- Проснитесь, господин Булкинс, - произнесла тень.

- Я не Булкинс, - возразил Фридерик.

- Простите, сударь, я подумал… Мне показалось, что ваши друзья…

- Это у них шуточки такие… - угрюмо пояснил Фридерик.

- Простите еще раз, господин… Э-э…

- Брускинс…

- Очень приятно. Прошу вас за мной…

Фридерик нехотя поднялся. Первые несколько шагов дались ему с немалым трудом. Глаза, казалось, были засыпаны песком. Но всё же он мужественно проследовал за своим провожатым во двор и остановился перед амбаром, к стене которого была приставлена деревянная лестница.

- Прошу, господин… э… господин Брускинс, - произнесла тень, учтиво подталкивая хоббита к лестнице.

С превеликим трудом Фридерик преодолел с десяток футов шаткого, поставленного почти вертикально, скрипучего, грозящего в любой момент развалиться сооруженьица и рухнул в шуршащее, удивительно ароматно пахнущее, хоть и сыроватое после зимы сено. Проваливаясь очередной раз в небытие, он краем глаза отметил, что рядом, свернувшись калачиками и прижавшись друг к другу, мирно посапывают Томми и Мерик.

Проснулся Фридерик поздно. Приоткрыв глаза, он сразу понял, что спал непростительно долго. Солнце вовсю пробивалось сквозь щели рассохшейся крыши, наполняя светом капельки утренней росы, застывшей на тонких стебельках засохших трав. Где-то мычала корова, похрюкивали свиньи, кудахтали куры, неподалеку незлобно лаяла собака. Несло знакомым запахом свежего навоза.

Сев и сладко потянувшись, Фридерик заметил, что Мерик продолжает безмятежно спать в самом углу сеновала. Томми видно не было, но откуда-то снизу доносилось громкое сопение и плеск воды.

Попытавшись кое-как растолкать приятеля – безрезультатно - Фридерик без особых трудностей спустился на небольшое подворье, в центре которого стояла бочка с чистой дождевой водой.

- Ох, это ж надо же…ж… - ни к кому конкретно не обращаясь, изрек Томми. Упершись руками в бочку, он в очередной раз окунул голову по самые плечи в холодную воду. Потом, выпрямившись и отфыркиваясь, как заправский дворовой пес, долго еще трусил копной русых волос, разбрызгивая по всему подворью переливающиеся под лучами утреннего солнца капли воды.

- Что, худо? – понимающе поинтересовался Фридерик.

- Ох, не то слово, приятель…

Приятель тем временем решительно оттеснил неудачливого гуляку от бочки и тоже окунул голову в прохладную воду. Вымылся, пофыркал…

- Поч…чему м…ня не разбудили? – раздался за спиной приятелей сонный голос Мерика. Послышался скрип деревянной стремянки, потом треск и, наконец, глухой звук падения. Фридерик резко обернулся.

Мерик возлежал плашмя в куче конского навоза, глаза были выпячены, вид обалдевший… В волосах запутались остатки сена и мелкие щепки.

- У-у… - произнес он, наконец. – Чёртов Дрого… Решил меня изувечить, м-мерзавец…

Всласть отсмеявшись, Фридерик с Томми подняли на ноги своего товарища по несчастью.

- Повезло тебе, сударь, - заметил Томми.

- Это п-почему? - поинтересовался Мерик.

- Повезло, что под сеновалом был конский навоз, а не коровий…

Позже, уж совсем проснувшись и малость придя в себя, приятели оседлали угловой столик в трактире, дожидаясь, когда же принесут долгожданный завтрак.

- Это с какой стати вы так налакались давеча? – негромко осведомился Фридерик, оглядываясь по сторонам. – И не совестно? Чай, весь Бринбурн уморили… Срам! Нет на вас моей матушки… Ох, и задала бы она вам перцу!

- Да ладно… Нечего нас матушкой пугать! - отмахнулся Томми, отвернувшись к стене. – Тоже, невидаль…

- Понимаешь, мы тут торчим, как дурни, поди, уж четвертый день. Скукотища редкая… - взялся в полголоса оправдываться Мерик. - То ли дело у нас в полесье! Захотел, махнул в горы или леса! По лугам погулять - эх! - одно удовольствице. Рыбку половить на Сонной реке… Или, как в прошлом году, на Муторное озеро смотаться на недельку-другую…

- Эт-та точно… - потягиваясь, согласился с приятелем Томми.

- А здесь – что? Там дома, тут дома, городьба вокруг… Народа тьмуща… Мы, как пришли в город, далеко не ходили… А чего, ходить-та? Сразу этот трактир заприметили, и сеновал облюбовали… Старик Дрого – он ничего, порядочный, вроде бы. Много с нас не брал… Да вот только куда деться? Утром трактир, днем трактир… Вино здесь, знаешь, приятель, не то, что у тебя в «Люберии»… Нектар, а не вино! Пиво тоже ничего… А что делать-та?.. Ну да ладно, - Мерик глубоко вздохнул. - Повеселились – и будет…

- Да ладно, всё нормально… - примирительно произнес Фридерик, махнув рукой. – Обидно за вас только…

- Эх, молодежь-молодежь… - укоризненно произнес Толстый Дрого, подходя к столу с подносом в руках (впрочем, по меркам хоббитов был он не таким уж и толстым). На подносе призывно дымились вареная картошечка и баранье рагу с тушеной капусточкой. Глаза молодых хоббитов загорелись.

- Эх, да разве ж так раньше жили-то? – ставя на стол долгожданное угощение, продолжил, меж тем, Дрого.

- А как шили? – засовывая в рот целую картофелину, поинтересовался Томми. Фридерик и Мерик тоже набросились на еду. Картошка, между прочим, была сладковатой, знать - подмороженной.

Дрого окинул взглядом зал трактира и, удостоверившись, что никто из посетителей в его услугах не нуждается, присел за столик юных хоббитов, слегка крякнув.

- Жили раньше по-другому-с, вот что я вам скажу, милостивые судари, - продолжил он. – Пристойно жили, правильно… Да-с! Даже говаривали так – правильный хоббит! А что такое правильный, спрошу я вас?

Молодые «судари» уплетали завтрак, что есть мочи. Потому членораздельно ответить не смогли бы, хоть и хотели. Впрочем, ответа Дрого, видать, и не ждал. Потому и продолжил, время от времени оглядывая зал:

- Правильный хоббит – это тот, кто старших чтит, не перечит, живет по век установленным законам… Разве в прежние времена было такое, чтоб молодежь в трактирах сиживала, да вино с пивом не в меру хлебала? А после – отнеси их на сеновал да спать уложи, как детей малых… Не было такого, вот так-то! А чтоб молодежь к старшим обращалась без уважения, говорила: эй ты? Да ни в жисть! Ранее и к старшим, и ко младшим обращались с должной учтивостью. Господин мой, обращались, или сударь, иль милсударь… К вельможным людям иначе: государь, милостивый государь иль ваша милость… К вашим услугам, добавляли, кстати сказать… А кто по-иному – тому прилежно по ушам надавали бы… И при том жили весело! Ежели в трактире - да где угодно! - собирались более двух хоббитов, то без песен и плясок дело не обходилось… А нынче? За три последних вечера - да ни одной песни не спели. А когда что запоют - одна похабщина, тьфу!..

- Раньше, да раньше… - обгладывая кости, проворчал Мерик. – Все вы, милостивый сударь, так говорите… Все, кто постарше. Только я что-то не пойму, об каких временах речь-то идет. Я как-то не очень припоминаю, чтоб раньше жили по-другому…

- То-то и оно, - наставительно поднял палец хозяин трактира. – Речь, милостивые судари, идет о тех временах, когда народ наш безбедно жил в стране, кою знали и почитали, как Старую Хоббитанию…

- Ха! – воскликнул приятель. – Когда ж то было! Щас, поди, кто угодно может про те времена сказки да небылицы плести…

- Сказки, говоришь? – повысил голос Дрого, и глаза его сверкнули. - Небылицы? А Алая Книга - это как, небылица? Может, наши славные предки, их подвиги – тоже выдумки каких-то трактирных выпивох? Нет-с, юные вы мои господа! Вот, что я вам скажу – кто забывает славные деяния своих сородичей, тот не достоин называться хоббитом!

С этими словами старик гордо поднялся, одарив безмолвных приятелей гневным взглядом, развернулся и скрылся за трактирной стойкой.

- Что это на него нашло? – тихо спросил Томми, выплевывая мелкие кости на тарелку. – Чего это его перекосило?..

- Нашло, не нашло, - задумчиво произнес Мерик, - а сеновала, похоже, сегодня нам не видать…