«Всё на удивление славно, - подумал Фридерик, в очередной раз лобызаясь с кем-то из Ёйлов-Пойлов. - Но почему нет веселья в душе? Почему на этом празднике весны я чувствую себя чужим? Может быть, потому, что какая-то неприкрытая фальшь чувствуется в сладострастных выступлениях Верховного Старосты. Он явно что-то не сказал или сказал не всё…» И в который раз Фридерик стал корить себя за то, что не послушался матушки, когда говорила она ему: «Ничего хорошего на этом сходище тебя не ждет, так и незачем зря время на это тратить».

Короче говоря, к тому времени, когда первые длинные тени стали падать на улицы города, и уже зажглись праздничные фонарики, Фридерик впал в полную меланхолию, от которой, быть может, его и могли бы излечить его же приятели, но последние где-то затерялись среди всеобщего веселья, плясок и песнопений…

Потому-то так и случилось, что в то время, когда большинство жителей сказочного Залучья придавались плотским утехам, а попросту говоря, пьянствовали и дебоширили посреди благопристойного городка Бринбурна, Фридерик Брускинс, даже не откланявшись, отправился восвояси на ночь глядя и куда, как говорится, глаза глядят. А глаза его глядели в сторону родного дома…

Перейдя по скрипучему, но крепкому мосту полноводную по весне речку Игристую, Фридерик ступил на разъезженный Южный тракт. После зимы песчаная почва была еще не в меру сырой, и пыль еще не подымалась из под ног тех, кто странствовал местными дорогами. Зато следы хорошо отпечатывались на влажном песке. И хоть опасаться было некого, юный хоббит, послушный древним инстинктам, пройдя немного по тракту, свернул с прохоженной дороги и долгое время плелся параллельно тракту по твердой, каменистой земле.

Достигнув Развилки, где начинался Восточный тракт, Фридерик ненадолго остановился и задумался. Конечно, идти Южным трактом до Люберии, а потом свернуть к дому, было проще и легче. Но дорога была унылой, солнце уже давно скрылось за горными отрогами и, глядишь, вот-вот стемнеет. Ночевать же вблизи тракта почему-то не хотелось…

Подкралась было мыслишка, не вернуться ли в Бринбурн, пока не поздно, но Фридерик ее мужественно отбросил. Если уж принял решение, учила матушка, то следует его выполнять! Так всегда поступали Брускинсы!

Кинув последний взгляд на дорогу, что вела назад, в Бринбурн, Фридерик вздохнул, повернулся и решительно ступил на едва заметную тропку, что уходила вправо от Южного тракта и вела к Заячьим оврагам и далее вдоль извилистого русла речки Игристой к Лисьей горе. А там и дом рядом. Тропу эту знали немногие…

Угасли последние отблески ушедшего дня, звезды заполонили большую часть небосвода, когда, наконец, Фридерик достиг знакомой площадки под каменистым уступом, где ему приходилось останавливаться на ночлег и ранее.

Где-то внизу, в ущелье, шумела невидимая Игристая. Под каменьями были припасены хорошо высушенные дрова. Несколько больших валунов скрывали стоянку от глаз непрошеных гостей (хоть и откуда тем взяться?). Здесь Фридерик чувствовал себя защищенным! Он развел небольшой костерок, достал из котомки припасенную снедь, расстелил одеяло и, наблюдая за веселым танцем пламени, некоторое время неспешно поглощал унесенные со стола копчения, запивая их пивком.

«Как здесь спокойно», - подумал он, прислонив голову к плоскому камню, завернувшись в козье одеяло и радуясь теплу, которое медленно разливалось по телу. Костер догорал, в наступившей ночи лишь тлеющие угольки да взлетающие редкие искорки едва освещали ближайшие валуны и голые ветви кустарника…

Чувствуя, что уже засыпает, Фридерик напоследок высунул голову из-под одеяла и, как положено «правильному хоббиту», перед сном оглядел окрестности и прислушался.

Ничего особенного… Внизу монотонно шумела река, тени камней были едва различимы в свете неярких в эту пору года звезд. На небосводе мелькнула и тут же погасла одинокая падающая звездочка. «Странно, - подумалось Фридерику, - в это время я ни разу не видел падающих звезд…»

Он приподнял голову и отметил про себя, что небо на юге вдруг озарилось красноватым заревом - то ли отблеск дальних пожарищ, то ли восходит «кровавая луна», что обычно не предвещало ничего хорошего.

«Ну и пусть», - махнул рукой хоббит, и через мгновение уже спал, накрывшись с головой теплым лёжником.

========== Глава 2. Непрошеная ноша. ==========

Лучи солнца еще не коснулись нависших над горными хребтами облаков, но Фридерик уже проснулся. Под утро стало зябко даже под теплым лёжником. Впрочем, спал он отменно, хоть и привиделся ему странный сон.

…Приснилось ему, что парит он над заснеженными вершинами гор. Ярко светит невидимое солнце, вековечные хребты простираются во все стороны и не видно им конца. Теряясь в легком тумане, вырастают из морозного воздуха могучие скалы, глубокими тенями прорезают гранитную твердь бездонные ущелья. Ни единой живой души не видно в округе… Лишь сияющие под лучами солнца снега, серые утесы, синее небо и одинокая башня на самом краю зияющей бездны… Медленно, очень медленно загадочное сооружение, созданное нечеловеческими руками, само приближается к нему. И вот уже в застывшем воздухе проступают пустые глазницы бойниц, грубая, растрескавшаяся кладка стен, черный провал вместо ворот и остатки легкого, ажурного моста, что некогда был переброшен через бездонную пропасть… Почему-то эта дивная картина страшит его, наполняя душу странными предчувствиями. Кажется, что он уже здесь бывал. И очень недавно…

Проснувшись, Фридерик еще какое-то время лежал, пытаясь запомнить дивный сон - ничего подобного ему раньше не снилось. «Вот как будет здорово рассказать про это ночное видение друзьям при встрече!»

Впрочем, хоббит быстро вернулся к реальной жизни. Как известно, солнце недолго гостит в весеннем небе – деньки, по-прежнему, коротки, а следовательно, нелишне бы поторопиться. Потому, в припрыжку спустившись по крутому склону к Игристой, он немного поплескался в чистой, горной воде, хоть холод и пробирал до костей. Пробежался до ночной стоянки, разогревая ноги и руки, наспех позавтракал, не разводя костра, собрал свою котомку и, забросив ее за плечи, тронулся в путь. Путь же предстоял неблизкий. Если повезет, лишь поздней ночью доберется он до своего дома…

Вначале Фридерик двигался по тропе достаточно быстро - подгонял еще и холодный утренний ветерок. Вскоре Заячьи овраги остались позади. Когда же солнце поднялось над горизонтом и руки ощутили прикосновение теплых лучей, идти и вовсе стало весело! Хоббит даже затянул старую походную песню, которой его научил отец.

Отец…

Фридерик сбавил темп, вспоминая отца. Даже приостановился. «Странно, - подумал он, - я почти его не помню…»

Ему было не более десяти лет, когда орда северинов вторглась зимой в Восточный удел в надежде на легкую наживу. Тогда ныне здравствующий Верховный Староста Крол собрал дружину из двухсот добровольцев, возглавить которую вызвался Ольрик Бриндезайк. Северинов встретили на льду речки Сулы и разбили наголо. Многих хоббитов покалечили (даже родной брат Старосты тогда лишился одного глаза), но погибли лишь трое. Одним из погибших был его отец. Может быть, тогда Фридерик впервые почувствовал, что окружающие говорят неправду. Он был мал; всем хотелось утешить его и поддержать мать, но в словах родни не было искренности. Как не было искренности и в давешней речи Старосты Крола. Но почему-то никто не обратил на это внимания. А может быть, никто и не хотел этого замечать, поскольку куда больше всех занимало предстоящее угощение? А может быть, все это заметили, но никто не захотел это обсуждать? Вопросы, вопросы…

Фридерик вновь двинулся вперед, продолжая думать о своем и рассеяно поглядывая по сторонам…

Так, незаметно, хоббит одолел большую часть пути. Солнце уже катилось к западным отрогам гор. Слева мелькнула и исчезла какая-то пичужка, на южном склоне Дикого оврага зазеленел и вот-вот распустится первоцвет. Камни под ногами попадались все более крупные. На них уже проступила предвечерняя влага, а значит, надо идти аккуратнее и внимательно смотреть под ноги…