— Да. — Пришлось согласиться, хотя Юле было бы проще проглотить старую галошу, что валялась у дачного крыльца.

— Симон злится?

— Да. — Он злится, еще как злится!

— Ты не знаешь, кому уделять внимание в первую очередь: мужу или сыну, но при этом все твое время отнимает учеба?

— Да… откуда ты знаешь? — отпрянула Юля, уставившись на Юрия… Борисовича. В экстрасенсов она не верила категорически, в ясновидение тоже.

— Мир придумали задолго до нас, Юля.

— И что мне делать? — растерянно произнесла она в ответ. От чего больше — от собственной нечаянной откровенности или от прозорливости Юры, — не совсем понимала. Ерунда какая-то.

— Идти к своей настоящей мечте и… уделять внимание мужу в интимном плане. Для молодого мужчины это едва ли не самый важный фактор в жизни. Состоятельности, если хочешь. Занимайся с ним любовью так часто, как только сможешь, и он искренне не заметит твою учёбу. Начнет сам помогать с Кимом. Не насилуй себя, не заставляй, но попробуй иногда уступать, когда не слишком вымотана или не в слишком дурном настроении. Симон хороший парень, действительно любит тебя, помоги ему.

— Любит? — засомневалась Юля. Не очень-то похоже на любовь, хотя и в глазах мужа поступки Юли не выглядели действиями любящей жены.

— Юля, я видел вас всего пару раз, но не нужно быть экстрасенсом, чтобы увидеть, что Симон искренне любит тебя. Сейчас он страдает от потери твоего внимания. Обычная проблема для первого года ребёнка, не вы первые, не последние. У Кима есть бабушки, дед, а Симону необходимо почувствовать, что ты его любишь так же, как до рождения сына.

— Но мне тоже необходимо почувствовать! — возмутилась Юля.

Разве она не имеет права почувствовать любовь мужа? Хотя бы тот самый, растиражированный пик удовольствия от секса! Если раньше она получала удовольствие от неспешности взаимных ласк, растянутого на время удовольствия, то с рождением Кима лишилась и этого. В любое время сынишка мог закапризничать, разораться, приходилось спешить, заниматься любовью впопыхах, и Юля лишилась даже толики привычного удовольствия.

— Ну, может в процессе, — Юрий развёл руками, — ты и почувствуешь, понимаешь, о чем я?

— Вряд ли, — невольно фыркнула Юля.

— Отчего же? — тон Юрия был таким, словно они сидели не в полутёмной комнате — он, прикрывающий ноги одеялом, потому что, скорее всего, был без брюк, и она — в халате с брызгами от приготовления еды и детского питания. Словно они сидели в кабинете с мягкими креслами, большим столом, а сам Юра был одет в белый халат. Такой тон приносил успокоение, давал ощущение отстраненности от ситуации. Говорить с врачом, даже на совсем интимные, неловкие темы Юля уже научилась. Понятие профессиональной этики с некоторых пор перестало для нее быть пустым звуком.

— Я неумеха, — тихо-тихо ответила она, буркнув признание в собственные ладони.

— Кто ты? — опешил Юра.

— Неумеха. Я не умею… Ничего не умею, — болезненно краснея, призналась Юля.

— Подожди, я сейчас говорю про секс, а ты про что? — хмурясь, уточнил Юрий.

— Вот это я и не умею. Совсем. А ещё я толстая, у меня живот мягкий стал после Кима… И ноги… И мышцы похожи на желатин. Я сама как желатин, без умений! — Юлю понесло — наверное, просто невозможно бесконечно держать боль в себе.

— Господи. — Взгляд Юры пробежался по стройному телу Юли, задержался на груди, которая выглядывала из выреза халата, на стройных ногах, с ровными коленками, очевидно плоском животе и тонкой талии. — Юля, ты не толстая! Ты взрослая женщина, очень умная женщина! Откуда такие мысли, а? Сколько ты весишь? — не скрывая удивления, спросил он.

— Пятьдесят шесть, — пробурчала Юля.

— Отлично, с твоим-то ростом! Самая нижняя планка нормы! Разве ты толстая?

— Мне мал сорок второй размер одежды, — привела свой аргумент Юля.

— Прости меня, Юля, я тебе скажу как мужчина. С такой грудью, у тебя не может быть сорок второй размер! У тебя хорошая, сформировавшаяся грудь, полная, округлая. Любая женщина отдала бы за такую грудь душу дьяволу. Выбрось-ка глупости из головы. Сомни и выбрось! Честно говоря, я никогда не встречал таких красавиц, как ты, а я с женщинами работаю. Юль, как в твоей умной голове могут появляться такие на редкость глупые мысли… — Юрий покачал головой, очевидно осуждая Юлю.

— Но это всё равно не меняет того, что я неумеха, — защищая собственную позицию заявила Юля.

— Ладно, давай так: в любых отношениях кто-то ведёт, а кто-то ведомый. Кто-то более опытный, кто-то менее. У вас опытней, очевидно, Симон. Может, тебе следует слушать его? Хотя бы прислушиваться к нему… и к себе заодно, — последнее Юра подчеркнул особо.

— Но я не могу!

— Так только кажется, — отрезал Юра.

— Он… он… он хотел… — Господи! Ведь не расскажешь постороннему человеку всего-всего!

— И что же он хотел? — максимально нейтрально уточнил Юрий Борисович.

Каким образом он буквально на глазах преображался из обычного собеседника во врача и обратно, Юля не смогла бы сказать, но она видела, чувствовала эту грань и рефлекторно следовала за ней.

— Минет и… вот это… женщине.

— Твою маковку… и что? — воскликнул Юрий. «Что» буквально повисло в воздухе, требуя незамедлительного ответа.

— Это не грех? — молниеносно отреагировала Юля.

— Час от часу не легче! Юль, мне кажется, ты кладезь для психолога. Не грех! Ну, какой грех? Ты верующая? Только честно, прислушайся к себе внимательно, ты верующий человек? — выдал Юра.

— Наверное, нет, — пришлось признать Юле. Когда она последний раз была в церкви? Причащалась? Исповедовалась? Помнила ли молитвы? Она дорогу туда забыла!

— Понимаю — стыдно или неловко, или даже неприятно, но грех… Это-то кто тебе сказал? — продолжал давить Юра.

— Бабушка всегда говорила, что чувственные проявления греховны… — пробормотала Юля. Всю осознанную юность она действительно слушала рассказы об аде, куда непременно попадают блудницы, считающие, что секс предназначен для телесного удовольствия, а не для продолжения рода. С одной стороны Юля понимала всю абсурдность этого заявления, с другой — отчаянно верила, что любое отступление от традиционных представлений о сексуальности и есть самый настоящий, тяжкий грех.

— Бабушка? Твоя бабушка? Та, что была главным инженером на тракторном заводе? Юля, её в один момент лишили страны, веры в победу коммунизма и марксизм с ленинизмом. Она уверовала в Бога, потому что человеку нужно верить хоть в овсянку. А ещё на её глазах росла на редкость красивая внучка, вырви глаз красавица. Уверен, она дни и ночи думала о том, как бы ты в подоле не принесла! Сходи-ка ты к священнику, поговори по поводу греха, я не силен в теологии. Феноменально просто! — последнюю фразу Юра воскликнул, ни чуточку не стесняясь.

Юля продолжала слушать, кусая губы, успела даже пожалеть, что вообще разоткровенничалась.

— Значит, давай подведем итог. Ты абсолютно точно не толстая и не похожа на желе. То, что просит твой муж, — абсолютно точно не грех, и ты либо разберешься с этим, либо потеряешь мужа. Я тебе дам контакты специалиста, такое из головы за один раз и без посторонней помощи не вытравишь. Но давай-ка начни с малого: с внимания к мужу. Да-да! — прямо заявил он в округлившиеся Юлины глаза. — С этого самого внимания. Нет, в анатомичку она ходить может, а минет делать религия не позволяет! Театр абсурда.

— Я не знаю, как… — не зная, что ответить, зачем-то пролепетала Юля.

— Юленька, ты очень красивая женщина, но я не могу тебе показать. Я женатый человек, твой врач, уверен, меня за это сошлют в специализированный хирургический ад.

— Я… я не… Теперь моя очередь говорить: «Господи», — встрепенулась Юля.

— Посмотри фильмы… — Юра, похоже, отошел от первого шока и уже забавлялся ситуацией. — Да, да, те самые. Порнография называется. Уверен, у мужа твоего есть парочка.

— Есть.

— Вот и посмотри.

Юля прятала лицо в волосах и заламывала руки. От стыда, охватившего ее, она даже здраво мыслить не могла. Вряд ли помнила собственное имя, имя собеседника или собственного мужа. Юра неожиданно притянул её к себе, усадив на колени, как когда-то давно, перед операцией.