчас. И пиво, кажется, осталось.

«Макинтош» обнаружился в соседней комнате — он стоял на большом столе в окружении бумажных куч. Лелик сгреб бумаги в сторону, пошарил на стеллаже, достал несколько листов бумаги, карандаши, тушь и пристроился на табурете, указав Виктору место на диванчике.

— Поехали, — сказал он. — Попробуем к вечеру закончить.

— А в гостиницу когда? — спросил Виктор, осторожно усаживаясь на диван.

Лелик повернулся на табурете.

— Тебе здесь не нравится, что ли? Ну давай я тебя к Мишель ночевать определю. Она все равно здесь не спит, ее клиенты по гостиницам возят. Или как?

— Или как! — решительно сказал Виктор. — Я поеду в гостиницу, — Ладно, — неожиданно легко согласился Лелик. — Я тогда тоже в гостиницу.

Только сначала давай все доделаем, а потом и поедем.

Наблюдая за тем, как работает Лелик, Виктор прислушивался к голосам в соседней комнате.

— Кого принесло? — допытывался хриплый мужской голос.

— Да Лелик же! — объясняла Маруся Диана. — Лелика помнишь? В прошлом месяце портреты на Банхофштрассе рисовал. Потом еще в «Какаду» сидели. Он с каким-то пиджаком приехал.

— Лелик! — оживленно отреагировал незнакомый женский голос. — Ой, умру — не встану! А ты чего это им тащишь? Ты чего, Манька, оборзела, что ли? Люди с дороги, а ты им одни макароны…

— Так нет же больше ничего, — обиженно отвечала Манька. — И потом, я же не просто так, я их кетчупом сдобрила.

— Ты и вправду здесь портреты на улице рисовал? — спросил Виктор, когда Манька, оставив на полу кастрюлю с макаронами и двумя торчащими ложками, деликатно удалилась.

Лелик, не отрываясь от компьютера, кивнул:

— Делать все равно нечего было. Утром на фабрике появлюсь — и в город. С ребятами познакомился. В пару мест зашел, деньги кончились. Ну, начал рисовать.

То на улице, то в кафе… Нормально платили.

— А эти ребята… Они здесь что делают?

— Кто что. Толик рисует. Стае — который на кровати — на флейте играет, у вокзала. Манька с подружкой поют. Ну и блядуют помаленьку. Всяко бывает…

— А как у них там… паспорта, визы?

— Да никак, — А полиция?

Лелик пожал плечами.

— Выкручиваются как-то. Да здесь особо на это не смотрят. Ко мне подошли один раз, когда я рисовал. Кто такой? — говорят. Я сказал, что у меня паспорт в гостинице. Спросили, в какой. Покрутились и больше не приставали.

— А что это за дом?

— Черт его знает. Вроде под снос. Здесь его «Кошкин дом» называют. А народ заселился, живет пока. Тут кругом наши, из соцлагеря. Этот дом считается русским, слева — там поляки. В третьем арабы какие-то живут. Там жуть что творится, драки все время, режут друг друга. А у нас здесь тихо. Восемь квартир, в каждой человек по пять. Милка, та одна живет. Девки к ней краситься ходят, ну и если клиент попадется, тоже туда. Там у нас вроде как парадная приемная. А что, не нравится?

К вечеру Толик так и не появился. Лелик закончил правку макета, продемонстрировал Виктору результат, скопировал все на дискеты, засунул их в карман куртки и сладко потянулся.

— Ну что, не передумал в гостиницу тащиться? Пошли.

— Вы куда это, на ночь глядя? — влетела в комнату Маруся. — Лелик, что за дела?

— В гостинице ночевать будем, — объяснил Лелик, берясь за сумку. — Завтра загляну.

— Ой! — Маруся даже подскочила от радости. — И я с вами! Я провожу! Я тут такое место знаю, вы просто обалдеете…

— Так, — сказал Платон, окинув взором Виктора, доставленного в офис прямо из аэропорта. — Это сильно. Мы тебя три дня по всем гостиницам искали. Ты что, на помойке ночевал?

— Вроде того, — ответил Виктор, запивая принесенные Полой таблетки. — Вот оттиски. Мы все сделали.

Платон бегло просмотрел оттиски, метнул папку на стол и зашагал по кабинету, засунув руки в карманы брюк.

— У меня к тебе есть предложение, — сказал он наконец. — Тут, пока тебя не было, произошли кое-какие изменения. Жалко, что не удалось с тобой связаться.

Короче, я, скорее всего, из «Инфокара» уйду.

— Это как?

— Так. Не сейчас. Но к следующему лету наверняка. Генеральным останется Муса, а я возглавлю СНК. Предложение следующее. Ты бросаешь свою коммерцию и переходишь в СНК первым замом. Фактически тебе придется все тянуть. На мне будут стратегические вопросы. Сколько тебе нужно времени, чтобы подбить бабки по твоим спорттоварам?

— Подожди, — заволновался Виктор, — такое в одну минуту не решается. Я подумать должен…

— Некогда уже думать, — повысил голос Платон. — Думать надо было, пока мы тебя по всему Цюриху отлавливали.

Он потеребил двумя пальцами лацкан Викторова пиджака. Изделие Хуго Босса было красиво вымазано тушеной капустой и усеяно винными пятнами.