Вставить дубинку меж челюстей. Ударить ножом в шею.

Нельзя есть волков. В их требухе живут черви. Как и в их сердце. Их мясо воняет падалью, их мышцы — словно подошва от сапога. Тогда мне было неважно. Я вскрыл своей добыче брюхо, вынул горячее и всё ещё слабо сочащееся остатками жизни сердце и впился в него зубами. Не думаю, что рассказ об этом будет интересен читателю. Скажу лишь, что наскоро снятые куски шкуры мне очень сильно пригодились. Я щедро полил свои замёрзшие ноги тёплой кровью, тщательно обтёр и обмотал на манер степных онучей. Правда степняки, у которых я этому научился, засмеяли бы меня за такой вид.

Я продолжил свой путь по горам.

* * *

С каждой минутой погода становилась всё хуже и хуже. Холодный ветер теперь нёс с собой с собой не одинокие снежинки, а снежную крупу, постепенно собиравшуюся в небольшие сугробы. Хуже всего было то, что тощую луну закрыли тучи, совсем лишив меня света. Сколько я не напрягал глаза, сколько не силился увидеть хоть что-то — вокруг опустилась кромешная тьма. Приходилось идти наугад, надеясь лишь на удачу.

Два или три часа я бродил среди расщелин, пока не наткнулся на тропинку. Или на то, что мне тогда казалось тропинкой. От холода я уже плохо соображал и шёл вперёд лишь потому, что надо было идти. Слегка согретые ноги снова задубели и перестали чувствовать землю, всё тело била крупная. Я не переставая кутался в куцую рубаху, словно это могло хоть как-то помочь.

Тропа петляла среди камней, постепенно спускаясь вниз, пока не упёрлась в обрыв. В нём были вытесаны ступени, но как я не шарил руками по отвесной скале — найти верёвку не смог. Неужели никто из ойгров не следит за этим путём?

Я начал осторожно спускаться вниз, вжимаясь в скалу и тщательно проверяя каждый свой шаг. Ветер пытался оторвать меня от камня и сбросить вниз, а покуда ему это не удавалось — страшно завывал вокруг. Шаг за шагом я едва полз, пока мои пальцы вдруг не провалились в пустоту. Ступеньки окончились возле входа в пещеру. Останавливаться было нельзя, нужно было идти, но я заледенел настолько, хотелось хоть на мгновение спрятаться от ветра. Я зашёл в пещеру. Не запоминая пути, не разбирая ничего перед собой, я шёл и шёл. Меня даже не смутило, что пещера на удивление прямая и не содержит поворотов. Так я двигался то тех пор, пока не натолкнулся на камень и не упал. Я стал ощупывать препятствие негнущимися пальцами и вдруг меня осенило. Я заметался в стороны, проверяя свою догадку.

Кирпичные стены. Мощёный пол. Я в гробнице Ари. Куда-то идти больше не хотелось, не хотелось бороться. Я нащупал в центре комнаты каменный гроб и залез в него. Мысли таяли как тумане.

Менестрель, непрерывно скуля и спотыкаясь, занёс в палатку небольшой, но явно очень тяжелый сундучок. Толстячок смешно похлопал себя по поясу, ища нужный кармашек, после чего извлёк оттуда ключ и стал ковыряться в замке. Замок не поддавался, предательски щёлкая, пока ключ делал оборот за оборотом. Артур смотрел на всё это дело с лёгкой улыбкой прекрасно выспавшегося человека и потягивал из глиняной крынки козье молоко. Наконец, старому следопыту надоело смотреть за страданиями королевского слуги и он подошёл к сундучку.

— Посторонись. Это замки тонкой работы, если в них забивается грязь — механизм перестаёт работать.

Артур оглянулся по сторонам, взял со стола шило для сшивания листов, вынул из сапога нож и отстругал от стола небольшую деревянную щепку, после чего начал тихо проговаривать про себя:

— Первый пусто, второй пусто, третий щелчок… Пусто, щелчок… Пусто, пусто… О! — Артур бросил открытый замок менестрелю. — Не благодари.

— Господин, это замок эаддских мастеров, а вы открыли его меньше чем за минуту.

Артур сделал долгий глоток молока и вытер белый след на усах.

— Мальчишка, который научил меня этому делу, мог открыть замок за три щелчка пальцев, — следопыт для внушительности щелкнул три раза. — А у меня пальцы тридцать три раза переломанные и ничего не чувствуют. Готов записывать дальше?

— Ваш рассказ о том, как вы замёрзли насмерть в горах? Признаюсь, у вас мастерство обрывать истории на таких моментах.

— Это не я так придумал. Далеко отсюда люди долгими тёмными ночами развлекают друг друга историями. Хорошим тоном считается вставить историю в историю, а внутрь неё ещё одну историю. Ты рассказываешь историю про рыбака, что поплыл через море в далёкий город купить подарок жене. В городе он встречает в таверне вора, который украл все кольца с пальцев градоправителя, кроме одного перстня с рубином, и вот уже твой сосед рассказывает, как эта кража происходила. Посреди истории вор влюбляется в колдунью, получившую свои силы от мужа, и мы теперь слушаем рассказ о любви колдуна и колдуньи. У колдуна и колдуньи был сын… Нет, эту историю не рассказывают при женщинах и детях.

Артур бросил взгляд на Гильду и Кульнева-младшего и улыбнулся самому себе, после чего сменил тему:

— Лучшим сказителем был тот, кто мог в любой момент вернуться к своей истории и возобновить её с того места, на котором остановился. Даже если это было не то что дни назад, а годы! Говорят, что всего таких историй тысяча без одной. Учитывая, как они часто повторяются, меняя лишь героев да места, я насчитал около двухсот.

Менестрель закончил расставлять на столе письменный принадлежности, окунул перо в чернильницу и вопросительно посмотрел на Артура. Следопыт закинул голову назад и произнёс:

— Что ж, меня окружала полная темнота и было так душно, что я решил будто черти утащили меня в своё царство…

* * *

Меня окружала полная темнота. Было так душно, что я решил будто уже нахожусь в царстве у чертей. Достойная смерть, ничего не скажешь. А ещё нос щекотало так сильно, что страшно хотелось чихнуть, вот только сил на это не было. Я попытался поднять руку, но она упёрлась во что-то мягкое и пушистое. Похоже на шкуру… Я провёл рукой до самого лица и как следует надавил вверх, от чего надо мной открылась небольшая щель, откуда сразу повеяло свежим и чертовски холодным воздухом. Стало легче дышать и легче думать. Что же случилось?

Я был мокрый, как мышь, и слабый, как мышь, но совсем не ощущал болезни. Пальцы на руках были на месте, на ногах судя по всему тоже. Неужели я не замёрз? Надо было узнать, что происходит вокруг, поэтому я схватился за край шкуры и дёрнул её вниз, открывая путь наружу. Света стало достаточно, чтобы я увидел вокруг себя небольшой шалаш, в котором с трудом мог поместиться один человек. Шалаш был построен из толстых веток и надёжно укрыт звериной шкурой, а вдоль всего моего тела на расстоянии пары ладоней лежали странные камни со слабо сверкающими прожилками.

Свет ненадолго померк. Выход наружу перекрыла человеческая голова, которая нараспев произнесла:

— Сильное тело даровано было тебе, но пуста голова, коль решил ты в горах ночевать без огня и одёжки. Лежи, выздоравливай, сил набирайся, а мне не мешай.

Я мог узнать этого голос из тысяч, хоть и слышал его всего раз в жизни. Этот язык, это мелодичное наречие… Слепой старик поднёс к шалашу раскалённый в костре камень, положил рядом с моей головой и засыпал снегом. От камня пошёл удушливый пар, мигом заполнивший тесное пространство. Запах щипал нос. Что-то одновременно знакомое, но никогда прежде мной не слышимое… Старик вытащил остывшие камни из шалаша и снова закрыл выход шкурой. Я сделал ещё один глубокий вдох и провалился в сон.

* * *

Менестрель вежливо перебил Артура:

— Простите, господин, какой язык? Вы так редко упоминаете что-то про речь встреченных вами людей…