- Не ко времени это, - ответила девушка. – Темнеет, а путь нам предстоит неблизкий…
Фридерик слегка поежился. Двигаться на запад, откуда совсем недавно донесся пугающий вой, не хотелось. Но, очевидно, другой дороги не было…
- Что там, на западе? - всё же спросил он.
- Горы, ущелья… - Мена задумалась. – Есть в тех местах остатки странного сооружения. Ходу до него, впрочем, пару дней. Я слышала, когда жила еще на юге, что в тех местах была эльфийская башня. Звалась она Эмит-Тимин… От нее и название древней крепости – Тиминская. Так же прозвали и ущелье, над которым возвышается башня…
- Вы там бывали? - поинтересовался Мерик.
- Бывала, - ответила девушка. – Только нет там никакой башни! Так, руины какие-то на склоне ущелья. К ним даже не подойдешь… А вот обозные людишки сказывают, что в ясную погоду руины эти видны издалека, но увидеть их – дурное предзнаменование!
- Не может это быть эльфийской башней, - уверенно заявил Мерик. – Настоящие эльфийские башни, как известно, от времени не разрушаются и врагам их не одолеть… Но глянуть хоть одним глазком было бы интересно…
- Как-нибудь в другой раз, - сказал Томми. – Глядите, уж скоро и вовсе стемнеет!
- Факел бы прихватить какой-нибудь… - в раздумье произнес Фридерик.
- Даже не думай! – откликнулся приятель.
И компания двинулась прочь от руин былой, грозной крепости, от опустевшего жилища покойной старухи, от выпущенного на свободу (а может статься, на съедение волкам), жалобно блеющего в сумерках стада коз. Шли быстро, но стемнело еще быстрей.
Впрочем, оказалось, что Мена прекрасно видит в темноте. Она уверенно шагала впереди. Хоббиты же, плохо различая дорогу, старались не отставать и держаться друг дружки. Всё же после нескольких часов блуждания меж едва различимых в ночном тумане скал и камней, почувствовав, что подустали, приятели запросились сделать привал. Хоббиты, как известно, ходоки неплохие, но привычные к определенному, неторопливому ритму.
- Отдыхайте, только недолго, - согласилась Мена. – До развилки следует добраться как можно скорее. Потом свернем на север, и где-то мили через две я знаю местечко, где можно остановиться и в безопасности передохнуть до рассвета…
Детские воспоминания, которые девушка считала одними из первых, были следующими: заплаканная, она сидит, прижавшись к забору, возле какой-то пыльной дороги и протягивает ладошку в сторону редкого прохожего. Тот стыдливо отворачивается, что-то бормочет себе под нос и, понуря голову, лишь ускоряет шаг…
Были и другие воспоминания: толстый мужик-крестьянин лупит ее розгой, а она крепко сжимает в ручонках краюху хлеба… Худая, изможденная, видимо смертельно больная женщина, лежащая на грязной кровати, гладит ее руку, повторяя «что же с тобой будет, девонька, когда я уйду?..» Толпа детишек бегает вокруг нее, смеется, тычет пальцами; а один, самый старший, подымает с грязной земли небольшой, такой, камень и замахивается…
Подобных воспоминаний было много. Но более других в памяти девушки сохранились незамысловатые детские издевательства и нередкие побои. Тогда же, возможно, у нее и появилось это прозвище – Мена (в смысле, та, которую часто обменивают). Так в поселениях западной Хордии называли разве что собак да, изредка, кошек. Спасибо еще, что не прозвали Найдой…
Годам к семи Мена поняла, что насмешки сверстников и нелюбовь взрослых вызывают какие-то изъяны в ее внешности. Но зеркал в деревенских домах отродясь не водилось, рассмотреть же себя как следует в быстрых ручьях, текущих лесными низинами, было, ох, как непросто! Поэтому девушка решила, что виной всему ее длинные, золотистые волосы. Все деревенские девочки были коротко пострижены (впрочем, как и мальчики), и лишь взрослые женщины носили волосы достаточно длинные, до плеч…
Следующее воспоминание: она сидит на берегу покрытой ледяной коркой копани и, роняя слезы на рваное, грязное платьице, тупым ножом обрезает свои и без того короткие локоны…
В восемь лет она впервые «сбежала». Впрочем, никто за ней не гнался. Никто и не пытался во что бы то ни стало вернуть ее домой (да и был ли у нее дом?). Была осень. Мена ушла в лес, где питалась одними грибами и, видать, по незнанию отравилась. После этого была какая-то полусгнившая хибара на краю нездорового соснового бора, была старушка, поящая ее какими-то странными отварами и произносящая странные, непонятные слова. Потом была лютая зима… Весной приютившая ее старуха умерла. Мена же, спрятавшаяся в густом кустарнике на краю лесной поляны, наблюдала, как незнакомые мужчины жгли дом и разоряли подворье…
Несколько последовавших за этим лет ничем не отличались друг от друга. Вначале лес, где девушка научилась добывать нехитрую пищу. Потом зимние морозы, голод, незнакомые селения… И опять насмешки и побои, крики «нелюдь!» вперемешку с камнями исподтишка. И опять – лес…
К тому времени, когда ей минуло двенадцать, Мена уже поняла, в чем причина всех бед: внешне она слишком походила на эльфа! А Старший народ почему-то в Северном Арноре недолюбливали… Пришлось опять отрастить волосы, тщательно скрывая от любопытных глаз свои уши. Улыбаться девушка и вовсе перестала.
Здесь следует заметить следующее: о том, сколько ей на самом деле лет, девушка лишь догадывалась, ориентируясь, на глазок, по своим, как она считала, сверстникам…
Когда ей минуло тринадцать, какой-то незнакомый, пьяный и потный мужик пытался затащить ее в угол вонючего сарая, где визжали свиньи и кудахтали куры. Но она вырвалась, даже не сообразив (понимание пришло позже), что тот от нее хочет… И убежала в лес, на этот раз окончательно.
Прошло пару лет…
Научившись жить в диких дебрях, питаясь тем, что даровала природа, она, наконец, нашла приют в общине странных лесных жителей. Они называли себя друидами, и совершенно не предавали значения физическим странностям девочки. Их жизненный уклад и, в особенности, их верования так и остались для Мены непонятными. Отношения между лесными людьми и полудикой девчонкой складывались по-разному, но особой любви, как ей показалось, она так и не заслужила. Прожив с друидами, в общей сложности, около трех лет, Мена, воспользовавшись первой же возможностью, сбежала…
Впрочем, кое-чему она за эти годы научилась таки. В первую очередь, она обучилась грамоте. Казалось непонятным, зачем друидам вообще нужна грамота. Ведь у них не было книг, да и летописей они не вели. Впрочем, девушка не ломала голову над этим странным вопросом (у лесных жителей всё было странным!), но училась с прилежанием и удовольствием, решив, что уж грамота в любом случае пригодится.
Также у друидов Мена переняла их знания о лесе и его обитателях. Но особенно девушка гордилась тем, что научилась неплохо стрелять из лука, а значит, могла теперь пережить (в одиночку) даже самую лютую зиму… Друиды, кстати сказать, никогда не стреляли из лука в беспечных диких животных. И вообще, в списке продуктов мясо у них не числилось. Питались «лесовики» (так прозвала их Мена) только «дарами природы»: ягодами, грибами, орехами, диким лесным медом, древесными соками. А также сочными, только друидам известными луговыми кореньями. И, кстати говоря, рыбой! Луки же странные лесные жители использовали исключительно против людей, нередко нарушавших границы их «владений».
Основными нарушителями лесных границ, самовольно установленных племенем друидов, являлись немногочисленные отряды охотников. Последние, как догадалась Мена, поначалу даже не подозревали о существовании каких-либо лесных «границ», но после одного-двух ранений (не смертельных, но очень болезненных!) они, как правило, уходили. И возвращались на следующий год хорошо вооруженными, готовыми к смертельной схватке с врагами, прячущимися меж ветвей вековечных деревьев. Убивать (насмерть!) друиды не любили, потому им приходилось отступать вглубь леса. Многие говаривали, что пора покинуть эти места.
Притаившись вечерами в ветвях разлапистых елей, Мена частенько подслушивала разговоры охотников, что велись у костра. Именно тогда она в первый раз услышала упоминание про «эльфийские башни». Тогда же, видимо, и родилась безумная мечта! «Если я действительно принадлежу к племени Старшего народа, то древние башни должны пропустить меня внутрь - рассудила девушка. Вот – единственный способ узнать, наконец-то, кто я такая: человек или эльф?..»
