- Пакгаузы? – спросил Теофил.

- Вот именно! Не кажется ли вам, уважаемый, что сие есть неслыханное расточительство? В условиях крайнего севера, я имею в виду.

- Все корабли, - спокойно ответил старый воин, - имеют свой срок службы. Когда их списывают на берег…

- Списывают? – невольно повторил Фридерик.

- Именно! Так вот, когда они приходят в негодность…

- Устаревают? – уточнила Мена.

- Ну да! Короче говоря, их разбирают на части, и из этих частей собирают пакгаузы - иными словами склады. В каком-то смысле, все эти строения – история нашего северного флота! Впрочем, все они будут вмиг сожжены, если в гавань Нордфоста прорвутся враги!

Приблизившись к самому краю гранитной набережной, Фридерик глянул на запорошенный легким снежком лед, что сковал воды рукотворного залива. Лед был темным и казался каким-то хрупким. «Интересно, - подумал хоббит, - если я сейчас возьму, да спрыгну вниз, не проломается ли он подо мной?» Впрочем, от этой мысли молодой человек сразу отказался. Фридерик попытался представить себе, как выглядит эта унылая набережная летом, когда в небе сияет теплое и ласковое солнышко, вокруг зеленеют невысокие деревца, а ленивые волны бьются об этот самый гранитный берег.

- Фридо! – донеслось до слуха хоббита. – Не отставай!

Молодой человек лишь вздохнул и вслед за приятелями двинулся меж застывших, как изваяния, кораблей. Можно было бы сказать, что вокруг стоит тишина. Но это было не так. Кроме звука шагов путников до слуха хоббита доносился чуть слышный плеск вод, скрип многочисленных мачт, скрежет льда и отдаленные крики чаек.

- Каждый мальчишка у нас, на севере, мечтает вырасти и стать прославленным мореходом, - неспешно повествовал Теофил, следуя во главе «странной компании» по каменному молу. – Но лишь единицы становятся настоящими «морскими волками»…

- Волками? – изумились приятели.

- Вы не ослышались! – невозмутимо продолжал старый воин. – «Морскими волками» зовут у нас, на севере – и не только у нас! – заслуживших почет и уважение моряков! Впрочем, далеко не всем выпадает такая честь – говорят, надо обладать особым даром, чтобы стать великим мореплавателем. Признаться, и я сам, будучи совсем юным, поступил на службу на один из прославленных ныне корветов. Но, знать – не судьба! Поглядите, сколько на кораблях разных снастей: «стоячий» и «бегущий» такелаж, рангоут, паруса… И при этом каждая снасть - веревки, переплетения канатов, концы и веревочки, а также крючки, гвозди и дощечки – каждая! – имеют свое собственное название! Блинд, фок, фок-марсель, грот, бизань, штаг, леер, стень, лось, бом-брамы, реи, марсы… А еще: топенанты, крюйсы, фалы, шкоты… Бушприты, гафели, фор-бом-брам-реи…

- Какой ужас! – воскликнул гном. – Это же и запомнить-то невозможно! Кто такое придумал?

- Кто придумал – не важно, - скорбно сообщил Теофил. – А важно, что я никак не мог уместить в своей юной голове все эти названия! Всё, что я запомнил и хоть как-то представлял, где оно находится, это – полубак, опердека, шканцы и полуют. А также – гальюн, где, как утверждали мои приятели, мне самое место… Короче говоря, не прошло и двух лет, как меня «списали» на берег. Я взял в руки обычный меч и понял, что мое место – на суше!

В этот момент приятели поравнялись с носом очередного корабля, который украшала деревянная скульптура полуголой девицы. Хоббиты невольно застыли с разинутыми ртами.

- Говорят, Силы Стихий любят обнаженных дев, - сообщил Теофил, с усмешкой наблюдая за молодыми людьми. – А потому кораблю, форштевень которого украшает подобная красотка, всегда будет сопутствовать удача!

- Ну, я вам скажу… – произнес гном, разглядывая «красотку», и смачно выругался.

- А что это? – воскликнул Фридерик, указывая на пространство между кораблями.

- Похоже на обнакнавенные бочки, - сообщил Чача. И действительно, всё пространство между бортами величественных кораблей было заполнено вросшими в лед залива бочками.

- Хм… - кашлянул старый воин. – Видите ли, господа, зимы у нас, на севере, бывают лютые, несмотря на теплое течение, что омывает берега залива. Пока льды достигают толщины не более полуфута – для зимующих в заливе кораблей это не опасно! Но если – а такое нередко бывало! – лед достигает двух футов толщины, он способен проломить борта любого судна! Потому мы и опускаем в воду меж кораблями бочки. Бочки хорошо просмолены – вода не может попасть вовнутрь – и в то же время каждая бочка содержит определенное количество тяжелых каменьев! Благодаря им бочки наполовину скрыты под водой. Если зима оказывается чересчур суровой, и толстые льды сковывают воды залива, первыми гибнут эти самые бочки – лед просто раздавливает их! Корабли же остаются целыми и невредимыми. Поверьте, не раз приходилось мне лицезреть летние воды гавани, полностью покрытые мелкими щепками раздавленных в зимних льдах бочек. В то же время, мне ни разу не приходилось слышать про гибель суден в зимних гаванях Нордфоста! Кстати, вечереет… - произнес Теофил, глянув на небо. – Нам следует возвращаться.

- Но мы еще прогуляемся сюда? – с надеждой спросил Фридерик.

- Возможно, - откликнулся старый воин, поглядывая в сторону нескольких стражников, что внимательно наблюдали за «странной компанией».

Угли в камине переливались неясными огоньками, отбрасывая таинственные отсветы на суровые, каменные стены чертога. Натянув толстое одеяло под самый подбородок и прислушиваясь к мерному посапыванию приятелей, Фридерик, несмотря на усталость, долго не мог заснуть. А потому предавался всяким мыслям.

Вначале он представил себе, как будет прекрасно выйти в море на величественном корабле под огромными белыми парусами! Как веет теплый ветер, и нос корабля разрезает могучие волны. Как соленые брызги, переливающиеся всеми лучами радуги, летят на палубу. И как где-то, вдалеке, встают из тумана очертания неизведанных земель, и темные, тяжелые облака цепляются за вершины незнакомых гор.

Потом хоббит вдруг припомнил старинные портреты на галерее третьего этажа, и подумал, что с ними связана какая-то тайна, и что неплохо было бы с портретами более внимательно ознакомиться при случае. Вот только короткие надписи под полотнами почти ни о чем не говорили молодому человеку. «Интересно было бы с кем-либо пообщаться по этому поводу. Но с кем? Со старым воякой Теофилом или молчаливым Эдмэром? А может быть проще всего обратиться к самому Страннику? Ведь тот уж, наверняка, знает своих дальних предков!» Но, почему-то обращаться с такой просьбой к человеку хоббиту совсем не хотелось.

Фридерик вздохнул и перевернулся на другой бок. И тут же припомнил своих призрачных преследователей… Последняя встреча с ними на голом склоне ледника могла оказаться донельзя трагической. «Ах, - подумал он, - как хорошо, что эти таинственные всадники, похоже, позабыли обо мне. А возможно, просто потеряли мой след, пока мы коротали долгую зиму в башне Торхан-Соэль». И тут же признался себе, что чувствовал себя как-то спокойнее за стенами древней эльфийской твердыни, чем здесь, в стенах северной цитадели. Впрочем, куда беспокойнее он чувствовал себя в трясущейся и подскакивающей на каждом ухабе холодной и вонючей кибитке. И дело было не столько в загадочных преследователях, которые так и не показались, а в постоянном ожидании, что вот они вдруг да появятся или кто-то другой остановит повозку… В результате так и случилось. И хорошо, что рядом был Палландо. И вообще, когда маг рядом, чувствуешь себя гораздо увереннее!

С этими мыслями хоббит вновь перевернулся и, бросив прощальный взгляд на мерцающие уголья, закрыл глаза и почувствовал, что наконец-то засыпает…

В тяжелую, дубовую дверь негромко постучали. Вначале раздались два коротких удара костяшками по двери. Затем, через небольшую паузу, последовал один более сильный удар и опять два - едва слышных…

- Входи, Теофил! – промолвил Странник, откладывая в сторону книгу. Дверь отворилась и на пороге чертога, освещенного единственной свечой да пламенем в камине, показался старый воин, держащий в руке лучину.