Ах, что ни говори, тетушка Азалия умела вселить оптимизм в душу! Впрочем, старик постель не марал…

Осторожно Фридерик выяснил, где спрятала матушка вещицы, что обнаружились при странных обстоятельствах на склоне Заячьих оврагов и несколько раз (в отсутствие Эмилии) забирался на чердак старого сарая, разгребал подплесневевшее сено в дальнем углу и разворачивал старую тряпицу, в которую матушка завернула серебряного горного ястреба и древнюю Книгу. Полюбовавшись недолго «сокровищами», он так же бережно возвращал их в матушкину «схованку» до следующего раза…

Приходил престарелый Хуко Брускинс из Срединных Брусков, с которым несколько последних лет Фридерик попеременно (по десять дней и ночей каждый) стерегли отару овец на верхнем пасовище. О чем-то яростно спорил с матушкой, укрывшись за сараем, и ушел очень злым и обиженным…

И конечно же, по дороге из Бринбурна в Заречье заскочили в гости приятели Мерик и Томми. Получился не очень шумный, но приятный вечерок. Матушка, впрочем, вела себя очень настороженно, то и дело прикладывая указательный палец к своим губам (когда приятели этого не видели). Потому, наверное, и Фридерик вел себя несколько напряженно, так и не рассказав о своих приключениях, хоть за язык тянуло. Договорились в следующем месяце рвануть в Редколесье «попугать сонную дичь». Спать улеглись приятели на сеновале, но Фридерик так и не сомкнул глаз до рассвета. Лишь когда поутру гости отправились своей дорогой, мать и сын перевели дух…

Настало очередное весеннее утро…

Фридерик окончательно окреп и уже просыпался, как раньше, «с первыми петухами». Впрочем, чаще всего пробуждение провоцировали неугомонный щебет вернувшихся с юга птиц и жужжание немногочисленных еще мух, что пробудились в нагретом лучами весеннего солнца доме. Двор покрылся островками зеленой, неокрепшей травы и первыми, несмелыми цветочками – объектами особого внимания домашней живности. Псина куда-то подевалась еще дня два тому, но никто по этому поводу особенно не переживал - вернется…

С удовольствием обливаясь холодной, душистой в это время года водой и отфыркиваясь, Фридерик думал о том, что следует не тянуть – закончить ремонт нижнего загона за день-два (давно бы закончил, кабы не этот лентяй Хуко), поскольку соседи ждут не дождутся, когда уж можно будет согнать своих овец в одно стадо, прибавив, при случае, пару десятков коз. А там – пару дней, и можно двигаться на пастбище.

Из трубы дома лениво валил сизый дымок и матушка возилась с завтраком, привычно гремя посудой. Фридерик вытерся мягким полотенцем, запахнул куртенку и, прежде чем поспешить на матушкин призыв к утренней трапезе, решил заскочить на минутку в «отцовский домик».

Привычно распахнув дверь и переступив порог, Фридерик остановился. В комнате что-то переменилось - он это сразу почувствовал! Причем, вначале именно почувствовал, а лишь спустя мгновение понял, что именно…

В доме царил привычный полумрак. Старец – белое пятно на белом – так же неподвижно лежал на постели, руки безвольно покоились на покрывале; волосы, как и ранее, разметались по подушке… Ничего в положении незнакомца не изменилось, кроме одного. Его глаза были открыты - именно блеск глаз привлек внимание Фридерика. Они не блуждали бесцельным взглядом, как и должно было быть, а внимательно смотрели на молодого хоббита. И хотя во взгляде человека читалось необычное спокойствие, ноги Фридерика поневоле подкосились, и он опустился на ближайшую табуретку.

Честно говоря, одним из первых порывов его было бежать и позвать матушку. Но хоббит быстро совладал с собой, подумав, что этим лишь напугает незнакомца. Поэтому, переждав, пока ноги вновь станут в меру послушными, он привстал и пересел на скамью поближе к постели старца. «Удивительно, - подумал он, - я так долго ждал этого момента, столько надеялся, что оказывается, уже и надеяться перестал…»

Глаза незнакомца, меж тем, продолжали изучать лицо молодого хоббита. И тот, невольно, отметил про себя, что ни разу в жизни не видел таких глаз. Они были неестественно светло-светло серыми, почти белыми, с крохотными черными провалами-зрачками. Белки же глаз казались ослепительно белыми, без малейших признаков мельчайших кровеносных сосудов. На Фридерика смотрели глаза очень молодого человека! И это столь не вязалось со старым, дряблым телом, лежащим в постели отца, что он, невольно, отпрянул.

Тем временем, губы незнакомца слегка дрогнули, и Фридерик скорее понял, чем расслышал, как тот произнес:

- Как… тебя… зовут?..

- Фриде… - хоббит откашлялся. – Фридерик…

- Фридо… - устало повторил старик. – Хорошее имя… - и закрыл глаза.

И тут молодой человек вскочил, и с криком «матушка!» бросился вон из дома…

========== Глава 3. Старик. ==========

Прошло несколько дней.

Большую часть свободного времени Фридерик проводил у постели старца, который, казалось, медленно возвращался к жизни. Молодой хоббит с удовольствием пересказывал незнакомцу известные истории о своем народце, местах, где ему удалось побывать, делился последними, дошедшими до их закоулка новостями. Старик же всё больше молчал, лежал неподвижно, закрыв глаза; но стоило лишь Фридерику замолчать, движением пальцев давал знать, что готов слушать дальше.

Матушка, как могла, ухаживала за больным, кормила его овсяной похлебкой и свежим хлебом, поила отварами из трав. При этом странно поглядывала на сына и нередко укоризненно качала головой. Из чего Фридерик заключил, что, хоть матушка по-прежнему не одобряла его поступка, но всё же готова была ухаживать за чужаком, в основном именно ради сына.

Погода, меж тем, порядком испортилась, что нередко случалось ранней весной. Невольно задерживался и перегон уже собранного стада на верхние пасовища. Делать, как говорится, было нечего, и Фридерик всё больше времени проводил у постели незнакомца. Серебряная статуэтка ястреба и завернутая в тряпицу Книга уж несколько дней лежали на каминной полке в домике отца рядом с подсвечником, в котором матушка постоянно зажигала новую свечу с приходом сумерек. Пересказав, в очередной раз, последние деревенские сплетни, что принес днем лентяй Хуко, Фридерик, наконец, отважился задать вопрос, который, естественно, тревожил его ни один день:

- Скажите, сударь, как мне вас величать? Как ваше имя?..

Старик ненадолго остановил взгляд своих странных глаз на хоббите и негромко произнес:

- Зови меня Стариком…

- Но это же не имя! - возразил Фридерик.

- Имя свое я утратил на равнинах Горгорота… - тихо промолвил тот. Название, которое произнес Старик ни о чем конкретном молодому хоббиту не говорило, хоть и показалось странно знакомым.

- Но как вы попали сюда, откуда вы?

- Это очень длинная история… - Старик закрыл глаза, и Фридерик сразу догадался, что сегодня истории этой он не услышит…

- А статуэтка горного ястреба?

Тот вновь открыл глаза и с интересом глянул на Фридерика.

- Ты знаешь эту птицу? Мне казалось, в ваших краях эти создания не водятся…

- Водятся, вернее - залетают… Хотя, конечно, птица эта редкая, - согласился хоббит.

- Эта статуэтка, как ты сам выразился - память о моем старом друге… - пояснил Старик, устало махнув рукой.

- С ним что-то случилось? – не унимался хоббит.

- Думаю, он умер…

- Ох, простите, сударь…

- Не надо извиняться, Фридо. – Старик вздохнул и хмуро глянул на хоббита. – По правде говоря, я и не знаю толком, жив он сейчас, или нет…

- А Книга?.. Она ваша? – осторожно поинтересовался Фридерик. Старик слегка прищурил глаза, отчего сеть неглубоких морщин разбежалась по его бледному лицу.

- Не совсем… - наконец произнес он, и хоббит подумал, что и по поводу этой загадочной книги ничего не услышит. Тем не менее, минуту спустя Старик продолжил:

- Эта Книга ранее принадлежала моему другу… Я знаю, ты интересовался, что там внутри, но… - он слегка приподнял руку, прерывая объяснения, что были готовы сорваться с уст Фридерика. – Но у тебя ничего не вышло, ты даже не смог ее открыть…