ВП посмотрел на него и ничего не ответил. Помолчал. Потом сказал:

— Вы ведь у меня на приеме впервые? Прошу впредь усвоить — перебивать меня не следует, вы здесь не на семинаре. И приходить надо с бумагой и карандашом. Я второй раз никому ничего не повторяю, а на память рассчитывать не советую. Вот, возьмите чистый лист, ручку и пишите. Завтра оформляйтесь на пару дней в командировку в Киев. Предварительно позвоните, — он заглянул в блокнот, — Рядовичу вот по этому телефону. С ним обсудите содержательные вопросы. Когда вернетесь, составите подробный — подчеркиваю, подробный — план работы на ближайшие полгода. Согласуете с Рядовичем, покажете нашему ученому секретарю и дадите мне на утверждение. Дайте предложения по ставкам, оборудованию — рассмотрим. Есть вопросы? Нет? Ну тогда до свидания.

Когда Виктор уже подходил к двери, ВП остановил его:

— Виктор Павлович, у вас домашний телефон есть? Продиктуйте, пожалуйста. А как зовут жену? Ну хорошо, все.

Так закончилась эта история. Через месяц Виктор был назначен исполняющим обязанности заведующего лабораторией, разместившейся в комнате, где проходил тот самый семинар, и получил в свое распоряжение две свободные инженерные ставки. Пришло время платить по счетам.

— Витя, — сказал Платон, — напиши ВП заявку вот на этого человечка. — Он протянул Виктору листок бумаги На листке были написаны анкетные данные Вики, которая уже месяц трудилась в подмосковном филиале.

— Тоша, — развел руками Виктор, — ее же туда лично Осовский загнал. Ты понимаешь, что это невозможно?

И тут Платон — вероятно, впервые — произнес фразу, которую впоследствии, спустя годы, довелось слышать многим.

— Витя, — сказал Платон, — давай раз и навсегда условимся: слово «нет» ты мне никогда не говоришь. Я ей обещал, что она будет в Институте.

Окончательный расчет состоялся, когда Вика уже была оформлена инженером в лабораторию Виктора.

— Витюша, — проникновенно заговорил Платон, — когда был твой семинар, ну помнишь, тот самый, с киевским гостем, я очень внимательно слушал, кое-что записал, и, знаешь, у меня родилась одна мысль. Я занимаюсь сейчас одной штукой, связанной с оптимальной организацией вычислений при большом потоке задач. Там есть своя арифметика, но с ней все в порядке. Мы это делали с Сережкой Терьяном — помнишь, мы были вместе в Звенигороде? На нашей сегодняшней технике это не реализовать. По понятным причинам. На западной наверняка можно, но мне это неинтересно. А интересно вот что — чтобы эта моя задачка была встроена в машины завтрашнего дня, как раз в те, которыми ты занимаешься. Если у тебя будет хоть одно, пусть самое маленькое, возражение по существу, считай, что разговора не было. Предлагаю вот что. Собираем рабочий семинар, без начальников, только из своих ребят. Мы с Серегой рассказываем задачу. Если она годится для твоих дел, мы доводим ее до финальной стадии, а ты обеспечиваешь мне бумагу от Рядовича, что наша работа принята в качестве одной из компонент твоей машины будущего. По рукам?

Так Платон получил акт внедрения для своей кандидатской диссертации, до защиты которой оставалось четыре месяца.

…В восьмидесятом году Сысоев вернулся из Прибалтики загорелым, похудевшим и полным творческих планов. Правда, загар он приобрел в Крыму, куда ездил с Анютой и Верочкой. Отдых в Алуште не сложился, потому что Верочка заболела, и им пришлось срочно возвращаться в столицу. Но зато позвонили старые друзья из Шяуляя и пригласили приехать недели на две — погулять по лесам, пополос-каться в озерах и вообще отдохнуть. Виктор быстро посоветовался с Анютой, сделал вид, что слышит все ее возражения, принял решение и тут же отзвонил в Шяуляй — встречайте.

Попасть в Шяуляй можно было либо самолетом, либо поездом. Поезд приходил в два ночи, а до хутора, где жил Павел, — час езды. Павел был человеком трудящимся, вставать ему приходилось рано, и не хотелось заставлять его встречать поезд без особой необходимости. Самолет был предпочтительнее, но и здесь возникала проблема: между Москвой и Шяуляем прямые рейсы отсутствовали.

Можно было купить билет от Москвы до Риги, а потом, уже в Риге, купить билет до Шяуляя. Однако получить в Москве какие-либо гарантии, что это удастся сделать, не представлялось возможным. И, конечно, Анюта никак не хотела лететь с четырехлетней дочкой без точного понимания — где они будут завтракать, обедать, переодеваться и ночевать.

Виктор пошел к начальнику аэровокзала, и, на удивление, тот принял его как родного.

— Вы, наверное, не знаете, — сказал начальник, убирая в ящик стола принесенный Виктором коньяк, — но мы к Олимпиаде, то есть не мы, конечно, а Аэрофлот, разработали и внедрили новый вид услуг. Это раньше нельзя было купить в Москве билет от Риги до Шяуляя. А теперь — можно. Вам надо только обратиться в седьмую кассу, я никаких проблем.

Зачарованный воркованием начальника, Виктор пошел в седьмую кассу, где действительно без всякой очереди купил билеты от Москвы до Риги и на тот же день билеты от Риги до Шяуляя. Девушка в окошке, любезно улыбаясь, взяла деньги, выдала билеты и объяснила, что в Ригу они прилетят в 14 15, а самолет до Шяуляя отправляется в 18.45. И они никуда не должны спешить, потому что багаж перегрузят без их участия. Московская регистрация действительна.

Единственное неудобство заключается в том, что разница между рейсами — более четырех часов, зато они будут в Шяуляе в восемь вечера, что намного лучше, чем при поездке по железной дороге. А как провести четыре часа в Риге, вы не хуже меня знаете, правда?

Виктор знал. В Риге ему приходилось бывать неоднократно, но без Анюты, и он очень хотел показать ей город. Кроме того, в эти четыре часа можно было уместить обед в ресторане «Вей, ветерок». С улицы туда не очень-то пускали, но Виктор был знаком с директором. И он точно представлял себе меню — малосольная форель с тонкими колечками репчатого лука и не виданными в Москве маслинами, роскошный мясной бульон, который нельзя ни солить, ни перчить, чтобы не обидеть шеф-повара, бараньи котлетки, творожный пирог. И по рюмке коньяка. А Верочке подадут тот же бульон, но в маленькой чашке, вместо творожного пирога — оладьи с медом и еще апельсиновый сок. В Москве так не кормят нигде. Потом можно будет взять такси — вызовет официант, там это делается быстро, — вернуться в аэропорт и улететь в Шяуляй.

Анюта сдалась.

Получив ее согласие, Виктор позвонил Павлу и сказал, что встречать их надо в восемь вечера в аэропорту, пусть готовит баню А Анюта стала собирать разобранные было чемоданы.

В субботу, в день вылета, Виктор, Анюта и Верочка выгрузились у здания Московского аэровокзала Виктор побежал выяснять, откуда в положенное время отходит автобус в Шереметьево-1. Все окошки в аэровокзале были закрыты, единственный попавшийся под руку милиционер был совершенно не в курсе дела.

Начальника, в связи с выходным днем, на месте не оказалось, так же как и его замов. Из всех касс по продаже авиабилетов была открыта только одна, и сидевшая в ней откровенно скучавшая женщина сказала:

— Вы что, гражданин, газет не читаете? Сегодня же олимпийский огонь по трассе несут. Какие автобусы? Все движение перекрыто.

Виктор понял, что влип. Против олимпийского огня, особенно с учетом международной обстановки, обострившейся вследствие братской помощи Афганистану, возражать было совершенно немыслимо. Выглянув в окно, Виктор увидел, что на Ленинградском проспекте, уже совсем рядом с аэровокзалом, начинают выстраиваться милицейские кордоны. Да и само здание аэровокзала было симптоматично пустым. Однако вернуться к Анюте и объяснить, что поездка в Шяуляй откладывается, Виктор, конечно, не мог. Тем более что видимая невозможность перенестись отсюда в Шереметьево вовсе не означала, будто самолеты прекратили летать.

Отвернувшись от кассы, Виктор потер подбородок, думая, как лучше поступить, и встретился глазами с малозаметным человеком в белой сетчатой футболке.