- Можете называть меня Фридо, - промолвил молодой человек. – К вашим услугам… - И тут же получал в бок от приятеля.

- Заткнись, - прошипел Томми.

- Собачку же нашу кличут Альфой, - продолжал Мерик. - Она также сопровождает нас в нелегком путешествии. Она очень милая и незлобная псинка, а то, что она вас облаяла - это от чувства долга, и, так сказать, повинуясь своему собачьему инстинкту. Так что, вы на нее-с не обижайтесь…

Послышалось невнятное бульканье. Не сразу, но хоббиты всё же сообразили, что старуха смеется.

- Да, не дети, не дети… - произнесла она, наконец. – Значит, вы малорослики из Восточной долины! Учтивые и воспитанные, к тому же, что в наше время большая редкость. Все только и умеют, что хамить да ругаться непотребными словами… Кстати, ваши же собратья, в первую очередь! Так что, считайте, вы меня проняли до глубины души. Кто же вас, молодые люди, так воспитал?

- Ах, - смиренно ответил Мерик. – Нашим воспитанием занимались исключительно наши же почтенные родители…

- Передайте им мои поздравления! - прервала его старуха. – А сейчас я вот что скажу: нечего держать дверь моего дома открытой в такую сырую погоду и студить единственную теплую комнату. Решайте сами, либо следуете за мной внутрь, к очагу, либо идете своей дорогой!

- Благодарствуем, сударыня! – воскликнул Мерик. – С превеликим удовольствием!

- И перестань величать меня сударыней! - проскрипела старуха. – Терпеть не могу…

Один за другим хоббиты проскочили под рукой у грозной хозяйки и оказались внутри башни. Быстро привыкнув к яркому, как показалось после ночной мглы, свету, друзья огляделись.

Внутренности «дома» выглядели следующим образом: в центре полукруглого помещения пылал открытый очаг – единственный источник тепла и света, над которым висела пара казанков, покрытых толстым слоем сажи, и в которых, кстати говоря, что-то варилось. Всё пространство меж очагом и голыми, серыми стенами было выстлано пестрым ковром из козьих шкур. Низкий, закопченный, деревянный потолок с округлым отверстием посредине, в котором исчезал сизый дымок, поддерживали толстые, растрескавшиеся балки. В беспорядке, там и сям, валялась нехитрая домашняя утварь. К запаху очага и прелых козьих шкур примешивался приятный аромат незнакомых трав. В дальнем углу виднелась плотно закрытая низкая дверь. Вблизи двери лежала, казалось, беспорядочно набросанная куча шкур. Приглядевшись, Фридерик, к своему изумлению, заметил, что поверх них возлежит тонкая, изящная, человеческая рука.

- Мм… Дочка моя отдыхает - проследив за взглядом хоббита, заметила старуха. – Тяжелый у нее день нынче выдался… Так что не шумите, проходите и садитесь, где хотите. А собаку оставьте на подворье! Нечего ей делать в доме!

Фридерик мельком поймал унылый взгляд блеснувших в свете пылающего очага глаз Альфы, и дверь захлопнулась. «Ничего, - вздохнув, подумал хоббит, - до утра не пропадет…»

Скинув торбы, хоббиты подсели к очагу, невольно протянув свои озябшие руки и ноги к горячему пламени. Старуха, меж тем, ворча себе под нос, скрылась за приземистой дверцей.

- Ты врубился, Мерик? - тут же зашептал Фридерик, - Она про нас, хоббитов, знает! Наверняка, видела и обоз…

- Ты меня, что - за дурня держишь? - огрызнулся в ответ Мерик. – Всё я заметил…

- Тсс… - прошипел Томми, выразительно скосив глаза на неподвижную белую руку в углу. Меж тем, старуха бочком вывалилась из-за дверцы, плотно прикрыв ее за собой. В руках она держала несколько на удивление чистых мисок и ложки.

- Вы, молодые люди, губу-то не раскатывайте, – заявила она. – Щедрого угощения не дожидайтесь, не те нынче времена. Вот вы завтра, к примеру, уйдете восвояси, а мне - одной - здесь жить да жить. Аж до самой весны… Но законы гостеприимства я знаю! Тем более что сама пригласила… Редко, кого я пускаю в свой дом, это верно… Так что, не очень-то перебирайте!

Фридерик, меж тем, внимательно рассматривал сварливую хозяйку. Конечно же, она была из людского рода. И хоть жизнь, похоже, «согнула старуху пополам» (как говаривал старина Барсукс), была она заметно выше хоббитов. Длинная, серая, замаранная хламида висела на старухе, как старое тряпье на огородном пугале. Тонкие руки светились синими венами и были сплошь покрыты старческими пятнами. Лицо же, лицо! Сплошная маска из морщин с крючковатым носом и тонкими, бесцветными, потрескавшимися губами. Неопрятные комья седых волос торчали из-под жалкого подобия косынки, а густые, спутавшиеся брови не давали возможности даже разглядеть глаза. Ну, прямо ведьма из сказки!

Старуха, продолжая ворчать, разливала густое варево деревянным черпаком по мискам (не более двух черпачков в каждую, как заметил Фридерик). Повеселевший было Мерик загадочно подмигнув приятелям, и вновь обратился к старухе:

- Позвольте, разлюбезная наша хозяюшка-с, э… коль вам так не нравится наше к вам обращеньице-с, узнать, как же вас величать? В смысле, звать…

- Величать?.. – хмыкнула старуха. – А мне всё едино! Зовите, как хотите. Хоть Старухой!

Фридерик закатил глаза. Да что это они, громадины, сговорились все?

- Нет-с, - уверенно заявил Мерик. – Так не положено! Может быть, нам следует обращаться к вам «бабушка?..»

- Ха! – воскликнула старуха. – Тоже мне, внучек нашелся!..

- Или «тетушка…»

- Мм… - старуха, казалось, задумалась ненадолго. – Вообще-то, покойные родители называли меня когда-то Розочкой… Эх! Ну, какая из меня нынче «розочка?» Поди, одни колючки! Так что, не майтесь дурью, молодые люди. Старуха – она и есть старуха…

- Тогда, надеюсь, в свете всего вышесказанного, - продолжил Мерик, - вы, уважаемая, не станете возражать, если мы будем величать вас… э… тетушкой Розалиной!

- Тьфу на вас! – махнула рукой старуха. – Я же сказала, как хотите, так и зовите. Хоть розовым кустом!

- Хвала Единому, - вздохнув, произнес Мерик, бросив на приятелей красноречивый взгляд. – Теперь, когда мы, наконец, познакомились, можно приступить и к трапезе…

Горячая оловянная миска приятно обжигала руки. Варево, состоящее, в основном, из овсяной крупы (обоняние не подвело Мерика!) с крохотными дольками козьего мяса, сдобренное луком, чесноком и незнакомыми Фридерику травами, казалось на редкость вкусным. Вот только маловато! Фридо вздохнул, вылизывая остатки супца со дна миски и заедая зачерствелым куском ржаного хлеба. «Эх, пивца бы», - подумал он.

- Мм… благодарствуем, тетушка, - причмокивая и облизывая ложку, произнес Мерик. – Достойнейшая трапеза, не знаем, как и благодарить-с… Давно, очень давно так приятно не отобедовали!

Старуха лишь хмыкнула, но было заметно, что она польщена.

- Кстати, - тут же продолжил приятель, - позвольте поинтересоваться… Как мы с моими друзьями поняли из предыдущего нашего разговора, вам приходилось уже общаться с нашими уважаемыми соплеменниками?

Старуха лишь искоса глянула на хоббита и насторожилась.

- Может, и приходилось, а может, нет…

- И кстати, - подмигивая друзьям, продолжал Мерик, - вы, вроде бы, упомянули про наш народец, живущий в… э… Восточной долине, если я правильно понял, и что про него многим известно?

- Кому известно, кому неизвестно, - ответила старуха, насупившись. – Мне всё равно! Я тут одна живу, и только за себя в ответе!

- Но, тетушка…

- Никакая я тебе не «тетушка!» - вдруг заерепенилась та. – Ишь, чего удумали! Я их, видишь ли, подобрала посреди ночи, приютила, накормила… А они тут всякие каверзные вопросы задают! Так-то вас воспитали, оказывается? А кто вы такие и зачем в эти края заявились, о том ни словечка! Буду я всяким проходимцам отвечать…

- Ну, что вы, в самом деле?.. – потупившись, смущенно промолвил Мерик. – Если что не так, извините! А цель нашего, с позволенья сказать, визита ни для кого не секрет. Направлялись мы в Тиминскую крепость с неотложным делом к ихнему князю, да видать, малость заплутали. Что неудивительно, во тьме-то такой, да тумане…

Старуха фыркнула, и Мерик продолжил: