- Откуда я знаю? – возмутился Мерик. - В общем, я разочарован! Можешь сам взглянуть, если хочешь…

- Не хочу…

- И правильно! Плохими они строителями были, эти местные! Неудивительно, что всё у них поразвалилось!

- Почему ты так решил? – удивился Фридерик.

- Да потому, что они даже раствором не пользовались! А просто сложили одни камни на другие, как попало…

- Может быть, наоборот, они были искусными строителями, раз даже раствором не пользовались? - предположил Фридерик.

- Вот доберемся до настоящей крепости, посмотрим!.. – мечтательно произнес Мерик.

- В жисть не доберемся, коль не будем шевелить ногами, - заметил Томми.

И хоббиты двинулись в путь. Миновали «груду камней» с полуразрушенным сооружением невыясненного назначения посредине и ступили на древнюю дорогу, выложенную каменными плитами, на которых отпечатались глубокие колеи от телег.

Впереди, попахивая трубочкой, шествовал Томми, следующим плелся Фридерик, понуро глядя себе под ноги и поминутно вздыхая. Завершал процессию Мерик, жестикулируя руками и рассуждая вслух о глубоких рвах, неприступных стенах и уходящих в самое поднебесье башнях. Он постоянно норовил наступить на пятки Фридерику, потому вскоре молодой хоббит пропустил приятеля вперед. Альфа же бегала кругами, заглядывая в глаза то одному, то другому путнику, явно не понимая, в каком направлении следует двигаться.

Оказавшись за спинами приятелей, Фридерик почувствовал себя увереннее. Немного, правда, раздражала неприкрытая спина, но он решил, что Альфа не даст его в обиду в случае чего. Или, по крайней мере, заблаговременно предупредит об опасности.

Денек, между тем, выдался прелестным. Так часто бывает в разгар короткой северной осени.

Солнышко ласково согревало плечи. Прохладный воздух был неподвижен. Камни древней дороги приятно холодили ступни босых ног. Небо над головой было чистым и свежим, легкие перистые облачка лишь добавляли глубины синеве. Впрочем, было кое-что и непривычное. Очень скоро Фридерик понял, что именно. Тишина! Удивительная тишина окружала одиноких странников. Ни щебета птиц, ни жужжания насекомых, ни шелеста листьев… Только изредка осыпающиеся ручейки каменьев нарушали идиллию полнейшего одиночества.

Ландшафт, надо сказать, тоже был необычным. Хоббиты, понятное дело, привыкли к видам лугов, холмов, рек и перелесков родного закоулка. Величественные горы лишь обступали небольшую долину, и Фридерик, глядя на них со стороны, невольно представлял себе отвесные скалы, узкие каньоны, гранитные склоны, лишенные всякой растительности, а тропа, по которой им предстояло пройти до самой крепости, представлялась узкой, извилистой и крайне опасной. Действительность же оказалась полной противоположностью. Справа, сколько хватало глаз, простиралось плоская, однообразная равнина, покрытая пожелтевшей низкорослой травой. Лишь вдали, на севере, виднелись невысокие гранитные хребтики, напоминавшие, почему-то, застывшие в камне кости древних исполинских чудовищ. Унылую картину лишь слегка разбавляли отдельные, покрытые лишайником камни, рощицы уже знакомых хоббитам колючих деревец да редкие, сплошь сухие и покореженные стволы горного дуба. Впереди, у самого горизонта, недвижно нависали над плоскогорьем снежные вершины величественных гор, казавшиеся от этого еще более далекими.

Слева от дороги горное плато ограничивалось кромкой отвесной пропасти. Древняя дорога то проходила у самого ее края, то уходила вглубь нагорья. Хоббит, поначалу, не мог отвести глаз от чудной картины сказочной, покрытой легкой дымкой долины. Сейчас, при свете дня, она казалась еще прекрасней, чем ночью. Легко угадывались знакомые места: реки, холмы, леса. Замедлив шаг, он подумал, что, если давешнее ночное пожарище не было наваждением, то где-то там, меж знакомых оврагов должен клубиться характерный сизый дымок над пепелищем. Но дыма видно не было…

Увлекшись созерцанием мирной долины, Фридерик с размаху налетел на острый камень. Резкая боль заставила его даже вскрикнуть.

- Смотри под ноги, растёпа, а не по сторонам! – услышал он окрик Томми. – Свалишься – костей не соберешь…

Фридерик покорно кивнул и стал внимательней приглядывать за дорогой.

Неторопливый ритм путешествия навевал дремоту, и чтобы хоть как-то отвлечься, хоббит стал вспоминать старую песню, которую очень любил отец:

«Уже не виден отчий дом,

и хоть камин пылает в нем,

мы всё ж торопимся уйти,

и может, встретим на пути

невиданные никогда

селенья, горы, города.

Зовут на отдых вечера,

но нам с друзьями в путь пора!»

Фридерик приободрился. Оказывается, под знакомые слова песни шагать было куда легче и веселей. И он негромко стал напевать в такт шагам:

«Поляна, сад, усадьба, дом

безмолвно ускользнут за холм.

Нам только б на часок прилечь,

и снова в путь, до новых встреч!

Быть может, на пути нас ждет

подземный путь, волшебный взлет,

и если мимо мы пройдем,

то завтра снова их найдем,

и облетим весь мир земной

вослед за солнцем и луной!»

Молодой хоббит заметил, что Мерик замедлил шаги и стал прислушиваться к песне. Поэтому запел громче:

«Весь мир уснул, но путь не ждет –

зовет дорога нас вперед!

Но знаем мы, что ждет нас дом,

вернемся и камин зажжем.

Туман и мрак, и мгла, и ночь

пусть навсегда уходят прочь!

Светло, и ужин на столе –

заслуженный уют в тепле…»

Песня закончилась.

- Ух-ты! – восторженно воскликнул Мерик. – Я и не слыхал такой песни! Сам придумал?

- Нет, - сознался Фридерик. – Это очень древняя песня.

- Научишь меня?

- Конечно, - радостно согласился Фридерик. – На первом же привале…

Уже на третий день путешествия сложился определенный ритм движения.

Вставали затемно. Быстро завтракали, не разводя костра, и отправлялись в путь еще в предрассветных сумерках - светлая часть суток становилась всё короче. Шли часа три, потом делали недолгий привальчик, чтобы подкрепиться. Потом топали до самого полудня. Далее следовал добротный, часовой привал. Разжигали костерок, Мерик варил привычный походный супец, состоявший из небольшого количества особым образом замаринованной баранинки и картошечки, сдобренной фасолью и зеленым лучком со специями. Помидорчики с огурчиками быстро закончились, но ржаной хлеб, присыпанный крупной солью, был, по-прежнему, мягким и душистым. Завершала обеденную трапезу «полная» трубка душистой острожской махры.

Следующий короткий «перекус» устраивали часа через три, а затем шли до самых сумерек, заранее присматривая возможные места для ночевки.

Местность, тем временем, изменилась. Невысокие скалы закрывали обзор, и узкая тропа частенько терялась меж ними. Нередко приходилось преодолевать пренеприятные, каменистые осыпи. Раз или два путникам даже казалось, что они сбились с пути, заблукав в лабиринте скальных уступов. Но Томми каждый раз находил выход из положения: он взбирался как можно выше на окружавшие скалы и вскоре отыскивал их «путеводную звезду» - древнюю, выложенную растрескавшимися каменными плитами дорогу. Так и двигались – несколько миль по дороге, несколько миль - меж гранитных утесов.

Несколько раз на пути им попадались брошенные кострища. Фридерика они чрезмерно тревожили; однако Томми успокоил хоббита, уверенно заявив, что это, по всей вероятности, лишь следы Кроловых обозов.

Первым, как и повелось с самого начала, шествовал Томми. Оно и понятно: он был прирожденным следопытом, поскольку родился и большую часть жизни провел в лесах Восточного удела. Хорошо знал деревья, травы, повадки лесных животных и птиц. И хотя ничего подобного на пустынном плоскогорье не наблюдалось, природное чутье не покидало хоббита, и он уверенно отыскивал кратчайший путь среди однообразных, серых скал.

Следующим плелся Фридерик. К своему удивлению, он обнаружил, что оказался куда менее выносливым в походе, чем его приятели. Уже через пару часов пути он начинал заметно приотставать, а ко времени очередной ночевки и вовсе выбивался из сил. Особенно тяжело давались ему переходы по скальным участкам. Возможно, поэтому Томми предложил делать привалы почаще, останавливаясь почти каждый час «на перекурчик». Правда, Фридерик заподозрил, что приятель тоже устает (слишком тяжело и шумно тот дышал), и потому отнюдь не прочь лишний разок присесть да передохнуть.