– Да, нам известно! – взвизгивает вдруг блондинка, и угрюмый журналист, затянутый в черную одежду, с начала программы не произнесший ни слова, смотрит на нее с презрительным недоумением.

– Мало ли что повышает частоту сердечных сокращений, – широко улыбается врач, одетый как настоящий. – Даже короткая утренняя пробежка. Но это же не значит, что пробежки должны быть запрещены?

– К чему эти нелепые сравнения? – хмурится недоврач. – Я не понимаю. Вы всерьез? Какая пробежка вызывает такой дикий выброс адреналина? Если только бег от стаи бешеных собак.

Настоящий врач сияет, как луна над помойкой. Я соскребаю со стенок банки подсохшее сгущенное молоко. Притворяюсь, что мне интересна эта передача, что я в принципе еще способна испытывать интерес. Но чувствую только голод. Внутри пустота, и мне не удается ее заполнить.

– Мы живем в предельно угнетающем мире, – разливается настоящий врач. – Тратим дни на постылую работу. После нее плетемся домой, включаем телевизор, и все, что мы слышим и видим, – новые и новые преступления, катастрофы, несчастья. Людям необходима отдушина. Простой способ расслабиться.

– Этот способ может оказаться фатальным, – возражает недоврач. – На данный момент закрепилось убеждение, что синие таблетки не наносят ощутимого ущерба здоровому человеку. Что весьма опрометчиво, учитывая, что речь идет о химическом соединении с неизвестным составом. По сути, это кот в мешке. Почему до сих пор не проведен химический анализ? В любом случае в «семенах» содержится вещество, изменяющее психическое состояние человека, галлюциногенное вещество. Разве одного этого недостаточно, чтобы признать их наркотиком? В какой цивилизованной стране наркотики разрешены к свободному распространению?

Настоящий врач издает скептическое хмыканье.

– Вы радикальны, мой дорогой друг. Разрешены? Это слишком сильно сказано. Если «семена» не находятся под запретом, это еще не значит, что они разрешены. Да и покажите мне страну, в которой запрещена продажа сигарет, хотя вред курения давным-давно доказан. Здесь, в Роане, курят девяносто процентов взрослого населения. Вы курите? Уверен, что да.

Я вспоминаю дурацкую привычку Янвеке курить в кухне. Дым расходится по всему дому. Я сто раз просила выходить на улицу или хотя бы раскрывать окно во время курения, но он игнорирует мои просьбы. Подозреваю, он делает это нарочно, чтобы позлить меня. Он же знает, что это вредно для моего ребенка и что я ненавижу сигаретный дым, улавливая его запах даже в малейшей концентрации. Он издевается надо мной, и это доставляет ему удовольствие. Моя сдержанная неприязнь преображается в ненависть.

Теперь говорит женщина в зеленом. Она выглядит усталой и рано постаревшей. Кожа на веках и вокруг глаз похожа на бумагу, которую сначала смяли, а потом разгладили, оставив следы сгибов. На ней темно-зеленый костюм, на вид неудобный и жесткий. Мне приходит в голову, что кроме недоврача и, может быть, журналиста, участники дискуссии и на людей-то не очень похожи.

– В последнее время ко мне как к психотерапевту все чаще обращаются люди с депрессивными расстройствами. Людям действительно нужна разрядка, разгрузка. Мы живем в непрерывном стрессе. Многие вынуждены принимать антидепрессанты. В конечном итоге мы просто стоим перед выбором – не одни таблетки, так другие.

Журналист точно очухивается от зимней спячки и заговаривает неожиданно бодро и громко:

– Слова настоящего профессионала, – его губы расползаются в ухмылке. – Вы не в состоянии улучшить психическое состояние ваших пациентов. Зато, закидав их таблетками, можете без особых усилий со своей стороны ввести их в блаженное состояние «мне все по…»

Окончание последнего слова запикивают – цензура. Ведущий, сидевший до того нога на ногу, заметно оживляется. Я чувствую волну тошноты и прекращаю есть.

– Тоже мне, нашли суррогат счастья, – угрюмо продолжает журналист. – Дурман не решает проблемы. «Разрядка, отдушина». Вы вообще слышали, что вам говорили? – журналист подбородком указывает на недоврача. – Что бы там ни было в этих таблетках, оно не успокаивает, даже если и создает иллюзию умиротворения. Напротив, вызывает состояние, сходное с паникой.

Недоврач заметно рад поддержке.

– Этот наркотик изнашивает наш организм, – кивает он. – Одна таблетка не способна довести до летального исхода, верно. Но кто останавливается на одной?

Угрюмый журналист трет шершавый подбородок.

– У меня возникают серьезные опасения, что здравый смысл давно мертв в этой стране, – вздыхает он. – Видимо, его сбила одна из тех машин, что вечно прутся на красный свет. Вы не понимаете? Пока обсуждается всякая ерунда и химический анализ откладывается по надуманным поводам, по стране беспрепятственно распространяется опасный наркотик, и чем чаще я слышу о его мнимой безвредности, тем чаще я задумываюсь…

– Его опасность значительно преувеличена, – встревает настоящий врач.

– Да заткнитесь вы уже, – перебивает его тот, который менее настоящий. – Разливаетесь соловьем. Вам как будто платят за ваши старания.

– Точно, как будто платят, – повторяет брюнетистая блондинка. Она напрягается, совершая мощное мыслительное усилие. – Откуда они вообще взялись, эти дурацкие таблетки?

Все устремляют на нее потрясенные взгляды. Даже сонный ведущий. В глазах угрюмого журналиста я вижу изумление и вопрос: «Она обрела разум?»

Мне не понятен их внезапный интерес, и я не пытаюсь объяснить его себе. Меня отчаянно мутит.

– Очень хороший вопрос, – хвалит блондинку журналист и снова трет пальцами колючий подбородок. Удивленная похвалой блондинка раскрывает глаза шире, ее темные радужные оболочки искрятся довольством. Она бросает на журналиста изучающий взгляд, вероятно в этот момент впервые замечая, что он мужчина хоть куда, несмотря на его утомительную мрачность и опухшее лицо, выдающее, что касательно алкоголя он не так категоричен, как в случае с «синими семенами». – Действительно, откуда? – продолжает журналист. – Кто их разработал? С какой целью? Конечно, деньги – это всегда одна из причин. Но стоимость синих таблеток слишком низка, чтобы считать финансовый интерес основным.

– Не впадайте в паранойю, – ехидно советует настоящий врач. Он улыбается, но его глазки злобно поблескивают, что смотрится странно на добреньком круглом лице.

– А вы не ставьте мне диагнозы. Для этого у нас есть психотерапевт. Хотя диагнозам конкретно вот этой я не очень доверяю.

Слово за слово, они переходят от спора к склоке. Журналист объединяется с ненастоящим врачом, и вместе они набрасываются на настоящего врача. Ведущий пытается сохранять нейтралитет, но по некоторым его репликам становится ясно, что настоящий врач не так одинок на поле битвы, как может показаться. Блондинка не может определиться, с кем она, и, решив изобразить из себя объективность, перебирает все известные ей факты о «синих семенах», умнея прямо на глазах, что приводит журналиста в восторг, а остальных – в замешательство и ужас. Зеленая психотерапевтичка сидит напряженная, с выпрямленной спиной, точно палку проглотила. Ее рот сжат в ниточку. Поразительно, до чего же уродливые женщины существуют в этом мире.

Я уже не слушаю их. Утаскиваю свое безобразное тело в туалет, опускаюсь на пол возле унитаза. В перерывах между приступами рвоты я ставлю локти на сиденье унитаза, подпираю подбородок ладонями и думаю о жизни, которая, как я уже определилась, дерьмо. Когда блевать становится нечем, я перемещаюсь в крошечную ванную и пытаюсь привести себя в порядок. Ноги слабые, колени дрожат. Живот кажется невыносимой ношей, и капли пота, теперь холодного, ползут по спине и бедрам. Я промываю рот, чищу зубы. Ополаскиваю лицо холодной водой и смотрю на свое отражение в зеркале, окрашенном по краям ржавчиной. Глаза красные, как у белой крысы. Такое измученное лицо, точно я не беременна, а смертельно больна. Янвеке прав, я действительно отвратна.